! Они все это время пролежали на полу в спальне над столовой, чтобы с помощью стакана услышать, о чем мы говорим.
Я чувствовала себя отвратительно.
Будто осознав мою печаль, Кейт принялась плакать. Хотя весьма вероятно, что она просто проголодалась. Так или иначе, но в доме сразу стало очень шумно.
— Сволочь! — сумела я произнести между рыданиями. По лицу моему потоками лились слезы. — Почему для него все так легко? Просто машина какая-то, никаких чувств!
— Он не был расстроен? Ни чуточки? — заботливо спросила мама.
— Единственное, о чем этот мудак беспокоится, так это как неприятно будет делить наши пожитки!
— Ну, это не так плохо, — попыталась утешить меня Хелен. — Возможно, он тогда просто оставит все тебе.
Хорошая попытка, Хелен. Только мне хотелось услышать совсем другое.
— Значит, он ни слова не сказал о примирении? — огорчилась мама.
— Примирение?! — взвизгнула Хелен. — Но ведь ты не пустишь его назад, верно? После того как он с тобой так мерзко обошелся.
— Да не в этом дело! — рыдала я. — Мне хотелось иметь выбор. Мне было бы приятно иметь возможность сказать ему, чтобы он убирался, что я ни за какие деньги больше не прикоснусь к нему. И у этого подлеца даже не хватило порядочности дать мне этот шанс!
Вся троица сочувственно кивнула.
— И он был таким самодовольным! — выкрикнула я. — А я еще к тому же показала, что помню, какой кофе он любит!
Все судорожно вздохнули и принялись качать головами по поводу такой глупости.
— Это плохо, — сказала Анна, — теперь он знает, что тебе не наплевать.
— Но мне наплевать! — яростно запротестовала я. — Я его ненавижу, этого предателя и напыщенного ублюдка! — Я не могла остановиться, а слезы все текли по моему распухшему, покрытому пятнами лицу. — Нет, какое нахальство!
— В чем дело? — спросили все хором, желая услышать сообщение о еще каком-то проступке Джеймса.
— Он так расстроился из-за дележа имущества, что мне же пришлось его утешать. Представляете, я утешала его! После всего случившегося…
— Мужчины! — заметила Анна, устало качая головой. — Жить с ними невозможно.
— Да, жить с ними невозможно, — вздохнула мама. — Но пристрелить их тоже невозможно.
— Еще как возможно! — взметнулась Хелен.
— И чем все кончилось? — спросила мама.
— Пока ничем, — сказала я. — Он позвонит днем.
— И что ты будешь тем временем делать? — спросила мама, с беспокойством поглядывая на бар, хотя там уже много лет было пусто. Старые привычки живучи.
— Ничего, — сказала я. — Я устала.
— Почему бы тебе не полежать? — сразу же подхватила она. — Тебе так досталось. Мы присмотрим за Кейт.
Хелен взглянула на нее так, будто собралась протестовать. Она уже открыла рот, чтобы дать волю гневу, но тут же закрыла его.
Почти что чудо, должна я отметить.
— Ладно, — милостиво согласилась я.
Я втащила себя на второй этаж и улеглась в постель, не снимая чудесных одежек, в которые меня обрядили утром. Ни следа не осталось от улыбающейся, хорошо накрашенной, привлекательной женщины. На кровати лежала развалина с опухшими глазами и пятнистым лицом.
Во второй половине дня мама осторожно потрясла меня за плечо и сказала:
— Джеймс звонит. Будешь с ним разговаривать?
— Да. — сказала я.
Выбравшись из постели, вся в мятой одежде, с заспанными глазами и тупым выражением лица, я подошла к телефону.
— Клэр, — деловито начал Джеймс, — я попытался получить все нужные документы факсом, но в этом проклятом городе нигде его не найдешь.
Он говорил обвиняющим тоном, и я сразу почувствовала себя виноватой. Как будто я лично пробежалась по городу и закрыла все заведения, где есть факс, только чтобы доставить ему неприятность.
— Ох, извини, Джеймс, — промямлила я. — Если бы ты раньше сказал, я предложила бы послать их через отцовский офис.
— Ладно, проехали, — вздохнул он раздраженно, как будто хотел, чтобы я поняла, что если ему что-то нужно, то он сделает это сам, не прибегая к помощи ни одного из членов моей семейки. — Их отправили почтой, утром должны быть здесь.
Я усмехнулась про себя, будучи в курсе неторопливой манеры работы ирландской почты, особенно если сравнивать ее с английской. Но промолчала. Можно не сомневаться, что, если документы не придут вовремя, он исхитрится и в этом обвинить меня.
— Но мне кажется, что нам все равно следует вечером встретиться, — продолжил он деловито.
«Время — деньги», — в этом весь Джеймс!
Но он был прав. Нам все равно надо встретиться. Столько всего следует обсудить.
