Мой прах переживет...
А. Пушкин "Памятник"
Говорю вам тайну:
не все мы умрем,
но все изменимся.
I Кор, 15:51
ПРЕДДВЕРИЕ
Книгу Мертвых, Бардо Тодол, Тибетскую священную книгу читают, как
у нас псалтырь, над гробом умершего в течение 40 дней со дня смерти,
исключая первые три дня. Конечно, когда померший беден, чтение
укорачивают, а иногда и вообще лишь помянут, как у нас на третий день,
девятый, двадцатый и сороковой. А то и просто положат под голову
усопшему.
Эта книга-наставление в том, как вести себя Покойному на Том
Свете. С другой стороны, это наставление нам, живущим, в том, как и к
чему готовиться, пока еще при жизни, в отношении, увы, неизбежного
ухода Отсюда.
Эта книга про то, что будет с нами, когда мы умрем, и как следует
приготовиться к тому, что ожидает нас на Границе и далее, пока (как
утверждает книга) мы вновь не вывалимся Сюда, назад, в очередное
беспамятное Существование.
Потому что испытать жизнь тут и там, Смерть, Сон - одно дело;
помнить испытанное - совсем другое дело. Воды ласковой Леты смывают с
души испытанное, как следы на песчаном плесе. И если быть честным, то
на вопрос: что будет с нами, когда ми умрем? - следует ответить: мы не
знаем! Коллективная истина нашей яви тут беспомощна, ибо жизнь
ограничена своей всеобщностью.
Книга Мертвых учит нас воспоминанию и распознанию испытываемого
именно в тех случаях, когда нет уступок общедоступности правды, нет
произвольного свидетельства, когда мы сами по себе. Подобно тому, как
это бывает во сне с сознанием и памятью*. Мы присоединены в Бардо к
тайне собственного устройства, к самим себе, которых иные так тщетно
искали всю жизнь.
¦ *
¦ В этих снах, их по-английски называют "lucid dreams",
¦сохраняется дневное наше сознание: мы знаем, что мы спим;
¦знаем, где лежит наше тело; кто мы такие в дневное время и
¦тому подобное. Сны эти редкие и удивителъно преображают
¦людей, коль скоро приснятся им. Снами этими занимаются
¦психологи в последнее время о очень настойчиво во всем мире.
¦Однако, как известно, сну не прикажешь.
¦ Этими снами, видать, многое осознали известные русские
¦философы Николай Успенский и Гурджиев. В их книгах
¦приводятся эти странные состояния, которые не явь, но и не
¦сон нашего сознания, разглядывающего себя еще при жизни и ту
¦запредельную единую суть, где сны и явь находятся,
¦параллельные в малом, как в геометрии Лобачевского; на
¦бесконечности сон и явь пересекаются!
¦
Если в юдоли земной нас можно уподобить телепередаче, которая
сама себя смотрит на экране ящика жизни, то в Бардо мы - передача,
рассматривающая себя без ящика, без толстого экрана плоти.
Мы передача, вернувшаяся в студию, откуда излучались, не ведая
про то. Мы - программа в Машине Мира, которая распознает свое
начальное значение и вид до того, как, уловленные плотью, мы
превращаемся в привычную Картину Себя. Программа, написанная на Языке
Вечных Сюжетов нашего искусства. Язык вечных сюжетов, вечных сказок
нашей жизни и есть главный Язык в Мировой Машине. Какие-то сюжеты -
главные, самые частые, без которых и года не проживешь, вроде сюжета
птицы Феникс: сколько раз мы вспархиваем воскрешенные из пепла
благодаря этому сюжету к Новой, Неведомой новой роли, новому замыслу.
Кончается замысел (ролы, и мы вновь умираем, потому что больше нас нет
в судьбе, и судьбы нет, все, мы говорим, обессмысливается, пока - из
праха не воскресаем мы, обновленные, и увы! себя не помнящие. Эти
накатанные сюжеты нашего бытия и составляют привычную картину нас
самих, Недаром говорится: будь тем, чем ты кажешься... Ведь так оно и
есть: вначале, лицедействуя, мы кажемся, а чуть погодя - становимся
тем, что изображаем. В этом и заключена сила ритуала, он кажется таким
формальным, внешним, неважным (ну подними руку и проголосуй со всеми
на собрании, воскликни со всеми вместе Хайль Гитлер... а после, мол,
сплюнь, перекрестись, что тебе станет...). Ан нет, раз поднял руку,
перекрестился, воскликнул, два... и не заметил, как Преобразился, стал
ролью и лицедейство захватило, искренность появилась. Хотя еще по-
прежнему, Иногда, с Бывшими друзьями еще корит язык наш и память, и
сами над собой горюем, мол, кем и чем я стал, во что превратился...
