— Еще пока нет, но все равно выйдет меньше, чем если бы она поехала за границу.
— Ты все-таки сначала предупреди ее, а то как бы не случилось, что мы за все заплатим из своего кармана, — сказал Азарцев со вздохом. Он уже сдался. В конце концов, из дамы действительно выйдет красотка. Глазом профессионала он ясно видел в ее лице хоть и расплывшиеся уже, но все-таки еще присутствующие черты былой привлекательности. Вернуть даме красоту и ощущение молодости, разве не благородная цель? И тот профессор, что будет сейчас ее осматривать, тоже, в конце концов, не дурак, чтобы послать на операцию пациента с явным риском для жизни. Он должен же подстраховаться, прежде чем написать заключение. Что ж, если он решит, что оперировать можно, Азарцев рискнет.
Он стал листать свой календарь, выбирая день операции.
«А птичек из холла на всякий случай опять придется перенести в специальную комнату на чердак, как уже делали, когда в клинику поступали пациенты с аллергией. Несколько экзотических экземпляров тогда сдохли…» — не к месту вспомнил Азарцев и вздохнул. Что ж, работа — самое главное. Перед операционными днями во всем отделении проводилась генеральная уборка, белье стерилизовалось, персонал носился как заведенный, кухня работала в две смены. В один-два дня пациенты оперировались, потом в течение недели долечивались, выписывались, персонал переходил на льготный режим работы, экзотических птичек возвращали на место, на различные манипуляции пациенты приезжали из города. И так до следующих операционных дней. Такая загрузка клиники была выгоднее, чем тащить каждый день по одному человеку.
«Итак, кто у нас на очереди? — думал Азарцев. — Во-первых, какой-то друг Лысой Головы, который хочет изменить форму носа. Его надо брать на операцию первым, жгучие брюнеты не в состоянии долго ждать — у них очень быстро выбрасывается адреналин. Во вторую очередь пойдет тридцатилетняя женщина, бизнес-леди, которой нельзя надолго отлучаться от своего бизнеса. С ней все просто — у нее грыжа нижних век, проще говоря, жуткие мешки под глазами. С ней я должен справиться за сорок минут. По двадцать на каждый глаз. Третьей в этот день будет нынешняя пациентка — с ней все гораздо сложнее, на нее нужно время. Чтобы никто не мешал, не торопил, не ждал, не наступал на пятки. И все? — перелистал Азарцев страницы. — Пока действительно все. А надо бы еще одного человечка. — Он смог бы прооперировать в этот день еще одного, после дамы, с какой-нибудь несложной проблемой — исправить кончик носа, например, или вырезать старый рубец, да мало ли что… А уж тогда на следующий день пошли бы пациенты с проблемами тела. Азарцев перелистнул еще одну страницу. Молоденькая девочка, пробивающаяся в модели, хотела увеличить на два размера грудь; женщина после родов мечтала избавиться от лишнего жира на бедрах и ягодицах. — Ну что же, дай им Бог. Если явятся все, загрузка на неделю будет полной и клиника заработает достаточно денег, чтобы продержаться до Нового года. Как ни жалко птиц, а все-таки придется их перенести на чердак. Кроме этой дамочки с бронхиальной астмой, все пациентки более-менее здоровы, но рисковать не стоит».
Идея завести в холле щебечущих питомцев принадлежала Азарцеву. Он помнил, что Тина была очень против. «От птиц и их корма столько грязи, пыли, летучих аллергенов! Это вредно для больных. В больницах не приветствуется заводить в палатах даже комнатные цветы, не только животных!» — «Но то в палатах, а у нас птицы живут в отгороженном холле, они — лицо, брэнд нашей клиники». Но Тина не принимала таких возражений. «Так делать нельзя! — твердила она. — Возмутительно, как все это пропускает СЭС?!»
Да, СЭС… Юля объяснила сегодня, как СЭС это пропускает… А с другой стороны, дверь в холл может быть плотно закрыта. Холл же устроен так, что с верхнего этажа сюда надо спускаться по специальной очень красивой широкой деревянной лестнице. Она расположена с торца коридора отделения, поодаль и от операционных, и от кабинетов врачей, и от палат. На первом же этаже холл отделен не только дверью от общего коридора, но и углублением в четыре ступени, поэтому пыль ни от ковра, ни от рояля, ни от птиц не должна подниматься вверх. Но что была бы его клиника без этого красавца холла! Без этих широких окон в эркерах, без этих прекрасных растений, без ковра, без рояля, без кресел… Он мечтал устраивать здесь музыкальные вечера. Один раз устроил… Попросил Тину спеть, пригласил профессиональную флейтистку… Боже, что из этого вышло! Не хочется вспоминать…
А высокую золотую клетку с пичугами он принес в клинику из своего детства. Он мечтал о такой с тех самых пор, как однажды, будучи младшим школьником, сходил с родителями в тогда еще новый Детский музыкальный театр, что был построен сразу за цирком на проспекте Вернадского. Светлый сияющий купол театра и высокая клетка под куполом с маленькими разноцветными птичками, круглые мягкие банкетки вокруг нее произвели на его детскую душу такое радостное и яркое впечатление, что оно во много раз перекрыло впечатление от самого спектакля. Он был так взволнован и так часто потом видел этих пичуг во сне, что родители даже пообещали ему поехать на Птичий рынок и купить там какого-нибудь щегла или попугайчика. Но вид птичек на рынке был какой-то вовсе не такой, как в этом прекрасном театре, и он отказался от покупки. А потом этот вопрос как-то сам собой сошел на нет по мере его неуклонного взросления, а вот детское впечатление осталось надолго, если не на всю жизнь. Интересно, что в его разговоре с дочерью как-то случайно выяснилось, что на нее птицы в Музыкальном театре впечатления не произвели, зато очень понравились золотые рыбки в бассейне-аквариуме фойе Театра Образцова. Недавно Оля сказала ему, что в Театре Образцова этого фойе больше нет. А он полушутя ей ответил, что, когда она подарит ему внука, он пойдет с ним вместе в Музыкальный театр и проверит, остались ли там экзотические птички его детства.
Интересно, что Юлия, которая ни в чем терпеть не могла проявлений его сентиментальности и в принципе не переносила никаких животных в доме, в вопросе о существовании золоченой клетки с птицами в холле клиники сразу заняла его позицию. «Эта клетка с птицами будет лицом нашей фирмы! Мы поставим ее в рекламу!» — безапелляционно заявила она, и Азарцев был на сто процентов уверен, что она сделала это заявление исключительно в пику Тине.
Но как бы там ни было, птицы прекрасно чувствовали себя в холле. Ухаживал за ними охранник внутреннего помещения, это вменялось ему в обязанность, а Азарцев, когда у него бывала свободная минутка, просто садился в холле напротив клетки и молча смотрел на птиц. А они, чувствуя его искреннее внимание, оживлялись, начинали порхать и прыгать по жердочкам, наклонять головки, кося на него круглыми глазками, и щебетать, щебетать…
«А что, прекрасная психотерапия!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149