— Я в прежней замужней жизни тоже не пела, — ответила Тина. — Мне не привыкать!
Будто ударили его тогда эти слова. «Почему женщины так жестоки?» — подумал Азарцев. И вот тогда ему в первый раз показалось, что кожа ее пахнет вовсе не солнцем, а просто хорошим мылом, и он впервые уснул возле нее без всякого желания. А Тина, он это чувствовал, пока не уснул, долго лежала неподвижно, без сна. Но утром встала первая. Проснувшись, он увидел, что она уже готова ехать с ним на работу — Тина надела то самое трикотажное черное маленькое платье, у которого в тот их первый памятный вечер сломалась молния. Только темные круги под глазами она не стала замазывать косметикой, поехала так. А в первый раз напилась до бессознательного состояния Тина уже после этого чертова «показательного» выступления. Но кто же думал, кто мог предположить, что все получится именно так, по-дурацки?
— Булочки-то снова остынут! — дошел до него чей-то голос.
— А-а?
Перед ним стояла Саша и держала на подносе тарелку с яичницей и металлическую миску с сосисками.
«Точно. — Азарцев подумал, что вот опять вопреки всем рассуждениям улетел мыслями к Тине. — Надо с этим кончать, — решил он, — а то самому можно рехнуться». Он взял в руки вилку и нож и уткнулся в газету, которую тоже положила перед ним девочка. Но поесть без нервотрепки снова не дала ему Юлия.
— Душечка моя, — пропела насмешливо она в трубку, — я говорила с Лысой Головой, он обещал денег дать в счет гинекологического отделения, но пока мы таких разорительных трат себе позволить не можем.
— Опять ты об этом абортарии! — возмутился Азарцев. — Плакал тогда мой родительский дом!
— Не переживай, еще лучше построим! — Юля была сама нежность. — Проси тогда у Николая на завтрак что хочешь:
осетрину, икру, телячью вырезку, карбонад, все, милый, будет для твоего желудка! А пока придется потерпеть! Денег у клиники нет!
«Вот стервоза! — подумал Азарцев. — Ведь специально подстроила, чтобы вынудить меня согласиться! Но как же не идти у нее на поводу, когда она прет как танк!»
Голос Юли вовсе не напоминал рев танков.
— Чтобы ты не изголодался вконец, Азарцев, мы с Олей приглашаем тебя на ужин! Идет?
— Я пока занят, — уклончиво ответил он. Ужинать с Юлией, созерцая ее бешеные глаза, когда кусок в горло не лезет, ему как-то не улыбалось. Лучше ходить голодным. Но Оля… Олю он уже не видел недели две.
— А у нее для тебя новость, — будто услышав его сомнения, сказала Юля. — Она была в новой компании! Познакомилась с интересным молодым человеком!
— Мама, ну что ты всем рассказываешь! Молодой человек, ничего особенного, просто биолог, — проник издалека в трубку голос Оли.
«Всем рассказываешь…» — неожиданно резануло слух Азарцеву.
— Я приеду к семи, — твердо сказал он.
— Отлично, мы жде-е-ем! — пропела трубка голосом Юли, и сразу, чтобы он не успел ничего добавить, запикал отбой;
12
Самолет летел на восток, против солнца. Когда он сделал идеальный разворот и пошел вниз, те, кто не спал, отметили, что чуть натужнее загудели двигатели. Вокруг расстилалась бесконечная темнота, без проблеска, без огней, так как солнце осталось там, далеко позади. По-видимому, они все еще летели над морем, и ни единого огонька за бортом, кроме тех, что горели на крыльях лайнера, не было видно ни вверху, ни внизу.
— Мама, там корабль! — громко, на весь салон закричал вдруг по-русски мальчик, похожий не то на испанца, не то на грузина. Изо всех сил он стал тормошить мать за плечо, непосредственный, как все дети, чтобы и она тоже непременно увидела это чудо — внизу в полной темноте светился огнями огромный океанский лайнер.
— Ну ладно, Вася, отстань, дай поспать, — сонно пробормотала женщина, успокаивая его ласковым жестом. Мальчик был хорошо виден с места Ашота, и поскольку ни он, ни сам Ашот в отличие от других пассажиров не спали, они заговорщицки временами перемигивались друг с другом.
Самолет в это время как раз сделал крен в нужную сторону, как бы тоже предлагая полюбоваться чудесной картиной, и Ашот в случайно свободный от шторы противоположный иллюминатор действительно увидел плывущий под самым крылом самолета светящийся огнями корабль. Потом показались еще и еще корабли, они были выстроены в линеечку, будто на рейде; потом стали различимы параллельные линии автомобильных дорог, под крылом стало гораздо светлее из-за островов огней, и Ашот понял, что они миновали прибрежную полосу и летят уже над землей. Тут самолет выровнял плоскости, раздался толчок — это с той и другой стороны вышли шасси. Ашот поднял вверх большой палец, показывая мальчику, что они уже скоро приземлятся. Вдруг погас верхний свет, остались гореть только лампочки над сиденьями, и отчего-то захотелось постоянно глотать.
Стюардесса пролепетала свою тарабарщину на двух языках, на секунду сперло дыхание. Прошло еще несколько томительных минут, и наконец самолет, напрягшись, коснулся колесами бетона и резво побежал, подпрыгивая, по гладкому телу земли, сообщая внезапно на миг усилившимся гулом двигателей о своем успешном прибытии из другого, воздушного, мира. Потом, подвластные желанию чьей-то умной руки, двигатели разом снизили обороты, плоскости поглотили выпущенные на время посадки закрылки, и самолет, горделиво покачиваясь и демонстрируя сам себя, свою мощь и красоту, срулил со взлетно-посадочной полосы и медленно поехал, красуясь, на площадку к зданию аэровокзала.
— Наш самолет совершил посадку… — дальше забурчало что-то неразборчивое с металлическим оттенком в речи. Названия аэропорта и столицы Исландии слились в какую-то плохо различимую чепуху, похожую на лягушачье кваканье в майскую ночь.
«Страна гейзеров и фьордов, — пробормотал про себя Ашот. — А название Рейкьявик и правда ассоциируется со звуками, издаваемыми лягушками». — Он повесил свою сумку на плечо и приготовился к выходу. — Не забыть сначала зайти в магазин Duty free за подарками, а потом уже в бар. Но не наоборот!» — пригрозил он себе указательным пальцем. Мальчик Вася с испанско-грузинской внешностью, стоявший впереди Ашота в проходе между креслами рядом с заспанной мамой и в этот момент обернувшийся, с удивлением оценил его жест и тоже погрозил кому-то неизвестному пальцем.
— Это шутка, — пояснил Ашот, наклонившись к самому уху ребенка.
Его мать обернулась и дернула сына за руку, чтобы он, как булгаковский герой, никогда не разговаривал с неизвестными.
— Извините, — сказал ей Ашот, — я больше не буду! Женщина, почему-то вдруг приняв на свой счет внимание к ее сыну, улыбнулась и поправила прическу.
— До Москвы еще долго лететь? — спросила она.
— Шесть часов, — ответил Ашот и внезапно вдруг поразился тому, как легко, естественно, просто, бездумно вылетают из него русские слова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149