Кончено дело - и не выпрыгнуть из такого нарошного поначалу замысла.
Когда исчерпана роль, тогда и смерть (при жизни) и воскресение
посредством вечного замысла Птицы Феникс - естественны, хотя и с
грустью, болью, быть может, но восстает из пепла человек и спешит к
новому Себе. Другое дело, когда такие роли оборваны на иных размерах
истории, эпохи, или смерть прекратила Привычное. Тогда разыгрывается
вечный сюжет чрезвычайной трагедийности: сюжет несогласия с судьбой, с
богами, с Независящим от Нас, Человек, лишенный Роли, продолжает ее
играть, он даже сильней к ней прилепляется: теперь он по-настоящему
искренен, а сюжет больше не нужен, не востребован Эпохой, всеобщей
жизнью... Так случается со всеми Шаблонами общих судеб поколения,
географии, эпохи (я писал про то перед Сонником), это удел всех, не
пожелавших развиться до Человека Сознающего, и востребовать себе
судьбу, замысел Личностной Судьбы, а разделивших удел всеобщий,
судьбинский временный шаблон. Именно это и происходит с нами в
Загробьи, где мы, лишенные нужды играть привычное, как те лишенцы
Эпохи, превращаемся в Оболочки Сюжета, уже ненаполненного жизни Сутью.
Конечно, привычные картинки нас самих, как мы отражались во время
жизни в зеркале Собственного Воображения, могут сильно отличаться от
нашего истинного, излучаемого неведомой телебашней облика. Зеркало
Бардо отражает нас такими, какие мы есть на самом деле! А что мы про
себя знаем, помимо выгораживающего нас благоприятного воображения? Под
взглядом Чудища из пустоты дрожит загробное наше сознание и рвется
прочь, совершая страшную (как станет ясно из дальнейшего) ошибку. Ибо
поступать следует как раз противоположно. Не бежать прочь от ужаса, а
потянуться к нему, проникнуться им и, распознав в Калибане Себя,
допустить и взять на себя Свое. Как бы это ни выглядело!
Как обуянный бесом иль духом становится им на миг, так и в Бардо,
узнав Себя и приняв, проникшись обликом, мы становимся тем, чем мы
являлись на Самом Деле, навсегда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
А. Пушкин "Памятник"
Говорю вам тайну:
не все мы умрем,
но все изменимся.
I Кор, 15:51
ПРЕДДВЕРИЕ
Книгу Мертвых, Бардо Тодол, Тибетскую священную книгу читают, как
у нас псалтырь, над гробом умершего в течение 40 дней со дня смерти,
исключая первые три дня. Конечно, когда померший беден, чтение
укорачивают, а иногда и вообще лишь помянут, как у нас на третий день,
девятый, двадцатый и сороковой. А то и просто положат под голову
усопшему.
Эта книга-наставление в том, как вести себя Покойному на Том
Свете. С другой стороны, это наставление нам, живущим, в том, как и к
чему готовиться, пока еще при жизни, в отношении, увы, неизбежного
ухода Отсюда.
Эта книга про то, что будет с нами, когда мы умрем, и как следует
приготовиться к тому, что ожидает нас на Границе и далее, пока (как
утверждает книга) мы вновь не вывалимся Сюда, назад, в очередное
беспамятное Существование.
Потому что испытать жизнь тут и там, Смерть, Сон - одно дело;
помнить испытанное - совсем другое дело. Воды ласковой Леты смывают с
души испытанное, как следы на песчаном плесе. И если быть честным, то
на вопрос: что будет с нами, когда ми умрем? - следует ответить: мы не
знаем! Коллективная истина нашей яви тут беспомощна, ибо жизнь
ограничена своей всеобщностью.
Книга Мертвых учит нас воспоминанию и распознанию испытываемого
именно в тех случаях, когда нет уступок общедоступности правды, нет
произвольного свидетельства, когда мы сами по себе. Подобно тому, как
это бывает во сне с сознанием и памятью*. Мы присоединены в Бардо к
тайне собственного устройства, к самим себе, которых иные так тщетно
искали всю жизнь.
¦ *
¦ В этих снах, их по-английски называют "lucid dreams",
¦сохраняется дневное наше сознание: мы знаем, что мы спим;
¦знаем, где лежит наше тело; кто мы такие в дневное время и
¦тому подобное. Сны эти редкие и удивителъно преображают
¦людей, коль скоро приснятся им. Снами этими занимаются
¦психологи в последнее время о очень настойчиво во всем мире.
¦Однако, как известно, сну не прикажешь.
