— Таня, что ты будешь есть? — крикнула из кухни Людмила Петровна. — Отбивные поджарить?
Таня подумала.
— Если можно, картошку с селедкой или пельмени из пачки! — Просьба была такой неожиданной, что мать вышла из кухни и встала в дверях.
— Селедки нет, — сказала она растерянно. — А про готовые пельмени ты ведь всегда говорила, что это еда для нищих младших научных сотрудников…
— Значит, как раз для меня! — засмеялась Таня. — Нет, правда, вкусы меняются!
— «И как постранствуешь, воротишься домой…» — отвлекся от своей мысли и процитировал отец.
«Сейчас начнет про дым отечества, — подумала Таня. — Слышать не могу! Слава Богу, Филипп (она теперь называла своего покровителя просто, без отчества) никогда не говорит таких пошлостей!»
— «…И дым отечества нам сладок и приятен!» — закончил Василий Николаевич.
Таня вздохнула: «И чего я сюда так рвалась?» Она представила заляпанные грязью московские улицы, огромные лужи по сторонам дороги, в которых плавали опавшие кленовые листья, сравнила эти воспоминания с теплой и чистой парижской осенью и почувствовала желание расхохотаться. Все равно что вареную картошку не мять, а нарезать аккуратными кубиками, каждый кубик полить оливковым маслом, сбрызнуть чесноком и лимонным соком и ковыряться в этих кубиках аккуратненькой вилочкой.
— Мама, сделай из картошки пюре погуще! — Таня перешла из комнаты в кухню, села на табуретку и наблюдала, как хлопочет у плиты мать.
— Вот, вместо селедки есть скумбрия! — Мать достала из холодильника банку консервов.
— Небось написано «макрель»? — поинтересовалась Татьяна.
Мама повертела банку в руках.
— Макрель, — прочитала она. — Как у Хемингуэя.
— Пусть это для них будет макрель, а для нас — скумбрия! — Таня взяла из рук матери банку и полезла за ножом-открывашкой. — Знаешь, что мне подруга из Парижа написала?
Мать повернула к ней лицо.
— Уже дошло письмо? Так быстро?
— Она его отправила в день, когда я улетала. Она пишет, что в ее представлении Россия — огромный дикий конь, который несется, не разбирая дороги, куда глядят его огненные глаза, и подминает всех и вся своими золотыми копытами!
— Какая начитанная девочка, — заметила мать. — Она, наверное, Русь-тройку имела в виду!
— Ей надо сказку Бажова «Серебряное копытце» в подарок послать, — сказал отец, останавливаясь в дверях кухни. — Она получит удовольствие. Но если серьезно, Таня, — нахмурился он, — что же ты собираешься делать? Время проходит — а ты никто и ничто!
— Пока поживу как содержанка богатого человека, — серьезно сказала Татьяна, — а потом будет видно!
Повисла тяжелая пауза, какая бывает в первые доли секунды при взрыве атомной бомбы. Потом мать развернулась к ней с таким видом, будто хотела сказать: «Ты бы думала, прежде чем говорить! Да еще при папе! Ведь его хватит удар!»
А отец стоял молча и только открывал рот, потому что предел его возмущению вот как раз в эту минуту и наступил.
— В этом нет ничего необычного! — сказала Татьяна. — Сейчас многие так устраиваются! Мне пока нравится!
Василий Николаевич вышел из кухни и закрыл с демонстративным видом за собой дверь. Мама взяла табуретку и подсела к Тане за стол.
— Мы не такую жизнь готовили тебе, доченька! — сказала она. Таня молча вылезла из своего угла и встала к плите. Спокойными уверенными движениями она раздолбила картошку, влила в нее молоко, подогрела, положила на тарелки. Нарезала хлеб.
— Давайте садитесь! — сказала она. — Я жду звонка, и мне не хочется выглядеть будто голодная шлюха. — Она взяла вилку, положила на край тарелки кусок консервов и стала есть. Мать, не притрагиваясь к еде, смотрела на нее с болью.
— Ты осознаешь, что ты сейчас сказала? — спросила она. — Я повторю: «Будто голодная шлюха». Ведь в самом деле так и есть.
— Я знаю, — сказала Таня. — Дай поесть. Я хочу, чтобы он на мне женился, но чтобы этого достичь, я должна выглядеть прилично.
— А кто это — он? — спросила мать.
— Богатенький Буратино, — ответила Таня. — Достаточно знает жизнь, не говорит банальностей, как отец. С ним интересно. Он многое может. Это он вам звонил, когда я беспокоилась из-за теракта. — Таня говорила второпях и запихивала в рот здоровенные ошметки пюре.
— Ты ешь спокойно! Что, за тобой гонятся? — сказала мать. — Пока еще нет. Давай я налью тебе чаю. С лимоном?
— С лимоном, — ответила Таня с набитым ртом. — Раз зовут — надо идти. Здесь не Париж, некогда рассиживаться. Хотя и там времени не было!
— Может, все-таки к папе в лабораторию работать пойдешь? Или он тебя устроит в другой институт, если не хочешь у него! — Мать умоляюще прижала руку к груди.
«За эти два года, — отметила Таня, — мама почти и не изменилась, но эта страдальческая поза и выражение лица абсолютно не идут к ее молодежной стрижке и джинсам».
— И буду там получать гроши? — Таня доковыряла скумбрию прямо из банки.
— Ну, может быть, скоро добавят! — вздохнула Людмила Петровна. — Мы же с папой живем! Есть хоздоговорные работы… Обследование населения…
— Умоляю! — Таня вытерла рот полотенцем и достала помаду.
— Французская? — спросила мать. Любая женщина не может устоять, когда видит помаду, привезенную из Франции.
— Нет, — без интереса ответила Таня. — Какая-то совместная. Лондон, Париж, Милан. Здесь такая же продается. А я на распродаже купила, даже не помню где.
Телефон в кармане ее куртки тоненько пропищал что-то из Моцарта, и Таня, тихо сказав в него буквально два слова, вернулась к матери:
— Мне пора идти. Папу сама успокой! Меня он не воспринимает!
Она влезла в серый вязаный свитер, будто подернутый изморозью, причем мать подумала, что в молодости она вязала точно такие, но на этом была этикетка известной лондонской фирмы, схватила с вешалки меховую куртку с забавным хвостиком сзади, мельком взглянула на себя в зеркало, махнула матери и уже совсем было хотела захлопнуть за собой дверь, но вдруг передумала, на миг вбежала в дальнюю комнату, схватила там какой-то мягкий сверток, быстро пихнула его в сумку и только после этого выскочила за дверь. Отец не встал и не вышел ее проводить. Мать закрыла за Таней дверь и сказала ему, обняв:
— Пойдем с тобой, Васечка, поедим и поговорим.
Но произнеся эти слова, она первым делом подошла к окну и осторожно отодвинула занавеску. Черный лакированный «мерседес», поглотив ее дочь, осторожно выруливал со двора.
Отец не видел машины. Молча пройдя за женой в кухню, он встал боком у шкафа и достал откуда-то из дальнего угла бутылку водки.
«Что же она мне такое сказала? — Таня напряженно морщила лоб, вспоминая Мышкины слова во время их единственного пока свидания. — Я еще хотела это обдумать, прокрутить в голове со всех сторон. Как-то странно прозвучали ее слова, когда я спросила, с кем она живет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149