Если будешь преследовать мою жену, тебе будет очень плохо.
– Это несправедливо, – сказал спокойно ушастик.
– Что несправедливо?
– Не так должно быть, иначе…
– Как иначе? Почему? О чем мы говорим? Я ее встретил, женился. У тебя не отбирал. И вдруг – несправедливо!
– Вот умри, коли так…
– Как это – умри? – опешил Драков.
– Утопись в реке.
– Зачем? Чтоб вдовой осталась? Тебя вдова устраивает?
Драков засмеялся.
– И я умру, – серьезно заявил парень.
– То есть как? Тоже утопишься?
– С тобой вместе. Тогда будет справедливо. Драков испытующе смотрел на парня. Такого идиота он еще никогда не встречал.
– Может быть, у тебя не все дома? – спросил он осторожно.
Но нет, перед ним стоял не обычный сумасшедший! Это был просто безумец-влюбленный. О таких он читал в книгах и всегда их считал вымыслом. Но вот подобный тип стоял тут и смотрел на него, Дракова, своими правдивыми глазами, живой и реальный.
«Сегодня утром я смазал петли на всех дверях, потому что они скрипели на все лады. Когда я вернулся в дом и открыл бесшумную теперь дверь, то увидел поднимающегося по лестнице Дракова. Было такое ощущение, что он чем-то вспугнутый бежал к себе.
Странно.
Вчера вечером, когда в дом вошли женщины, мне показалось, что он стоял наверху и смотрел из темноты.
Выходит, он за кем-то следит. За женой?
А утром, что могло его вспугнуть?
В доме, кроме нас, с ним никто не бодрствует. Он мог увидеть только меня. Ну, вот открыл дверь, увидел меня у ворот… И что? Я смазывал петли. Ну, а еще? Мурлыкал что-то. Что я мог напевать? Конечно, Володю Высоцкого! Так, так, так… И насвистывал. Или нет? Вроде, нет.
Мохов говорит, что я как-то странно насвистываю, не похоже на других. Я об этом всегда помню и стараюсь заливаться трелями лишь тогда, когда меня никто не слышит.
Ну, хорошо. Он увидел меня, услышал, как я напеваю и насвистываю. Что же из этого вытекает? Что его могло так испугать?
Я уверен, что он никогда прежде не слышал этого моего приметного посвиста. Не мог же он по нему разгадать, кто я на самом деле? Чушь! Я уже мякины боюсь, как пуганый воробей.
Я не стал более гадать, что могло случиться. Вскоре Драков должен будет ехать в город. По какому-нибудь признаку я все равно почувствую, подозревает он меня в чем-то или мне волноваться рано.
Он мог услышать мои шаги на крыльце и поспешил наверх, просто не желая с кем-то видеться в такую рань.
Меня он видел один раз пятнадцать лет назад. Думаю, что запомнил. Трудно забыть парня, который вполне серьезно говорит тебе, что любит твою жену и хочет на ней жениться.
Я тогда предложил ему вместе умереть, чтобы доказать свою любовь к Людмиле Петровне. И я умер бы, не дрогнув. Честное слово!
Это было какое-то ослепление. Любовь навалилась на меня внезапно и с такой силой, что я вмиг переменился. Откуда-то появилась отчаянная смелость.
Я окончил школу. И в то самое лето приехали в райцентр молодой учитель рисования и новая библиотекарша. Я-то сам жил не в райцентре. Там я только школу закончил, находясь в интернате. А на лето уезжал в маленький поселок в тридцати километрах, где проживали мои родители.
В тот раз какая-то нужда заставила меня бросить рыбалку и оказаться в райцентре. Помнится, что-то было связано с военкоматом. Думал, что за день обернусь, к вечеру уеду.
Между делом хотел вернуть книги в библиотеку. Я их увез недочитанными, а теперь собрался сдать.
Связав бечевой книжки, принес я их и положил на стойку, за которой никого не было. Стал развязывать веревку, слышу шаги. Поднял глаза, а между книжными шкафами стоит она!
Я о девчонках тогда особенно и не думал. Родители мои были старой веры и воспитали меня так, что никакого легкомыслия у меня не было на этот счет. Придет время, надо жениться, а там уж воспитывать детей. Мне же предстояло уходить в армию, и поэтому о женитьбе не думал. Вернусь, найду себе хорошую работящую девушку, и все устроится хорошо. Учиться дальше я не хотел.
Я, видимо, не совсем точно говорю, что не хотел. Читать книги я любил, и к знаниям меня всегда тянуло. Но я у родителей был один и поздний. Я же видел, что они без меня, может, и выживут, но тяжело им придется.
Вот почему я решил после армии вернуться и устроить старость своих родителей.
Такого теперь, как я, уже нет, пожалуй. Хотя много смелости беру на себя, ставя себя в судьи молодого поколения. Сам-то воспитывал сына? А если нет, то какие претензии я могу ему предъявить и что требовать? Все зависит от родителей.