Мне хотелось поскорее со всем покончить, чтобы продолжать жить дальше.
У меня ведь нет других мотивов, верно?
Я отнюдь не заблуждалась и не воображала, что если он снова меня увидит, то поймет, что все еще любит.
Хотя, должна признаться, тот факт, что он меня больше не любит, приводил меня в недоумение.
— Ну, и что ты предлагаешь? — спросил он. — Я бы пришел к вам, но я не уверен, что мне там будут рады.
Я не верила своим ушам.
Какой наглец!
Разумеется, он не имел никакого права рассчитывать на гостеприимство в моем доме. Но ведь я принимала его вежливо и цивилизованно — чего никак нельзя было сказать о его отношении ко мне.
Разве я не сварила ему кофе? Разве я спустила на него собак? Правда, собак у нас в доме не водилось, но не в этом дело. Больше того, я не спустила на него Хелен!
Чего же он ждал? Что вдоль дороги из дублинского аэропорта будут стоять восхищенные туземцы, размахивая флагами? Духового оркестра и красной ковровой дорожки? Что я встречу его в дверях в прозрачном неглиже и хрипловато скажу: «Добро пожаловать домой, дорогой!»?
Честно, я ничего не могла понять. И не знала, что ему сказать. Создавалось впечатление, что он дуется. Как будто хочет, чтобы я сказала ему что-нибудь вроде: «Не глупи, Джеймс, разумеется, все тебе рады».
Но Джеймс никогда не дуется. Он слишком для этого взрослый. И ни один человек в трезвом уме не мог рассчитывать, что я встречу его с распростертыми объятиями.
Но что же мне сказать?
— Жаль, что ты так думаешь, Джеймс, — робко произнесла я. — Если я или моя семья каким-то образом проявили себя негостеприимно, я могу только извиниться.
Разумеется, я ничего подобного не имела в виду. Если моя семья действительно его чем-то обидела, если, например, Хелен строила ему рожи из окна второго этажа, делала неприличные жесты или показала ему задницу, то я ее персонально вознагражу.
И хотя я давилась этими вежливыми словами, я прежде всего думала о Кейт.
Ничто бы не доставило мне большего удовольствия, чем заявить Джеймсу, что никто в этом доме ему не рад, но это было бы равносильно членовредительству. Я не хотела, чтобы Кейт росла без отца, так что мне приходилось за это расплачиваться, уверяя Джеймса в том, что никто против его присутствия не возражает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
Я чувствовала себя отвратительно.
Будто осознав мою печаль, Кейт принялась плакать. Хотя весьма вероятно, что она просто проголодалась. Так или иначе, но в доме сразу стало очень шумно.
— Сволочь! — сумела я произнести между рыданиями. По лицу моему потоками лились слезы. — Почему для него все так легко? Просто машина какая-то, никаких чувств!
— Он не был расстроен? Ни чуточки? — заботливо спросила мама.
— Единственное, о чем этот мудак беспокоится, так это как неприятно будет делить наши пожитки!
— Ну, это не так плохо, — попыталась утешить меня Хелен. — Возможно, он тогда просто оставит все тебе.
Хорошая попытка, Хелен. Только мне хотелось услышать совсем другое.
— Значит, он ни слова не сказал о примирении? — огорчилась мама.
— Примирение?! — взвизгнула Хелен. — Но ведь ты не пустишь его назад, верно? После того как он с тобой так мерзко обошелся.
— Да не в этом дело! — рыдала я. — Мне хотелось иметь выбор. Мне было бы приятно иметь возможность сказать ему, чтобы он убирался, что я ни за какие деньги больше не прикоснусь к нему. И у этого подлеца даже не хватило порядочности дать мне этот шанс!
Вся троица сочувственно кивнула.
— И он был таким самодовольным! — выкрикнула я. — А я еще к тому же показала, что помню, какой кофе он любит!
Все судорожно вздохнули и принялись качать головами по поводу такой глупости.
— Это плохо, — сказала Анна, — теперь он знает, что тебе не наплевать.
— Но мне наплевать! — яростно запротестовала я. — Я его ненавижу, этого предателя и напыщенного ублюдка! — Я не могла остановиться, а слезы все текли по моему распухшему, покрытому пятнами лицу. — Нет, какое нахальство!
— В чем дело? — спросили все хором, желая услышать сообщение о еще каком-то проступке Джеймса.
— Он так расстроился из-за дележа имущества, что мне же пришлось его утешать. Представляете, я утешала его! После всего случившегося…
— Мужчины! — заметила Анна, устало качая головой. — Жить с ними невозможно.
— Да, жить с ними невозможно, — вздохнула мама. — Но пристрелить их тоже невозможно.
— Еще как возможно! — взметнулась Хелен.
— И чем все кончилось? — спросила мама.
