Кроме того, у него нет уверенности в себе, он нуждается в постоянном поощрении. Если бы возле него был близкий друг, человек, который стал бы между ним и буднями жизни, ежедневно и ежечасно втягивал его в радости бытия, внушал уверенность в себе и возбуждал честолюбие, тогда из Вальтера вышел бы великий поэт, а при его пассивном отношении к жизни… И еще эта несчастная любовь…
– Несчастная любовь? – воскликнул Стефан, вскакивая со своего места и с удивлением глядя на Беренда. – Несчастная любовь? Господи, неужели наш профессор влюбился?
– Нет, я не знаю, – поспешно возразил Беренд, прикусив язык. – Я только высказываю предположение.
Однако Стефан не поверил ему.
– Пожалуйста, не выдумывайте. Раз уж проболтались, так говорите всю правду. В кого влюблен профессор? Когда это случилось? Почему его любовь несчастна? Вероятно, она – француженка, и со стороны ее родителей встретились препятствия? Национальная вражда… не правда ли?
– Ничего не знаю! – твердо заявил Беренд.
– Вы прямо невыносимы со своим вечным «не знаю», – проворчал Стефан. – Я убежден, что вам все прекрасно известно, и не понимаю, почему вы делаете из этого тайну. Кажется, вы можете положиться на мою скромность?
– Повторяю вам, – это – только мое предположение. Вы знаете замкнутость Вальтера; он никогда не сказал бы ничего, если бы даже мое предположение оказалось верным. Во всяком случае, я убедительно прошу вас ничего не говорить по поводу моего подозрения кому бы то ни было, даже вашей супруге.
– Боже сохрани! – воскликнул Стефан, осторожно покосившись на дверь, за которой скрылась его жена. – Боже сохрани, ей ничего нельзя говорить. Она поднимет на ноги все женское население Б., если сообщить ей такую новость. В глазах наших дам Фернов – и так герой, а если его еще окружить ореолом безнадежной любви, то он совершенно погибнет от романтического участия к его судьбе всех кумушек города. Вот уж никогда не подумал бы, что наш робкий, болезненный профессор так быстро преобразится и физически, и морально, и умственно. Он идет на войну, сражается, как герой, пишет стихи и, в конце концов, влюбляется. Прямо поразительно!
– Извините меня, но мне нужно уйти, – сказал Беренд, видимо не желавший говорить на эту тему.
– Идите с Богом, – сердито ответил Стефан, – ведь от вас все равно не выжмешь ни слова. Пусть только профессор приедет сюда, я ему хорошенько намылю голову; он еще смеет поддаваться унынию!
Беренд слегка усмехнулся.
– Попробуйте! Я уже принимал все меры, чтобы образумить его, но с этой болезненной меланхолией ничего не поделаешь.
Молодой врач ушел, оставив Стефана в дурном расположении духа. Праздничное настроение, вызванное предполагаемым приездом Фернова, было испорчено сообщением Беренда; если бы даже профессор и приехал, то, судя по словам его друга, вряд ли оценил торжественную встречу, приготовленную его домохозяином. Следовательно, нечего было ожидать, что его обрадует сюрприз доктора Стефана, который находил, что со смертью Фридриха все пошло вверх дном.
Смерть племянника очень подействовала на Стефана и его жену; они не могли забыть, что расстались с Фридрихом, как со слугой, а вернулся он к ним в роскошном гробу, в качестве ближайшего родственника. Их обоих, точно так же, как и Джен, мучило сознание вины перед тем, кого они все тщетно искали, на чьи поиски тратили тысячи; а он жил рядом с ними, под одной кровлей, но не пользовался и сотой долей благ и привилегий, на которые имел право. Бедный Фридрих был благодарен даже за то немногое добро, что видел от Стефанов.
Кто же мог подумать, что Фридрих Эрдман, которого профессор Фернов привез в Б. в качестве слуги, и пропавший сын миллионера Фриц Форест – одно и то же лицо? Фамилия, которую Фридрих унаследовал от своего приемного отца, ввела его родственников в заблуждение. Называйся он Форестом, вероятно, все сейчас же обнаружилось бы.
