солист споет под аккомпанемент клавесина после охоты или отстрела пернатой дичи в парке, после грандиозного пиршества, где подаются жареные на вертеле кабаны и морские черепахи с Ямайки, — или еще на какой-нибудь из подобных оказий. Однако под воздействием вездесущей субстанции, покрывавшей всякий оконный выступ, всякое колесо и поля всякой шляпы, Тристано провел свой первый день в Лондоне, немилосердно чихая, второй день — кашляя, а третий — в мучительно беспрерывной борьбе за глоток воздуха. Вероятно, предвидя упадок своего благосостояния, лорд У*** баржей спешно перевез несчастного певца из особняка на Сент-Джеймской площади на виллу в Ричмонде. Там Тристано мог бы мирно поправить здоровье, если бы в ту же неделю два портовых грузчика, перетаскивая тюки шерсти с торгового судна в доки Марселя, по горестному совпадению, тоже не раскашлялись и не расчихались, а в придачу не пожаловались на головокружение — и, наконец, без лишнего шума, не скончались на месте. Чума.
Как сообщалось, за две недели на юге Франции — в Марселе, Арле, Эксе — заразилось чумой и умерло тридцать тысяч человек. Бедствие стремительно распространялось на север, и потому на французских реках были выставлены кордоны. В Тулоне солдаты убили 178 человек за нарушение карантина. В северных портах торговым судам было воспрещено разгружаться; некоторые корабли, направлявшиеся в Голландию, сожгли в море; их судовые команды вынуждены были либо тоже гибнуть, либо выбираться на берег без гроша в кармане. В лондонских газетах связанные с карантином предписания и списки умерших во Франции публиковались по соседству с финансовыми отчетами. И на вилле в Ричмонде Тристано, по указанию обеспокоенной леди У***, был заточен на пять дней в отдельной комнате, то есть подвергнут карантину. Певчая птица, посаженная в клетку.
Да-да. Леди У***. О, если бы только Тристано можно было поместить в карантин для защиты от нее, от прекрасного — и опаснейшего — создания! Но простите: я слишком забегаю вперед.
Тристано скоро оправился, был освобожден из плена и возвращен в Лондон. К тому времени, спустя две недели, хотя на дворе был только август, город разительным образом изменился. Когда Тристано въехал в Лондон через Гайд-Парк-Корнер (в карете, запряженной шестеркой; лорд У*** находился тут же), к ним приблизился странный низкорослый субъект, на котором красовались одни только подштанники, туго затянутые вокруг пояса. Он просунул искаженное ужасом лицо внутрь кареты и пронзительно завопил, обдав Тристано жарким дыханием:
— Как одиноко сидит город, некогда многолюдный! Он стал как вдова!
Эта иеремиада была вознаграждена оплеухой, которую лорд нанес оборванцу тыльной стороной ладони; сверзившись в канаву, тот разразился еще более громкими ламентациями, однако, когда карета вкатилась на Пиккадилли, Тристано убедился, что жалкий проходимец не слишком ошибся в характеристике города. Представители высшего света разъехались по своим поместьям или же отправились на воды — в Бат, Эпсом, Танбридж-Уэллс; ввиду их отсутствия особняки были заперты; новые площади выглядели сумрачными и безжизненными. Слышно было, впрочем, как там и сям по-прежнему что-то пилили, стучали молотками, работали долотом, однако делалось все это вполсилы, словно строители предвидели неизбежное прекращение своих трудов. В самом деле, запасы строительных материалов и особенно принадлежностей для внутренней отделки жилищ — ситца, шелка, батиста, муслина, индиго, кошенили, гобеленов — быстро иссякали, ибо лондонский порт, отнюдь не пустовавший, безмолвствовал; многим кораблям не разрешалось разгружаться; иные даже задерживались в низовьях или на Медуэе; их команды вместе с грузом подвергались карантину. Чума, таким образом, перекрыла каналы, по которым новые символы благосостояния текли в Лондон: те пути, что обеспечивали доставку сокровищ из Аравии и обеих Индий, теперь могли доставить заразу к порогам нуворишей. В результате даже Биржевая Аллея опустела, сутолока в ней почти утихла.
