Апартаменты в самом деле оказались тесными и убогими на вид; к тому же в них царила сырость и отовсюду сквозило. Располагались они на одной из новейших улиц — на Грин-стрит, хотя дом, как и лондонский особняк его светлости, также выглядел недостроенным. Две комнаты, отведенные Тристано, стоимостью десять шиллингов в неделю, удобством мало чем отличались от помещения дворецкого. Некрашеные деревянные панели, выбеленная известкой каминная доска, кресло с камышовым сиденьем, камин без угля, щипцов, кочерга и совка. Крохотное потрескавшееся зеркало, в котором Тристано тотчас по прибытии принялся изучать свои шрамы.
Комнаты мистера Трамбулла, чуть дальше по узкому коридору, по-видимому, также не отличались комфортом: уже через десять минут после вселения он постучал в дверь Тристано с просьбой одолжить на время любые чашки, блюдца или ведра, чтобы собирать в них дождевую влагу, капавшую с потолка. Тристано не мог оказать подобной любезности ввиду того, что ему самому пришлось употребить все обнаруженные под рукой предметы домашней утвари для аналогичной цели, и мистер Трамбулл вынужден был удалиться, весело бормоча что-то насчет «мирской скверны».
Даже комнаты ее светлости, этажом выше, были ничуть не лучше, несмотря на куда менее экономную плату, составлявшую три фунта в неделю. Тристано не единожды имел случай убедиться в поразительной скудости их обстановки: в первые дни после приезда он часто получал приглашение выпить в гостиной чашку чаю или провести часок-другой за реверси — любимой настольной игрой хозяйки.
Однако эти занятия — нередко прерывавшиеся приходом мистера Трамбулла, который к ним тотчас присоединялся, — составляли на деле лишь малую долю их общения. Поистине Тристано, восстав с залитой кровью сцены, а затем с одра больного лихорадкой, вдруг обнаружил, что мир вокруг, а более всего, пожалуй, леди У*** преобразились до неузнаваемости. За эти восемь дней произошла волшебная перемена, словно резкий запах флакона с нюхательными солями властно перестроил состав его мозга, воспринимавшего теперь действительность совершенно иначе. Словно флакон содержал в себе не летучее вещество, способное приводить в чувство, но некое магическое снадобье, которое поставило весь мир под новым, неведомым ранее самому этому миру углом.
Переменился мир к лучшему или нет, Тристано, впрочем, все еще не мог сказать. Теперь он почти не разлучался с ее светлостью. Ровно в шесть утра их обоих доставляли в портшезах по Столл-стрит к источникам — либо к Кингз-Бат, либо к Кросс-Бат; там они просиживали в горячей воде по целому часу, после чего их оборачивали полотенцами и возвращали домой к завтраку по-прежнему спеленутыми; их размякшие красные руки оставались сморщенными, будто грецкий орех. Иногда они завтракали в Зале Ассамблей: там, на сервированном серебром столе, под аккомпанемент валторн и кларнетов, подавались намазанные маслом батские булочки, шоколад, чай или кофе. Далее они переходили в Бювет — пить едкую мутную жидкость, которая накачивалась горячей из вделанного в мрамор насоса, пока на галерее над их головами пилили смычками и завывали духовыми инструментами неумелые музыканты. Затем в Залу Ассамблей вновь приносили чай, немногим более освежающий, нежели минеральная вода, после чего, если позволяло самочувствие ее светлости, они совершали прогулку по садам Променада Харрисона. Пополудни — дабы «поберечь здоровье» — следовало проводить два часа в постели. Вечером — игорные столы: фараон, бассетта, кости, чет-нечет, очко. С треском вскрывались колоды, шуршали карты, кости гремели в чаше или рассыпались по туго натянутому зеленому бархату; закрыв глаза, Тристано вполне мог представить себя на вилле Провенцале. Чуть ли не через вечер в недавно отстроенном бальном зале устраивались танцы: на навощенном полу, походившем на гигантскую шашечную доску, леди У*** преподавала Тристано тонкости менуэта.
Мистер Трамбулл, по обыкновению, нередко старался принять участие и в этом занятии, дерзая даже приглашать на менуэт ее светлость, причем демонстрировал сноровку, до странности необычную для священника, заявлявшего о полнейшей своей неосведомленности относительно курортных развлечений. Он оказался также и заядлым игроком, чьи выигрыши нельзя было приписать исключительно милости той языческой богини, на постоянное благоволение которой он скромно ссылался. Тристано не понадобилось много времени для того, чтобы заметить, с какой неколебимой решимостью ее светлость увиливала от общества жовиального священнослужителя и как остро раскаивалась в гостеприимстве, которое она предложила незадачливому путешественнику, застрявшему в снегах на Батской дороге.
Прочие следствия волшебной перемены? Спектакли «Philomela» прекратились бесповоротно еще до того, как горячка у Тристано пошла на спад. На следующем представлении — после катастрофического дебюта, так и не доведенного до конца, — партию Филомелы исполняла синьора Ролли (слуга Лизандр). Зрители — сторонники как Тристано, так и Сенезино — свистели и улюлюкали без малейшей жалости, пока, на середине дуэта с Тереем, певица в слезах не кинулась прочь со сцены. Поклонники Тристано с прежним воодушевлением обрушили свои насмешки на голову Сенезино, этот выпад защитники виртуоза отразили с помощью свернутых в трубку либретто, а затем, когда противники незамедлительно использовали в ответ те же орудия, прибегли к кулакам. Мистер Гендель вел свой оркестр через финальную — в темпе presto — часть дуэта без вокального сопровождения, если исключить пронзительные взвизги и оскорбительные выкрики, которыми обменивалось большинство слушателей, но тем временем диспут распространился на Кингз-Стейбл-Ярд и на Маркет-лейн. Под колоннадой Хеймаркет посыпались удары по дверцам портшезов, пострадали и дамские фижмы. Ворота конюшен распахнулись, большие кареты выволокли на Чаринг-Кросс. Предводители колотили друг друга — и кого ни попадя кругом — шестами; наиболее энергичными телодвижениями удалось выбить витрины винной лавки и королевского парфюмерного магазина. Толпа рассеялась спустя минут двадцать, и к этому моменту спектакль вновь был прерван — на сей раз уже навсегда.
И последнее: со сценической карьерой Тристано было покончено. Поначалу об этом не задумывались и ничего подобного не ожидали. Многое обещали батские источники: они неминуемо должны были излечить и повреждения голосового аппарата, и воспаление горла, которое доктор Лайтхолдер приписывал неблагоприятному воздействию недавних равноденственных бурь на соотношение между радикальным жаром и радикальной влагой. Да, минеральные воды Бата, целебного уголка, это именно то, что требуется!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142