— А вот тебе, дорогой, придется заплатить. Давай договоримся с тобой так! — У него в голове, видимо, сформировалось решение, и глаза его хитро блеснули. — Ты внесешь в кассу свои деньги. И после этого можешь судиться! Выиграешь процесс — честь тебе и хвала! Деньги, кроме судебных издержек, возвращаешь себе. Проиграешь процесс — извини!
— Но ведь стоимость операции — это цена моей машины! — возмутился Азарцев.
— Что делать, милый! Зачем такую дорогую машину покупал? — Лысая Голова с издевкой прищурился.
— Я же не могу отвечать за все форсмажорные обстоятельства! — решил бороться Азарцев.
— А это не форсмажорные обстоятельства, — медленно, нараспев, будто тянул унылую азиатскую песню, сказал Лысая Голова. — Эти деньги — цена твоей мягкотелости, неумения вести дело. Тебе, дорогой, надо учиться на своих ошибках!
Юля молчала. В это время дверь в кабинет приоткрылась и на пороге показался охранник. Со смущенным видом он сообщил, что в клинику рвется какая-то тетка и грозится всех здесь вывести на чистую воду.
«Вот и Нонна Петровна пожаловала, собственной персоной», — подумал Азарцев. Ему почему-то стало смешно. Он почувствовал себя словно школьник, которого обвиняют в каком-то хулиганстве, вызывают родителей, пугают директором, в то время как он совершенно не виноват.
— Что еще за тетка? — так же медленно, нараспев спросил Лысая Голова. — Ну, зови тетку сюда. Узнаем, что ей здесь сделали плохого.
Охранник исчез, и через секунду в дверях появилась мать Ники. Несколько смутившись вначале наличием охраны в клинике и дорогой обстановкой, она тем не менее сразу разобрала, что главная фигура среди присутствующих — Лысая Голова, и интуитивно поняла, как следует себя вести.
— Справедливости требую и заступиться прошу за бедную женщину! — со слезами в голосе начала она. И сделала вид, что даже хочет повалиться перед Лысой Головой на пол.
— Говори, женщина! — разрешил тот с видом то ли узбекского бая, то ли Дона Корлеоне.
Сбиваясь и путаясь, Нонна Петровна сказала, что ее дочери в клинике была сделана операция, что договор с дочерью не заключен, а деньги доктор взял и, очевидно, положил к себе в карман. Сейчас же он утверждает, что денег никаких не видел и ее дочь нагло врет.
— Это правда? — спросил Лысая Голова у Азарцева, угрожающе сощурив глаза. Они и от природы были у него узкие, теперь же превратились в щелочки.
— Правда в том, — сказал Азарцев, — что я действительно вопреки здравому смыслу сделал девочке операцию бесплатно. Осуществил, так сказать, благотворительную акцию. В чем теперь глубоко раскаиваюсь. Где деньги, я не знаю, но я их не брал. Очевидно, произошло какое-то недоразумение.
— Ой, врет и не крестится! — закивала укоризненно головой Нонна Петровна. — И не стыдно обирать бедняков! Ведь эти деньги у нас последние! Мы квартиру поменяли, в коммуналку залезли, чтобы деньги-то эти выручить! А он нас ограбил!
— Денег ваших я не брал, поговорите еще раз с дочерью! — продолжал стоять на своем Азарцев.
— Дочка моя врать не будет!
— Иди, женщина! Я решу твой вопрос! — поморщившись, сказал Лысая Голова, который действительно не любил шума и крика. После травмы его и без того часто мучили головные боли.
Нонна Петровна ушла, часто кланяясь и пятясь задом. В кабинете на минуту воцарилось молчание. Юля напряглась. Она почувствовала, что сейчас произойдет что-то из ряда вон выходящее.
— Но я действительно не брал эти деньги, — сказал Азарцев.
— Э-э, брал, не брал, какая разница! — сказал Лысая Голова. Он больше не смотрел на Азарцева и говорил о нем уже как об отсутствующем. — Может, доктор думает, он здесь начальник? Хозяин, может быть? Он очень ошибается. Он только один из винтиков в той огромной машине, которая называется бизнесом и которая движется деньгами и связями.
«Что же он теперь сделает? — подумал Азарцев. — Но, в конце концов, не убьет же!»
Очевидно, то же самое обдумывал и Лысая Голова.
— Значит, тогда так, — после некоторой паузы сказал он. — Плюс к тем деньгам, которые доктор должен внести в кассу, он должен будет заплатить еще штраф! — И Лысая Голова назвал цифру, равную стоимости азарцевской квартиры.
— Ты что, рехнулся? — спросил Азарцев. — Какой штраф?
— Деньги надо внести сегодня же, — невозмутимо изрек Лысая Голова. Лицо его стало похоже на прежнюю страшную маску, и до Азарцева наконец дошло, что шуткам сейчас не время.