Вообще обстоятельства сложились крайне печально для племянника Стефана. Если бы Джен приехала в дом доктора под своим настоящим немецким именем «Иоганна Форест», может быть, это имя и вызвало у Фридриха какое-нибудь воспоминание детства, тем более, что он знал о пребывании своих настоящих родителей в Америке. Понятно, что в качестве слуги профессора Фридрих не мог быть настолько откровенным ни с доктором, ни с его женой, чтобы посвящать их в свое семейное положение, а сам профессор, которому была известна настоящая фамилия Фридриха, вообще ни с кем не вступал ни в какие частные разговоры, а тем более не стал бы касаться прошлого своего лакея. Таким образом брат и сестра прожили несколько месяцев под одной кровлей, чуждаясь друг друга, и только в минуту смерти Фридриха выяснилось это страшное недоразумение. Но, может быть, все это было не простым случаем, а предопределением судьбы, и из всех богатств отца на долю Фридриха выпал лишь богатый могильный памятник, да и тот был нужен не ему, а его близким. Вскоре после смерти молодого Фореста Аткинс получил от Франца Эрдмана письмо с адресом приемного брата, жившего у профессора Фернова, и дословным подтверждением того, что было уже и так известно. Никаких сомнений больше не оставалось!
Отношения между Джен и ее родными стали еще холоднее, чем прежде, молодая девушка не сделала ни малейшей попытки сблизиться с дядей и теткой. Когда Джен с телом умершего брата вернулась в Б. в сопровождении Аткинса и Алисона, Стефан и его жена встретили племянницу с сочувствием к ее горю; но молодая девушка замкнулась в своей печали, молча переносила несчастье, не принимая слов утешения. Родственники не в состоянии были понять ее чувства и еще более, чем когда-либо, убеждались в бессердечии Джен.
То, что сообщил Беренд Стефану относительно возвращения Вальтера, касалось и мисс Форест. Ее дальнейшая жизнь зависела от Фернова, и она ждала его приезда, встречи с ним, чтобы окончательно решить свою судьбу.
Аткинс тоже поселился на зиму в Б., чтобы не оставлять Джен; что касается Алисона, то он после похорон Фридриха немедленно уехал. Он видел, что его присутствие не только не способствует смягчению горя невесты, а, наоборот, раздражает ее, и потому решил продолжать свое путешествие и, посетив крупнейшие города Европы, только весной вернулся в Б. До сих пор ни доктор Стефан, ни его жена не знали, что Алисон – жених их племянницы. Джен не обмолвилась им ни одним словом.
После смерти Фридриха Джен начала собираться в дорогу, ей больше незачем было оставаться в Германии. Аткинс должен был сообщить родственникам молодой девушки, что она вернется в Америку в качестве миссис Алисон, и потому было бы желательно, чтобы свадьба состоялась в доме ее дяди. В согласии Стефана нельзя было сомневаться, может быть, это и было причиной того, что американец не торопился со своим сообщением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
– Несчастная любовь? – воскликнул Стефан, вскакивая со своего места и с удивлением глядя на Беренда. – Несчастная любовь? Господи, неужели наш профессор влюбился?
– Нет, я не знаю, – поспешно возразил Беренд, прикусив язык. – Я только высказываю предположение.
Однако Стефан не поверил ему.
– Пожалуйста, не выдумывайте. Раз уж проболтались, так говорите всю правду. В кого влюблен профессор? Когда это случилось? Почему его любовь несчастна? Вероятно, она – француженка, и со стороны ее родителей встретились препятствия? Национальная вражда… не правда ли?
– Ничего не знаю! – твердо заявил Беренд.
– Вы прямо невыносимы со своим вечным «не знаю», – проворчал Стефан. – Я убежден, что вам все прекрасно известно, и не понимаю, почему вы делаете из этого тайну. Кажется, вы можете положиться на мою скромность?
– Повторяю вам, – это – только мое предположение. Вы знаете замкнутость Вальтера; он никогда не сказал бы ничего, если бы даже мое предположение оказалось верным. Во всяком случае, я убедительно прошу вас ничего не говорить по поводу моего подозрения кому бы то ни было, даже вашей супруге.
– Боже сохрани! – воскликнул Стефан, осторожно покосившись на дверь, за которой скрылась его жена. – Боже сохрани, ей ничего нельзя говорить. Она поднимет на ноги все женское население Б., если сообщить ей такую новость. В глазах наших дам Фернов – и так герой, а если его еще окружить ореолом безнадежной любви, то он совершенно погибнет от романтического участия к его судьбе всех кумушек города. Вот уж никогда не подумал бы, что наш робкий, болезненный профессор так быстро преобразится и физически, и морально, и умственно. Он идет на войну, сражается, как герой, пишет стихи и, в конце концов, влюбляется. Прямо поразительно!
– Извините меня, но мне нужно уйти, – сказал Беренд, видимо не желавший говорить на эту тему.
– Идите с Богом, – сердито ответил Стефан, – ведь от вас все равно не выжмешь ни слова. Пусть только профессор приедет сюда, я ему хорошенько намылю голову; он еще смеет поддаваться унынию!