— Пока ничем, — сказала я. — Он позвонит днем.
— И что ты будешь тем временем делать? — спросила мама, с беспокойством поглядывая на бар, хотя там уже много лет было пусто. Старые привычки живучи.
— Ничего, — сказала я. — Я устала.
— Почему бы тебе не полежать? — сразу же подхватила она. — Тебе так досталось. Мы присмотрим за Кейт.
Хелен взглянула на нее так, будто собралась протестовать. Она уже открыла рот, чтобы дать волю гневу, но тут же закрыла его.
Почти что чудо, должна я отметить.
— Ладно, — милостиво согласилась я.
Я втащила себя на второй этаж и улеглась в постель, не снимая чудесных одежек, в которые меня обрядили утром. Ни следа не осталось от улыбающейся, хорошо накрашенной, привлекательной женщины. На кровати лежала развалина с опухшими глазами и пятнистым лицом.
Во второй половине дня мама осторожно потрясла меня за плечо и сказала:
— Джеймс звонит. Будешь с ним разговаривать?
— Да. — сказала я.
Выбравшись из постели, вся в мятой одежде, с заспанными глазами и тупым выражением лица, я подошла к телефону.
— Клэр, — деловито начал Джеймс, — я попытался получить все нужные документы факсом, но в этом проклятом городе нигде его не найдешь.
Он говорил обвиняющим тоном, и я сразу почувствовала себя виноватой. Как будто я лично пробежалась по городу и закрыла все заведения, где есть факс, только чтобы доставить ему неприятность.
— Ох, извини, Джеймс, — промямлила я. — Если бы ты раньше сказал, я предложила бы послать их через отцовский офис.
— Ладно, проехали, — вздохнул он раздраженно, как будто хотел, чтобы я поняла, что если ему что-то нужно, то он сделает это сам, не прибегая к помощи ни одного из членов моей семейки. — Их отправили почтой, утром должны быть здесь.
Я усмехнулась про себя, будучи в курсе неторопливой манеры работы ирландской почты, особенно если сравнивать ее с английской. Но промолчала. Можно не сомневаться, что, если документы не придут вовремя, он исхитрится и в этом обвинить меня.
— Но мне кажется, что нам все равно следует вечером встретиться, — продолжил он деловито.
«Время — деньги», — в этом весь Джеймс!
Но он был прав. Нам все равно надо встретиться. Столько всего следует обсудить.
Мне хотелось поскорее со всем покончить, чтобы продолжать жить дальше.
У меня ведь нет других мотивов, верно?
Я отнюдь не заблуждалась и не воображала, что если он снова меня увидит, то поймет, что все еще любит.
Хотя, должна признаться, тот факт, что он меня больше не любит, приводил меня в недоумение.
— Ну, и что ты предлагаешь? — спросил он. — Я бы пришел к вам, но я не уверен, что мне там будут рады.
Я не верила своим ушам.
Какой наглец!
Разумеется, он не имел никакого права рассчитывать на гостеприимство в моем доме. Но ведь я принимала его вежливо и цивилизованно — чего никак нельзя было сказать о его отношении ко мне.
Разве я не сварила ему кофе? Разве я спустила на него собак? Правда, собак у нас в доме не водилось, но не в этом дело. Больше того, я не спустила на него Хелен!
Чего же он ждал? Что вдоль дороги из дублинского аэропорта будут стоять восхищенные туземцы, размахивая флагами? Духового оркестра и красной ковровой дорожки? Что я встречу его в дверях в прозрачном неглиже и хрипловато скажу: «Добро пожаловать домой, дорогой!»?
Честно, я ничего не могла понять. И не знала, что ему сказать. Создавалось впечатление, что он дуется. Как будто хочет, чтобы я сказала ему что-нибудь вроде: «Не глупи, Джеймс, разумеется, все тебе рады».
Но Джеймс никогда не дуется. Он слишком для этого взрослый. И ни один человек в трезвом уме не мог рассчитывать, что я встречу его с распростертыми объятиями.
Но что же мне сказать?
— Жаль, что ты так думаешь, Джеймс, — робко произнесла я. — Если я или моя семья каким-то образом проявили себя негостеприимно, я могу только извиниться.
Разумеется, я ничего подобного не имела в виду. Если моя семья действительно его чем-то обидела, если, например, Хелен строила ему рожи из окна второго этажа, делала неприличные жесты или показала ему задницу, то я ее персонально вознагражу.
И хотя я давилась этими вежливыми словами, я прежде всего думала о Кейт.
Ничто бы не доставило мне большего удовольствия, чем заявить Джеймсу, что никто в этом доме ему не рад, но это было бы равносильно членовредительству. Я не хотела, чтобы Кейт росла без отца, так что мне приходилось за это расплачиваться, уверяя Джеймса в том, что никто против его присутствия не возражает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99