ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

— закричала она, врываясь в комнату. — Ну-ка, дайте мне взглянуть на мою племянницу. Клево! Представляете, я — тетушка. Ужас какой-то! Слушай, а правду говорят, что это все равно что попытаться выкакать диван? Скажи, мне всегда хотелось знать, зачем они всегда греют воду и рвут простыни во время родов?
В ожидании ответа она сунула свое лицо в корзинку. Бедный ребенок в ужасе завопил.
— Почему она орет? — возмутилась Хелен.
Ну что я могла сказать?
— Как ее зовут? — спросила она.
— Клэр пока не решила, как назвать девочку, — вступилась за меня мама.
— Нет, решила, — внесла я свою лепту в общую сумятицу и повернулась к матери. — Я назову ее в честь твоей мамы.
— Что?! — взвизгнула Хелен. — Ты не можешь назвать ее бабушкой Маквайер. Так детей не называют!
— Да нет, Хелен, — устало сказала я. — Я назову ее Кейт.
— А, поняла, — рассмеялась Хелен. — Но все равно, что это за имя для ребенка? — Затем, к моему ужаеу, она спросила: — Слушай, а где Джеймс? Он тоже приехал?
Она явно была не в курсе.
Я начала плакать.
— Почему она плачет? — потребовала Хелен ответа от мамы.
Мама тупо смотрела на нее. Она не могла ответить, потому что тоже плакала.
Хелен с отвращением смотрела на три поколения ревущих женщин.
— Что с вами происходит? Что я такого сказала? Мам. а ты почему плачешь? — спросила она.
Мы молча смотрели на нее, прижавшись друг к другу. Только что названная Кейт ревела как паровоз.
— Что происходит? — изумленно повторила Хелен.
Но мы продолжали молчать.
— Сейчас пойду вниз и спрошу папу, — пригрозила она, однако тут же закусила язык. — А вдруг он тоже начнет реветь?
Наконец мама обрела голос.
— Не надо, не ходи никуда, — сказала она, протягивая руку к Хелен. — Иди и сядь рядом. Ты ничего плохого не сделала.
— Тогда почему вы все ревете? — спросила Хелен, неохотно присоединяясь к компании плачущих.
— Верно, а ты почему плачешь? — спросила я маму.
Мне не меньше Хелен было любопытно, с чет это мама расплакалась. Разве ее только что бросил муж? Или ей нужно сменить подгузник?
— Потому что я вспомнила бабушку, — всхлипнула мама. — Как жаль, что она не дожила и не увидит свою правнучку. Чудесно, что ты назвала девочку в ее чесгь. Она была бы очень рада. И горда.
Я почувствовала себя виноватой. По крайней мере, моя мама все еще жива. Бабушка умерла год назад, и нам всем очень ее не хватало. Я обняла все еще плачущую маму.
— Ужасно жаль, — задумчиво произнесла Хелен.
— Чего жаль? — спросила я.
— Ну, что бабушку не звали как-нибудь красиво — например, Тэмсин или Изольда, — сказала она.
Не знаю, почему я не убила ее на месте. Странно, но на Хелен невозможно было сердиться.
Затем она обратила свое внимание на меня.
— А ты чего ревешь? — спросила она. — Господи, знаю, наверно, это послеродовая депрессия! В одной газете писали про женщину, у которой была эта штука, так она выбросила ребенка с двадцатого этажа, потом не хотела открывать дверь полиции, а когда дверь взломали, оказалось, что она неделями не выносила мусор, в квартире была жуткая грязь и вонь, а потом она хотела покончить с собой, но ей помешали и посадили на электрический стул, — с восторгом поведала Хелен, которая не очень придерживалась фактов, если можно было рассказать жуткую историю. — Или, может, ее посадили в тюрьму, — неохотно добавила она. — Все равно, что с тобой такое? — жизнерадостно спросила Хелен, возвращаясь к старой теме. — Здорово, что мы не живем на двадцатом этаже, правда, мама? А то бы она размазала ребенка по патио. И Майкл устроил бы нам скандал за то, что развели грязь.
Майкл был престарелым лентяем с дурным характером, который появлялся дважды в неделю, чтобы ухаживать за нашим садом величиной со спичечную коробку. Гнев Майкла был страшен. Так же, впрочем, как и его работа в саду — в тех редких случаях, когда он вообще что-то делал. Мой отец так его боялся, что не решался уволить. По сути, ею боялась вся семья. Даже Хелен предпочитала с ним не связываться.
Я хорошо помню одно холодное утро год назад, когда моя бедная мама стояла в саду, замерзая в одном платье и фартуке (который она носила лишь для вида), безнадежно кивая и страшась уйти, а Майкл подробно объяснял ей, широко размахивая секатором, что кусты не следует тримминговать, потому что иначе упадет стена.
— Понимаете, миссис, кустарник нужен, чтобы удерживать стену.
Еще он утверждал, что если траву стричь, то она пожухнет и пропадет.
Матери наконец удалось вернуться на кухню, где она долго гремела посудой, готовя Майклу чай.
— Ленивый, старый негодяй! — со слезами жаловалась она мне и Хелен. — Никогда ничего не делает. Я из-за него пропустила очередную серию. И трава уже по колено. Мне перед соседями стыдно. Мы тут единственные, у кого не сад, а джунгли. Так и хочется плюнуть ему в чай!
Жалостливая пауза. Считаем до трех.
— Да простит меня господь! Хелен, оставь в покое это печенье. Оно для Майкла.
— Почему Майклу достается хорошее печенье, если ты его ненавидишь, а мне приходится есть крекеры? — громко спросила Хелен.
«Резонный вопрос», — подумала я.
— Шшш, — сказала мама, — он может тебя услышать.
Майкл снимал свои идеально чистые сапоги у задней двери. На них не было ни единого пятнышка.
— Нас ведь ты не ненавидишь, — не унималась Хелен. — Но мы не получаем вкусного печенья. И ты ненавидишь Майкла, — последние слова были произнесены очень громко в сторону двери, — но он получает дивное печенье. — Она мило улыбнулась Майклу, когда он при-хромал в кухню, держась за спину, будто надорвал ее на непосильной работе в нашем саду.
— Добрый вечер, — проворчал он, подозрительно взглядывая на меня: он явно решил, что о нем говорила я. Никто не может заподозрить Хелен, ведь у нее такое невинное, ангельское личико.
— Налить вам чай? — спросила мама.
Позже, уже совсем вечером, я слышала, как родители спорили на кухне.
— Джек, ты должен что-то ему сказать!
— Слушай, Мэри, я сам подстригу траву.
— Нет, Джек, мы ему за это платим. Он должен выполнять свою работу. А то забивает мне голову всякой ерундой. Считает меня за дуру.
— Ладно, ладно, я с ним поговорю!
— Может, вообще все заасфальтировать? Тогда можно будет его уволить.
Но папа так и не поговорил с Майклом. И я точно знаю, что он сам стриг траву в тот день, когда мама поехала навестить тетю Китти, а потом соврал маме, что это сделал Майкл. А Хелен взяла за моду время от времени спрашивать маму, не будет ли она покупать ей сдобное печенье, если она даст слово никогда не стричь траву.
Хелен была права. Если ребенка «размазать» по патио, Майкл покажет нам, почем фунт лиха.
Но такого никогда не произойдет. Хотя, если Кейт не перестанет блажить, я могу и передумать.
— Нет, Хелен, — сказала я, — у меня нет послеродовой депрессии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99