¦ Этими снами, видать, многое осознали известные русские
¦философы Николай Успенский и Гурджиев. В их книгах
¦приводятся эти странные состояния, которые не явь, но и не
¦сон нашего сознания, разглядывающего себя еще при жизни и ту
¦запредельную единую суть, где сны и явь находятся,
¦параллельные в малом, как в геометрии Лобачевского; на
¦бесконечности сон и явь пересекаются!
¦
Если в юдоли земной нас можно уподобить телепередаче, которая
сама себя смотрит на экране ящика жизни, то в Бардо мы - передача,
рассматривающая себя без ящика, без толстого экрана плоти.
Мы передача, вернувшаяся в студию, откуда излучались, не ведая
про то. Мы - программа в Машине Мира, которая распознает свое
начальное значение и вид до того, как, уловленные плотью, мы
превращаемся в привычную Картину Себя. Программа, написанная на Языке
Вечных Сюжетов нашего искусства. Язык вечных сюжетов, вечных сказок
нашей жизни и есть главный Язык в Мировой Машине. Какие-то сюжеты -
главные, самые частые, без которых и года не проживешь, вроде сюжета
птицы Феникс: сколько раз мы вспархиваем воскрешенные из пепла
благодаря этому сюжету к Новой, Неведомой новой роли, новому замыслу.
Кончается замысел (ролы, и мы вновь умираем, потому что больше нас нет
в судьбе, и судьбы нет, все, мы говорим, обессмысливается, пока - из
праха не воскресаем мы, обновленные, и увы! себя не помнящие. Эти
накатанные сюжеты нашего бытия и составляют привычную картину нас
самих, Недаром говорится: будь тем, чем ты кажешься... Ведь так оно и
есть: вначале, лицедействуя, мы кажемся, а чуть погодя - становимся
тем, что изображаем. В этом и заключена сила ритуала, он кажется таким
формальным, внешним, неважным (ну подними руку и проголосуй со всеми
на собрании, воскликни со всеми вместе Хайль Гитлер... а после, мол,
сплюнь, перекрестись, что тебе станет...). Ан нет, раз поднял руку,
перекрестился, воскликнул, два... и не заметил, как Преобразился, стал
ролью и лицедейство захватило, искренность появилась. Хотя еще по-
прежнему, Иногда, с Бывшими друзьями еще корит язык наш и память, и
сами над собой горюем, мол, кем и чем я стал, во что превратился...
Кончено дело - и не выпрыгнуть из такого нарошного поначалу замысла.
Когда исчерпана роль, тогда и смерть (при жизни) и воскресение
посредством вечного замысла Птицы Феникс - естественны, хотя и с
грустью, болью, быть может, но восстает из пепла человек и спешит к
новому Себе. Другое дело, когда такие роли оборваны на иных размерах
истории, эпохи, или смерть прекратила Привычное. Тогда разыгрывается
вечный сюжет чрезвычайной трагедийности: сюжет несогласия с судьбой, с
богами, с Независящим от Нас, Человек, лишенный Роли, продолжает ее
играть, он даже сильней к ней прилепляется: теперь он по-настоящему
искренен, а сюжет больше не нужен, не востребован Эпохой, всеобщей
жизнью... Так случается со всеми Шаблонами общих судеб поколения,
географии, эпохи (я писал про то перед Сонником), это удел всех, не
пожелавших развиться до Человека Сознающего, и востребовать себе
судьбу, замысел Личностной Судьбы, а разделивших удел всеобщий,
судьбинский временный шаблон. Именно это и происходит с нами в
Загробьи, где мы, лишенные нужды играть привычное, как те лишенцы
Эпохи, превращаемся в Оболочки Сюжета, уже ненаполненного жизни Сутью.
Конечно, привычные картинки нас самих, как мы отражались во время
жизни в зеркале Собственного Воображения, могут сильно отличаться от
нашего истинного, излучаемого неведомой телебашней облика. Зеркало
Бардо отражает нас такими, какие мы есть на самом деле! А что мы про
себя знаем, помимо выгораживающего нас благоприятного воображения? Под
взглядом Чудища из пустоты дрожит загробное наше сознание и рвется
прочь, совершая страшную (как станет ясно из дальнейшего) ошибку. Ибо
поступать следует как раз противоположно. Не бежать прочь от ужаса, а
потянуться к нему, проникнуться им и, распознав в Калибане Себя,
допустить и взять на себя Свое. Как бы это ни выглядело!
Как обуянный бесом иль духом становится им на миг, так и в Бардо,
узнав Себя и приняв, проникшись обликом, мы становимся тем, чем мы
являлись на Самом Деле, навсегда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27