— За что штраф? — еще раз спросил он. — За то, что я сделал операцию? Но я врач и имею полное право оперировать кого хочу и когда хочу!
— У себя на кухне лягушек можешь резать когда хочешь, — через силу сказал Лысая Голова. Видно было, что ему уже надоела эта разборка. — А здесь не твоя личная кухня, сюда вложен большой капитал. И не твой. За это положишь штраф. А за то, что деньги взял себе в карман, штрафа мало. За это нужно положить жизнь.
— Но я же не брал денег! Юля, скажи! Я не мог их взять себе!
— Ты же не послушался меня, когда я сказала, чтобы ты не брал эту девчонку на операцию, — ответила она. — Откуда я знаю, может, у тебя действительно были какие-то личные мотивы…
— Как ты можешь… — еле выговорил Азарцев. У него было такое ощущение, будто его подняли высоко над землей и там оставили. А тело его вывернули наизнанку, вытряхнули, как старый коврик, и бросили вниз, к порогу. И теперь он, бесплотный, взирает на всю картину сверху, уже не принимая в ней никакого участия.
— Сможешь заплатить к вечеру? — повернулся к нему Лысая Голова.
— Если бы я действительно брал левые деньги, тогда смог бы, — сказал ему Азарцев. — А так — извини! У меня нет денег!
— Не хочешь платить — сделаем так, — снова пожевал губами Лысая Голова и посмотрел на часы. — Или к семи часам вечера на этом столе должны лежать деньги, или ты подписываешь документы и даришь ту недвижимость, включая землю, которая записана на тебя… — Он сделал паузу, и сердце у бывшей жены Азарцева замерло. — Даришь пока Юлии. А там посмотрим, как пойдут дела. Нотариуса пришлю.
Он встал и направился к двери, Юля, запнувшись за ковер, с блуждающей улыбкой на лице побежала за ним.
«Ну вот и все, — сказал себе Азарцев. — Прощайте, голуби!» Он заперся в своем кабинете, переписал на дискеты все свои компьютерные наработки, собрал книги, атласы, инструменты, попрощался с Лидией Ивановной, операционной сестрой, и оставшееся до семи часов время провел в буфетной за бесчисленным количеством чашек кофе и рюмок с коньяком. Юля тоже не выходила из своего кабинета. Что она там делала, не знал никто. А Юля стояла два часа перед зеркалом, разглядывала себя и думала, что вот наконец таким странным образом ее мечта сбылась.
«Он Дон Кихот, но я его не оставлю, — говорила она себе в свое оправдание. — Ну если не может человек правильно руководить большой клиникой, он должен передать свое место другому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149
— Но ведь стоимость операции — это цена моей машины! — возмутился Азарцев.
— Что делать, милый! Зачем такую дорогую машину покупал? — Лысая Голова с издевкой прищурился.
— Я же не могу отвечать за все форсмажорные обстоятельства! — решил бороться Азарцев.
— А это не форсмажорные обстоятельства, — медленно, нараспев, будто тянул унылую азиатскую песню, сказал Лысая Голова. — Эти деньги — цена твоей мягкотелости, неумения вести дело. Тебе, дорогой, надо учиться на своих ошибках!
Юля молчала. В это время дверь в кабинет приоткрылась и на пороге показался охранник. Со смущенным видом он сообщил, что в клинику рвется какая-то тетка и грозится всех здесь вывести на чистую воду.
«Вот и Нонна Петровна пожаловала, собственной персоной», — подумал Азарцев. Ему почему-то стало смешно. Он почувствовал себя словно школьник, которого обвиняют в каком-то хулиганстве, вызывают родителей, пугают директором, в то время как он совершенно не виноват.
— Что еще за тетка? — так же медленно, нараспев спросил Лысая Голова. — Ну, зови тетку сюда. Узнаем, что ей здесь сделали плохого.
Охранник исчез, и через секунду в дверях появилась мать Ники. Несколько смутившись вначале наличием охраны в клинике и дорогой обстановкой, она тем не менее сразу разобрала, что главная фигура среди присутствующих — Лысая Голова, и интуитивно поняла, как следует себя вести.
— Справедливости требую и заступиться прошу за бедную женщину! — со слезами в голосе начала она. И сделала вид, что даже хочет повалиться перед Лысой Головой на пол.
— Говори, женщина! — разрешил тот с видом то ли узбекского бая, то ли Дона Корлеоне.
Сбиваясь и путаясь, Нонна Петровна сказала, что ее дочери в клинике была сделана операция, что договор с дочерью не заключен, а деньги доктор взял и, очевидно, положил к себе в карман. Сейчас же он утверждает, что денег никаких не видел и ее дочь нагло врет.
— Это правда? — спросил Лысая Голова у Азарцева, угрожающе сощурив глаза. Они и от природы были у него узкие, теперь же превратились в щелочки.