Лорд У*** сохранял полнейшую невозмутимость. Завтра же, объявил он, как только в особняке на Сент-Джеймской площади распакуют их чемоданы, он отправится в контору Компании Южных морей на Олд-Брод-стрит и подпишется еще на какое-то количество акций — заплатит наличными за те, что были возвращены, по глупости, излишне нервными инвесторами, «вялыми ипохондриками с душонкой старухи-кухарки». Он козырьком приложил руку к глазам, разглядывая блоки и лебедки, облепившие стены его роскошного обиталища; бечевки, болтавшиеся наподобие неведомо чьих хвостов; груды кирпичей, подмостки и веревочные лестницы с рабочими, которые проворно карабкались по ним, точно мартышки по лианам.
— Все эти россказни о падении акций, о близкой чуме — все это сущий бред, сплошной вздор!
Заговор тори и якобитов с целью отвлечь внимание нации! Они мечтают отнять у нас наши вольности и возвести на трон претендента. Вот они-то, на мой взгляд, и есть доподлинная чума!
Легкое облачко тончайшей пыли ссыпалось с карниза, заставив Тристано чихнуть.
Только спустя неделю, в канун дня святого Варфоломея и открытия большой ярмарки в Смитфилде, Тристано наконец-то увидел воочию важных покровителей, сговорившихся зазвать его в Лондон.
В назначенный день они с лордом У*** отправились в карете, запряженной шестеркой лошадей (это неизменно был один из самых внушительных на вид экипажей в столице), на отдаленную улочку близ Кларкенвелл-Грин, окрестности которой взгляд ничем не радовали. Некие местные жители уделили самой карете и ее пассажирам особое внимание, причем острое любопытство покинуло их только после того, как лорд У***, словно бы невзначай, вытащил дорожные пистолеты. Тем не менее вскоре на пути возникли и другие опасности. Улица, куда они свернули, оказалась чрезвычайно узкой и почти непроезжей, едва способной вместить ручную тележку, не говоря уже про объемистую карету. Его светлость громко проклинал возчика, когда бока кареты шаркали о препятствия то справа, то слева: стоило бедняге удачно миновать Сциллу эркера, как он тут же врезался в Харибду палисада. Выбравшись из кареты, лорд У*** поклялся отремонтировать ее поврежденное фанерное покрытие на средства, которые будут вычтены из жалованья незадачливого возчика: претерпев три удара собственным кнутом, тот был вынужден подчиниться приказу хозяина поправить ему галстук, сбившийся набок в процессе экзекуции. Далее его светлость провел Тристано к Двери; там им пришлось одолеть еще более узкий проход и вступить на лестницунад темной конюшней, где в уложенных штабелями мешках хранилось что-то вроде угля.
— Да-да, это уголь, он самый и есть, — подтвердил лорд У***, поднявшись первым на три или четыре ступени вперед и забросав при этом Тристано ошметками грязи с подошв, — Разве я не давал обещания познакомить вас в лондонском свете только с бриллиантами чистой воды?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142
Как сообщалось, за две недели на юге Франции — в Марселе, Арле, Эксе — заразилось чумой и умерло тридцать тысяч человек. Бедствие стремительно распространялось на север, и потому на французских реках были выставлены кордоны. В Тулоне солдаты убили 178 человек за нарушение карантина. В северных портах торговым судам было воспрещено разгружаться; некоторые корабли, направлявшиеся в Голландию, сожгли в море; их судовые команды вынуждены были либо тоже гибнуть, либо выбираться на берег без гроша в кармане. В лондонских газетах связанные с карантином предписания и списки умерших во Франции публиковались по соседству с финансовыми отчетами. И на вилле в Ричмонде Тристано, по указанию обеспокоенной леди У***, был заточен на пять дней в отдельной комнате, то есть подвергнут карантину. Певчая птица, посаженная в клетку.
Да-да. Леди У***. О, если бы только Тристано можно было поместить в карантин для защиты от нее, от прекрасного — и опаснейшего — создания! Но простите: я слишком забегаю вперед.
Тристано скоро оправился, был освобожден из плена и возвращен в Лондон. К тому времени, спустя две недели, хотя на дворе был только август, город разительным образом изменился. Когда Тристано въехал в Лондон через Гайд-Парк-Корнер (в карете, запряженной шестеркой; лорд У*** находился тут же), к ним приблизился странный низкорослый субъект, на котором красовались одни только подштанники, туго затянутые вокруг пояса. Он просунул искаженное ужасом лицо внутрь кареты и пронзительно завопил, обдав Тристано жарким дыханием:
— Как одиноко сидит город, некогда многолюдный! Он стал как вдова!