Беренд слегка усмехнулся.
– Попробуйте! Я уже принимал все меры, чтобы образумить его, но с этой болезненной меланхолией ничего не поделаешь.
Молодой врач ушел, оставив Стефана в дурном расположении духа. Праздничное настроение, вызванное предполагаемым приездом Фернова, было испорчено сообщением Беренда; если бы даже профессор и приехал, то, судя по словам его друга, вряд ли оценил торжественную встречу, приготовленную его домохозяином. Следовательно, нечего было ожидать, что его обрадует сюрприз доктора Стефана, который находил, что со смертью Фридриха все пошло вверх дном.
Смерть племянника очень подействовала на Стефана и его жену; они не могли забыть, что расстались с Фридрихом, как со слугой, а вернулся он к ним в роскошном гробу, в качестве ближайшего родственника. Их обоих, точно так же, как и Джен, мучило сознание вины перед тем, кого они все тщетно искали, на чьи поиски тратили тысячи; а он жил рядом с ними, под одной кровлей, но не пользовался и сотой долей благ и привилегий, на которые имел право. Бедный Фридрих был благодарен даже за то немногое добро, что видел от Стефанов.
Кто же мог подумать, что Фридрих Эрдман, которого профессор Фернов привез в Б. в качестве слуги, и пропавший сын миллионера Фриц Форест – одно и то же лицо? Фамилия, которую Фридрих унаследовал от своего приемного отца, ввела его родственников в заблуждение. Называйся он Форестом, вероятно, все сейчас же обнаружилось бы.
Вообще обстоятельства сложились крайне печально для племянника Стефана. Если бы Джен приехала в дом доктора под своим настоящим немецким именем «Иоганна Форест», может быть, это имя и вызвало у Фридриха какое-нибудь воспоминание детства, тем более, что он знал о пребывании своих настоящих родителей в Америке. Понятно, что в качестве слуги профессора Фридрих не мог быть настолько откровенным ни с доктором, ни с его женой, чтобы посвящать их в свое семейное положение, а сам профессор, которому была известна настоящая фамилия Фридриха, вообще ни с кем не вступал ни в какие частные разговоры, а тем более не стал бы касаться прошлого своего лакея. Таким образом брат и сестра прожили несколько месяцев под одной кровлей, чуждаясь друг друга, и только в минуту смерти Фридриха выяснилось это страшное недоразумение. Но, может быть, все это было не простым случаем, а предопределением судьбы, и из всех богатств отца на долю Фридриха выпал лишь богатый могильный памятник, да и тот был нужен не ему, а его близким. Вскоре после смерти молодого Фореста Аткинс получил от Франца Эрдмана письмо с адресом приемного брата, жившего у профессора Фернова, и дословным подтверждением того, что было уже и так известно. Никаких сомнений больше не оставалось!
Отношения между Джен и ее родными стали еще холоднее, чем прежде, молодая девушка не сделала ни малейшей попытки сблизиться с дядей и теткой. Когда Джен с телом умершего брата вернулась в Б. в сопровождении Аткинса и Алисона, Стефан и его жена встретили племянницу с сочувствием к ее горю; но молодая девушка замкнулась в своей печали, молча переносила несчастье, не принимая слов утешения. Родственники не в состоянии были понять ее чувства и еще более, чем когда-либо, убеждались в бессердечии Джен.
То, что сообщил Беренд Стефану относительно возвращения Вальтера, касалось и мисс Форест. Ее дальнейшая жизнь зависела от Фернова, и она ждала его приезда, встречи с ним, чтобы окончательно решить свою судьбу.
Аткинс тоже поселился на зиму в Б., чтобы не оставлять Джен; что касается Алисона, то он после похорон Фридриха немедленно уехал. Он видел, что его присутствие не только не способствует смягчению горя невесты, а, наоборот, раздражает ее, и потому решил продолжать свое путешествие и, посетив крупнейшие города Европы, только весной вернулся в Б. До сих пор ни доктор Стефан, ни его жена не знали, что Алисон – жених их племянницы. Джен не обмолвилась им ни одним словом.
После смерти Фридриха Джен начала собираться в дорогу, ей больше незачем было оставаться в Германии. Аткинс должен был сообщить родственникам молодой девушки, что она вернется в Америку в качестве миссис Алисон, и потому было бы желательно, чтобы свадьба состоялась в доме ее дяди. В согласии Стефана нельзя было сомневаться, может быть, это и было причиной того, что американец не торопился со своим сообщением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53