— Правда в том, — сказал Азарцев, — что я действительно вопреки здравому смыслу сделал девочке операцию бесплатно. Осуществил, так сказать, благотворительную акцию. В чем теперь глубоко раскаиваюсь. Где деньги, я не знаю, но я их не брал. Очевидно, произошло какое-то недоразумение.
— Ой, врет и не крестится! — закивала укоризненно головой Нонна Петровна. — И не стыдно обирать бедняков! Ведь эти деньги у нас последние! Мы квартиру поменяли, в коммуналку залезли, чтобы деньги-то эти выручить! А он нас ограбил!
— Денег ваших я не брал, поговорите еще раз с дочерью! — продолжал стоять на своем Азарцев.
— Дочка моя врать не будет!
— Иди, женщина! Я решу твой вопрос! — поморщившись, сказал Лысая Голова, который действительно не любил шума и крика. После травмы его и без того часто мучили головные боли.
Нонна Петровна ушла, часто кланяясь и пятясь задом. В кабинете на минуту воцарилось молчание. Юля напряглась. Она почувствовала, что сейчас произойдет что-то из ряда вон выходящее.
— Но я действительно не брал эти деньги, — сказал Азарцев.
— Э-э, брал, не брал, какая разница! — сказал Лысая Голова. Он больше не смотрел на Азарцева и говорил о нем уже как об отсутствующем. — Может, доктор думает, он здесь начальник? Хозяин, может быть? Он очень ошибается. Он только один из винтиков в той огромной машине, которая называется бизнесом и которая движется деньгами и связями.
«Что же он теперь сделает? — подумал Азарцев. — Но, в конце концов, не убьет же!»
Очевидно, то же самое обдумывал и Лысая Голова.
— Значит, тогда так, — после некоторой паузы сказал он. — Плюс к тем деньгам, которые доктор должен внести в кассу, он должен будет заплатить еще штраф! — И Лысая Голова назвал цифру, равную стоимости азарцевской квартиры.
— Ты что, рехнулся? — спросил Азарцев. — Какой штраф?
— Деньги надо внести сегодня же, — невозмутимо изрек Лысая Голова. Лицо его стало похоже на прежнюю страшную маску, и до Азарцева наконец дошло, что шуткам сейчас не время.
— За что штраф? — еще раз спросил он. — За то, что я сделал операцию? Но я врач и имею полное право оперировать кого хочу и когда хочу!
— У себя на кухне лягушек можешь резать когда хочешь, — через силу сказал Лысая Голова. Видно было, что ему уже надоела эта разборка. — А здесь не твоя личная кухня, сюда вложен большой капитал. И не твой. За это положишь штраф. А за то, что деньги взял себе в карман, штрафа мало. За это нужно положить жизнь.
— Но я же не брал денег! Юля, скажи! Я не мог их взять себе!
— Ты же не послушался меня, когда я сказала, чтобы ты не брал эту девчонку на операцию, — ответила она. — Откуда я знаю, может, у тебя действительно были какие-то личные мотивы…
— Как ты можешь… — еле выговорил Азарцев. У него было такое ощущение, будто его подняли высоко над землей и там оставили. А тело его вывернули наизнанку, вытряхнули, как старый коврик, и бросили вниз, к порогу. И теперь он, бесплотный, взирает на всю картину сверху, уже не принимая в ней никакого участия.
— Сможешь заплатить к вечеру? — повернулся к нему Лысая Голова.
— Если бы я действительно брал левые деньги, тогда смог бы, — сказал ему Азарцев. — А так — извини! У меня нет денег!
— Не хочешь платить — сделаем так, — снова пожевал губами Лысая Голова и посмотрел на часы. — Или к семи часам вечера на этом столе должны лежать деньги, или ты подписываешь документы и даришь ту недвижимость, включая землю, которая записана на тебя… — Он сделал паузу, и сердце у бывшей жены Азарцева замерло. — Даришь пока Юлии. А там посмотрим, как пойдут дела. Нотариуса пришлю.
Он встал и направился к двери, Юля, запнувшись за ковер, с блуждающей улыбкой на лице побежала за ним.
«Ну вот и все, — сказал себе Азарцев. — Прощайте, голуби!» Он заперся в своем кабинете, переписал на дискеты все свои компьютерные наработки, собрал книги, атласы, инструменты, попрощался с Лидией Ивановной, операционной сестрой, и оставшееся до семи часов время провел в буфетной за бесчисленным количеством чашек кофе и рюмок с коньяком. Юля тоже не выходила из своего кабинета. Что она там делала, не знал никто. А Юля стояла два часа перед зеркалом, разглядывала себя и думала, что вот наконец таким странным образом ее мечта сбылась.
«Он Дон Кихот, но я его не оставлю, — говорила она себе в свое оправдание. — Ну если не может человек правильно руководить большой клиникой, он должен передать свое место другому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149