И все в один голос (что и говорить, неплохие были ребята!) воскликнули:
– Принять!
Бока обернулся к служанке:
– Скажите ему, пусть приходит. Это наш ответ.
Мари, разинув рот, глядела на все эти диковинки: на войско, на фуражки с ало-зеленым верхом, на оружие… Потом повернулась и ушла.
– Рихтер! – крикнул Бока. Рихтер вышел из рядов.
– Прикомандировываю Гереба к тебе. Будешь за ним следить. При первом подозрительном признаке – хватай и сажай сторожку. Думаю, что до этого не дойдет, но осторожность не мешает. Вольно! Сегодня боя не будет, это видно и из письма. Все намеченное на сегодня остается в силе на завтра. Если они своего плана не меняют, мы тоже все оставляем по-старому.
Он хотел еще что-то сказать, но в эту минуту калитка, оставшаяся после ухода Мари незапертой, распахнулась от внезапного пинка, и на пустырь, весь сияя, влетел Гереб с видом человека, вступившего наконец в обетованную землю. Но, увидев войско в полном составе, он сразу, стал серьезным. При общем напряженном внимании Гереб подошел к Боке и взял под козырек. На голове у него красовалась ало-зеленая фуражка улицы Пала.
– Прибыл в ваше распоряжение, господин генерал, – отрапортовал он.
– Хорошо, – просто, без церемоний ответил Бока. – Будешь под командой Рихтера; пока – рядовым. Посмотрим, как ты себя будешь вести в бою, и, может быть, вернем тебе прежнее звание.
Потом повернулся к войску:
– А вам я строжайше запрещаю говорить с Геребом о его проступке. Он хочет загладить свою вину, и мы ему прощаем. Пусть никто ни словом не задевает его и не тычет в глаза тем, что было. Ему я тоже запрещаю говорить об этом. С прошлым покончено.
Наступило глубокое молчание. «Умный все-таки парень этот Бока! – снова подумали мальчики. – Вот уж кто достоин быть генералом, так это он!»
Рихтер сейчас же принялся объяснять Геребу, что ему делать завтра. Бока тихо заговорил о чем-то с Челе. Вдруг часовой, который по-прежнему сидел верхом на заборе, свесив правую ногу на улицу, подобрал ее.
– Господин генерал… враг приближается! – с перекошенным от ужаса лицом пролепетал он.
Бока с молниеносной быстротой подскочил к калитке и запер ее на задвижку. Все посмотрели на. Гереба, который стоял возле Рихтера бледный как смерть.
– Значит, все-таки соврал?! Опять соврал?! – гневно крикнул Бока.
Гереб от неожиданности не знал, что сказать. Рихтер схватил его за руку.
– Что это значит?! – зарычал Бока, Наконец, сделав усилие, Гереб пролепетал:
– Может быть… может быть, они заметили меня на дереве… и нарочно решили обмануть…
Часовой поглядел на улицу, спрыгнул с забора и, взяв оружие, присоединился к остальным.
– Краснорубашечники идут, – промолвил он.
Бока отворил калитку и смело вышел на улицу. В самом деле, шли краснорубашечники, но их было только трое: два Пастора да Себенич. Еще издали завидев Боку, Себенич вынул из-под полы белый флаг и стал им размахивать, крича:
– Мы – послы!

Бока вернулся на пустырь. Ему было немного стыдно перед Геребом за то, что он так опрометчиво его заподозрил.
– Отпусти его, – сказал он Рихтеру. – Это послы, они с белым флагом. Извини меня, Гереб.
Бедняга вздохнул с облегчением. Опять чуть не попал в переплет – и безо всякой вины. Но часовому влетело.
– Сначала смотри хорошенько, а потом уж тревогу подымай! – прикрикнул на него Бока. – Тоже храбрец!.. Кругом! Обратно в форты! – скомандовал он. – Остаться только Челе и Колнаи. Марш!
Войско, шагая в ногу, удалилось и вместе с Геребом скрылось в штабелях. Как раз когда мелькнула последняя красно-зеленая фуражка, постучались краснорубашечники. Адъютант открыл калитку.
Парламентеры вошли. Все трое были в красных рубашках и красных кепках. Пришли они без оружия, а Себенич высоко над головой держал белый флаг.
Бока знал, что полагается в таких случаях. Он взял свое копье и прислонил к забору в знак того, что он тоже безоружен. Колнаи и Челе молча последовали его примеру. Челе от усердия даже трубу положил на землю.
Старший Пастор выступил вперед:
– Я имею честь говорить с господином главнокомандующим?
– Так точно, – ответил Челе. – Вот генерал.
– Мы пришли к вам послами, – объяснил Пастор. – Я – глава посольства. От имени нашего главнокомандующего, Ференца Ача, объявляем вам войну.
Когда Пастор упомянул имя главнокомандующего, посольство взяло под козырек. Представители противной стороны из вежливости тоже прикоснулись к головным уборам.
– Мы не хотим заставать противника врасплох, – продолжал Пастор. – Мы придем сюда ровно в половине третьего. Вот что нам поручено сказать. Ждем вашего ответа.
Бока чувствовал всю важность момента. Голос его дрогнул, когда он отвечал:
– Объявление войны принимаем. Но надо кое о чем условиться. Я не хочу, чтобы война превращалась в драку.
– Мы тоже не хотим, – угрюмо сказал Пастор, нагнув голову и, по обыкновению, глядя исподлобья.
– Предлагаю сражаться только тремя способами, – продолжал Бока. – Первый – песочные бомбы, второй – борьба по правилам и третий – фехтование на копьях. Правила вы ведь знаете?
– Знаем.
– Кто коснется обеими лопатками земли, тот побежден и бороться больше не имеет права. Но сражаться двумя другими способами может. Согласны?
– Согласны.
– А копьем нельзя ни бить, ни колоть. Только фехтовать.
– Ладно.
– И вдвоем на одного не нападать. Но отряд на отряд нападать может. Это условие принимаете?
– Принимаем.
– Тогда все.
Бока приложил руку к фуражке. Челе и Колнаи, стоя навытяжку, тоже взяли под козырек. Послы, в свою очередь, отдали честь.
– Мне нужно еще вот что спросить, – снова заговорил Пастор. – Главнокомандующий велел нам узнать, что с Немечеком. Мы слышали, он болен. Если это верно, нам поручено навестить его, потому что он храбро вел себя тогда, у нас, а такого врага мы уважаем.
– Немечек живет на Ракошской, дом три. Он тяжело болен.
Все молча отдали честь. Себенич поднял флаг над головой. Пастор рявкнул: «Марш!», и послы отбыли через калитку. С улицы они услыхали, как запела труба, сзывая всех к генералу: Бока хотел известить войско о происшедшем.
А посольство быстрым маршем двигалось к Ракошской улице. Перед домом, где жил Немечек, послы остановились и спросили у девочки, стоявшей в воротах:
– Живет здесь такой – Немечек?
– Живет, – ответила она и проводила их до убогой квартирки в первом этаже, где жил мальчуган.
Возле двери была прибита выкрашенная в синий цвет жестяная дощечка с надписью: «Портной Андраш Немечек».
Они вошли, поздоровались; объяснили цель своего визита. Мать Немечека, бедно одетая белокурая худая женщина, очень похожая на сына (вернее, сын походил на нее), провела их в комнату, где лежал наш рядовой. Себенич опять высоко поднял белый флаг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42