Но как бы там ни было, а надо признать, что девушки меня не занимали в силу моих серьезных намерений, и я готовился к воинской службе.
И тут – она!
Стоит между книжными шкафами и, будто явление какое-то, небесное! Не знаю, как там объяснить, но у нас было такое чувство, что мы сразу узнали друг друга. Вот никогда не виделись, друг о друге слыхом не слыхивали, а смотрим и узнаем.
Я уж потом разные книги читал и думал, что, может быть, мы встречались в какой-то прежней жизни. Она первая сказала:
– Здравствуй! И я ей отвечаю:
– Здравствуй!
– Ты книги сдавать пришел? – спрашивает она и стоит на месте, не приближается к стойке, словно боится нарушить вот это узнавание.
– Пришел, – я говорю. – А ты новенькая?
– Да, – отвечает.
– То-то гляжу…
– Тебя зовут как?
– Владимиром.
– Я почему-то так и подумала. А меня Людой.
– Конечно.
– Почему ты сказал – «конечно»?
– Потому что я знал.
– Что меня так зовут? А как ты узнал?
– А как увидел, так и узнал.
– Совсем даже странно. Ты не обманываешь?
– Я всегда говорю правду.
– Всегда-всегда?
– Меня отец хорошо высек. Один раз, а запомнил я навсегда, что врать, что воровать.
– За что же он тебя высек?
– А было за что. Соврал, что бабушку навестил. А сам на реке пропадал. Жарко было, купаться хотелось.
– И что же?
– А бабушка в тот день умерла. Отец мог бы еще живую застать. Она жила за деревней, на отшибе. Странная была. Люди говорили, что колдовством занималась.
– Какие страсти!
Мы стояли друг против друга, нас разделяли всего три метра, мы говорили слова, не очень вникая в их смысл, а самое важное творилось в наших душах. Там возникло и с каждой минутой разрасталось чувство родства.
Поднявшись к себе в спальню после разговора с Ню-рой в саду, Людмила Петровна забралась в постель и старательно укуталась в одеяло, словно хотела спрятаться, как это делала в детстве.
Текли минуты, а сон все не приходил. Уже старинные часы на нижнем этаже пробили полночь, но спать совсем не хотелось.
Она вспомнила, как впервые увидела Владимира. Он развязывал бечевку, которая стягивала стопку книг. Услышав шаги, он поднял глаза. Он был еще нескладный юноша в том странном переходном возрасте, когда мальчишеское еще осталось во всем теле, а уже появилось в душе и понимании мужское, серьезное и властное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
– Это несправедливо, – сказал спокойно ушастик.
– Что несправедливо?
– Не так должно быть, иначе…
– Как иначе? Почему? О чем мы говорим? Я ее встретил, женился. У тебя не отбирал. И вдруг – несправедливо!
– Вот умри, коли так…
– Как это – умри? – опешил Драков.
– Утопись в реке.
– Зачем? Чтоб вдовой осталась? Тебя вдова устраивает?
Драков засмеялся.
– И я умру, – серьезно заявил парень.
– То есть как? Тоже утопишься?
– С тобой вместе. Тогда будет справедливо. Драков испытующе смотрел на парня. Такого идиота он еще никогда не встречал.
– Может быть, у тебя не все дома? – спросил он осторожно.
Но нет, перед ним стоял не обычный сумасшедший! Это был просто безумец-влюбленный. О таких он читал в книгах и всегда их считал вымыслом. Но вот подобный тип стоял тут и смотрел на него, Дракова, своими правдивыми глазами, живой и реальный.
«Сегодня утром я смазал петли на всех дверях, потому что они скрипели на все лады. Когда я вернулся в дом и открыл бесшумную теперь дверь, то увидел поднимающегося по лестнице Дракова. Было такое ощущение, что он чем-то вспугнутый бежал к себе.
Странно.
Вчера вечером, когда в дом вошли женщины, мне показалось, что он стоял наверху и смотрел из темноты.
Выходит, он за кем-то следит. За женой?
А утром, что могло его вспугнуть?
В доме, кроме нас, с ним никто не бодрствует. Он мог увидеть только меня. Ну, вот открыл дверь, увидел меня у ворот… И что? Я смазывал петли. Ну, а еще? Мурлыкал что-то. Что я мог напевать? Конечно, Володю Высоцкого! Так, так, так… И насвистывал. Или нет? Вроде, нет.
Мохов говорит, что я как-то странно насвистываю, не похоже на других. Я об этом всегда помню и стараюсь заливаться трелями лишь тогда, когда меня никто не слышит.
Ну, хорошо. Он увидел меня, услышал, как я напеваю и насвистываю. Что же из этого вытекает? Что его могло так испугать?
Я уверен, что он никогда прежде не слышал этого моего приметного посвиста. Не мог же он по нему разгадать, кто я на самом деле? Чушь! Я уже мякины боюсь, как пуганый воробей.