Эта иеремиада была вознаграждена оплеухой, которую лорд нанес оборванцу тыльной стороной ладони; сверзившись в канаву, тот разразился еще более громкими ламентациями, однако, когда карета вкатилась на Пиккадилли, Тристано убедился, что жалкий проходимец не слишком ошибся в характеристике города. Представители высшего света разъехались по своим поместьям или же отправились на воды — в Бат, Эпсом, Танбридж-Уэллс; ввиду их отсутствия особняки были заперты; новые площади выглядели сумрачными и безжизненными. Слышно было, впрочем, как там и сям по-прежнему что-то пилили, стучали молотками, работали долотом, однако делалось все это вполсилы, словно строители предвидели неизбежное прекращение своих трудов. В самом деле, запасы строительных материалов и особенно принадлежностей для внутренней отделки жилищ — ситца, шелка, батиста, муслина, индиго, кошенили, гобеленов — быстро иссякали, ибо лондонский порт, отнюдь не пустовавший, безмолвствовал; многим кораблям не разрешалось разгружаться; иные даже задерживались в низовьях или на Медуэе; их команды вместе с грузом подвергались карантину. Чума, таким образом, перекрыла каналы, по которым новые символы благосостояния текли в Лондон: те пути, что обеспечивали доставку сокровищ из Аравии и обеих Индий, теперь могли доставить заразу к порогам нуворишей. В результате даже Биржевая Аллея опустела, сутолока в ней почти утихла.
Лорд У*** сохранял полнейшую невозмутимость. Завтра же, объявил он, как только в особняке на Сент-Джеймской площади распакуют их чемоданы, он отправится в контору Компании Южных морей на Олд-Брод-стрит и подпишется еще на какое-то количество акций — заплатит наличными за те, что были возвращены, по глупости, излишне нервными инвесторами, «вялыми ипохондриками с душонкой старухи-кухарки». Он козырьком приложил руку к глазам, разглядывая блоки и лебедки, облепившие стены его роскошного обиталища; бечевки, болтавшиеся наподобие неведомо чьих хвостов; груды кирпичей, подмостки и веревочные лестницы с рабочими, которые проворно карабкались по ним, точно мартышки по лианам.
— Все эти россказни о падении акций, о близкой чуме — все это сущий бред, сплошной вздор!
Заговор тори и якобитов с целью отвлечь внимание нации! Они мечтают отнять у нас наши вольности и возвести на трон претендента. Вот они-то, на мой взгляд, и есть доподлинная чума!
Легкое облачко тончайшей пыли ссыпалось с карниза, заставив Тристано чихнуть.
Только спустя неделю, в канун дня святого Варфоломея и открытия большой ярмарки в Смитфилде, Тристано наконец-то увидел воочию важных покровителей, сговорившихся зазвать его в Лондон.
В назначенный день они с лордом У*** отправились в карете, запряженной шестеркой лошадей (это неизменно был один из самых внушительных на вид экипажей в столице), на отдаленную улочку близ Кларкенвелл-Грин, окрестности которой взгляд ничем не радовали. Некие местные жители уделили самой карете и ее пассажирам особое внимание, причем острое любопытство покинуло их только после того, как лорд У***, словно бы невзначай, вытащил дорожные пистолеты. Тем не менее вскоре на пути возникли и другие опасности. Улица, куда они свернули, оказалась чрезвычайно узкой и почти непроезжей, едва способной вместить ручную тележку, не говоря уже про объемистую карету. Его светлость громко проклинал возчика, когда бока кареты шаркали о препятствия то справа, то слева: стоило бедняге удачно миновать Сциллу эркера, как он тут же врезался в Харибду палисада. Выбравшись из кареты, лорд У*** поклялся отремонтировать ее поврежденное фанерное покрытие на средства, которые будут вычтены из жалованья незадачливого возчика: претерпев три удара собственным кнутом, тот был вынужден подчиниться приказу хозяина поправить ему галстук, сбившийся набок в процессе экзекуции. Далее его светлость провел Тристано к Двери; там им пришлось одолеть еще более узкий проход и вступить на лестницунад темной конюшней, где в уложенных штабелями мешках хранилось что-то вроде угля.
— Да-да, это уголь, он самый и есть, — подтвердил лорд У***, поднявшись первым на три или четыре ступени вперед и забросав при этом Тристано ошметками грязи с подошв, — Разве я не давал обещания познакомить вас в лондонском свете только с бриллиантами чистой воды?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142