Я не стал более гадать, что могло случиться. Вскоре Драков должен будет ехать в город. По какому-нибудь признаку я все равно почувствую, подозревает он меня в чем-то или мне волноваться рано.
Он мог услышать мои шаги на крыльце и поспешил наверх, просто не желая с кем-то видеться в такую рань.
Меня он видел один раз пятнадцать лет назад. Думаю, что запомнил. Трудно забыть парня, который вполне серьезно говорит тебе, что любит твою жену и хочет на ней жениться.
Я тогда предложил ему вместе умереть, чтобы доказать свою любовь к Людмиле Петровне. И я умер бы, не дрогнув. Честное слово!
Это было какое-то ослепление. Любовь навалилась на меня внезапно и с такой силой, что я вмиг переменился. Откуда-то появилась отчаянная смелость.
Я окончил школу. И в то самое лето приехали в райцентр молодой учитель рисования и новая библиотекарша. Я-то сам жил не в райцентре. Там я только школу закончил, находясь в интернате. А на лето уезжал в маленький поселок в тридцати километрах, где проживали мои родители.
В тот раз какая-то нужда заставила меня бросить рыбалку и оказаться в райцентре. Помнится, что-то было связано с военкоматом. Думал, что за день обернусь, к вечеру уеду.
Между делом хотел вернуть книги в библиотеку. Я их увез недочитанными, а теперь собрался сдать.
Связав бечевой книжки, принес я их и положил на стойку, за которой никого не было. Стал развязывать веревку, слышу шаги. Поднял глаза, а между книжными шкафами стоит она!
Я о девчонках тогда особенно и не думал. Родители мои были старой веры и воспитали меня так, что никакого легкомыслия у меня не было на этот счет. Придет время, надо жениться, а там уж воспитывать детей. Мне же предстояло уходить в армию, и поэтому о женитьбе не думал. Вернусь, найду себе хорошую работящую девушку, и все устроится хорошо. Учиться дальше я не хотел.
Я, видимо, не совсем точно говорю, что не хотел. Читать книги я любил, и к знаниям меня всегда тянуло. Но я у родителей был один и поздний. Я же видел, что они без меня, может, и выживут, но тяжело им придется.
Вот почему я решил после армии вернуться и устроить старость своих родителей.
Такого теперь, как я, уже нет, пожалуй. Хотя много смелости беру на себя, ставя себя в судьи молодого поколения. Сам-то воспитывал сына? А если нет, то какие претензии я могу ему предъявить и что требовать? Все зависит от родителей.
Но как бы там ни было, а надо признать, что девушки меня не занимали в силу моих серьезных намерений, и я готовился к воинской службе.
И тут – она!
Стоит между книжными шкафами и, будто явление какое-то, небесное! Не знаю, как там объяснить, но у нас было такое чувство, что мы сразу узнали друг друга. Вот никогда не виделись, друг о друге слыхом не слыхивали, а смотрим и узнаем.
Я уж потом разные книги читал и думал, что, может быть, мы встречались в какой-то прежней жизни. Она первая сказала:
– Здравствуй! И я ей отвечаю:
– Здравствуй!
– Ты книги сдавать пришел? – спрашивает она и стоит на месте, не приближается к стойке, словно боится нарушить вот это узнавание.
– Пришел, – я говорю. – А ты новенькая?
– Да, – отвечает.
– То-то гляжу…
– Тебя зовут как?
– Владимиром.
– Я почему-то так и подумала. А меня Людой.
– Конечно.
– Почему ты сказал – «конечно»?
– Потому что я знал.
– Что меня так зовут? А как ты узнал?
– А как увидел, так и узнал.
– Совсем даже странно. Ты не обманываешь?
– Я всегда говорю правду.
– Всегда-всегда?
– Меня отец хорошо высек. Один раз, а запомнил я навсегда, что врать, что воровать.
– За что же он тебя высек?
– А было за что. Соврал, что бабушку навестил. А сам на реке пропадал. Жарко было, купаться хотелось.
– И что же?
– А бабушка в тот день умерла. Отец мог бы еще живую застать. Она жила за деревней, на отшибе. Странная была. Люди говорили, что колдовством занималась.
– Какие страсти!
Мы стояли друг против друга, нас разделяли всего три метра, мы говорили слова, не очень вникая в их смысл, а самое важное творилось в наших душах. Там возникло и с каждой минутой разрасталось чувство родства.
Поднявшись к себе в спальню после разговора с Ню-рой в саду, Людмила Петровна забралась в постель и старательно укуталась в одеяло, словно хотела спрятаться, как это делала в детстве.
Текли минуты, а сон все не приходил. Уже старинные часы на нижнем этаже пробили полночь, но спать совсем не хотелось.
Она вспомнила, как впервые увидела Владимира. Он развязывал бечевку, которая стягивала стопку книг. Услышав шаги, он поднял глаза. Он был еще нескладный юноша в том странном переходном возрасте, когда мальчишеское еще осталось во всем теле, а уже появилось в душе и понимании мужское, серьезное и властное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66