белый халат мачехи, простыня и одеяло были в больших темно-красных пятнах.
Из побелевших губ Мпнако вырвался стон, и она, как подкошенная, упала на пол. Но тревога за мачеху подняла ее на ноги.
Между тем госпожа Рурико, хоть и была смертельно ранена, продолжала владеть собой и обеими руками крепко зажала рану в правом боку, стараясь побороть нестерпимую боль. Но кровь неудержимо текла сквозь ее слабеющие пальцы.
Тогда Мпнако схватила простыню, разорвала ее и перевязала рану.
– Мама! Крепитесь! Я сейчас позову доктора! – склонившись к самому уху мачехи, крикнула Минако.
Ее слова, видимо, достигли сознания мачехи, и она слегка шевельнула головой. Свежие и румяные, как гранат, щеки госпожи Рурико побледнели, прекрасные глаза стали тусклыми, брови были крепко сдвинуты, а губы постепенно приобретали синеватый оттенок. Когда Мпнако подбежала к телефону, стоявшему в коридоре, она увидела, что дверь в комнату юноши открыта, а постель его пуста. Тут девушка сразу поняла, кто был истинным виновником этой страшной трагедии.
В ожидании доктора госпожа Рурико всеми силами старалась превозмочь невыносимые страдания. Смертельно раненная, она ни разу не вскрикнула, лишь изредка из груди ее вырывались тихие стоны.
Минако, не в силах совладать с собой, припала к груди мачехи и в отчаянии восклицала:
– Мама! Потерпите немного! Потерпите!
Вдруг госпожа Рурико открыла глаза и остановила неподвижный взгляд на Минако.
– Мама! Мама! – со слезами в голосе восклицала девушка.
– Мина-сан! – через силу произнесла мачеха. – Я… наверно, не выздоровею…
– Не говорите так, мама! Вы непременно выздоровеете!
– Нет, я давно приготовилась к этому. Я причинила вам много горя… – По лицу мачехи пробежала судорога. – Я хочу попросить вас… Когда будете отправлять телеграмму… Я попросила бы вас телеграфировать еще и в Кобэ.
– В Кобэ? Кому же? – удивилась Минако.
– Это… это… – Сильная боль мешала госпоже Рурико говорить, она задыхалась. – Это Аоки Наое. Газеты писали, что в начале месяца он вернулся с Борнео. Он служащий торговой фирмы «Южный океан» в Кобэ. Мне очень хотелось бы увидеть его перед смертью. – Душевные силы госпожи Рурико истощились.
Все это время она не переставала любить Наою, ждала весточки от него, хотя делала вид, что забыла юношу. Прошло больше часа, пока явился врач. Уже совсем рассвело. Госпожа Рурико потеряла много крови и теперь была без сознания. Молодой врач, терапевт, стал неуверенно осматривать рану. Рана была ножевая, хоть и не очень большая с виду, но глубокая.
– Я приму все необходимые в таких случаях меры, – сказал врач, – однако надо немедленно пригласить хирурга. Положение пока неугрожающее, но серьезное. Рана в таком месте, что может вызвать всякие осложнения. В общем, ничего определенного я сейчас сказать не могу.
Доктор озабоченно сдвинул брови. Совсем неопытная Минако, глубоко потрясенная, была подавлена множеством обрушившихся на нее важных и неотложных дел. Самым неприятным был разговор с полицейским, который явился сразу же после ухода врача.
– Не знаете ли вы, куда скрылся преступник?
На этот вопрос Минако ничего не могла ответить.
– В каких отношениях была ваша мать со студентом Аоки? Не дала ли она ему какого-нибудь повода к этому преступлению?
Минако продолжала молчать. Но сердце ее разрывалось на части от боли, словно она сама была виновницей этого страшного преступления.
Наступило утро. Ясное летнее солнце озарило радостным светом горы Хаконэ. Но госпожа Рурико так и не приходила в сознание. Ниточка ее жизни, становясь все тоньше и тоньше, каждую минуту готова была оборваться.
Вызванный телеграммой знаменитый хирург приехал в третьем часу. Это был тот самый профессор Кондо, который лечил когда-то раненую Минако. Все усилия профессора оказались тщетны, он не смог привести больную в сознание. Вскоре от сильного жара она начала бредить. Но из отдельных бессвязных слов Минако поняла, что мачеха зовет Наою.
К вечеру приехал отец госпожи Рурпко, барон Карасава. Он не виделся с ней почти год, поскольку не одобрял ее образа жизни. Но сейчас, увидев дочь умирающей, не мог сдержать слез. Рука его, которой он коснулся лба дочери, задрожала, когда он подумал о том, что является главным виновником ее несчастной судьбы. Старший брат мачехи, Коити, которому Минако тоже отправила телеграмму, не приехал, видимо, его не оказалось в Токио. Узнав о несчастье, приехали управляющий домом Сёды и служанки, шумно окружившие кровать, на которой лежала госпожа Рурико. Горе Минако, потерявшей самого близкого человека – мачеху, заменившую ей и мать и сестру, не знало границ. К десяти часам вечера дыхание госпожи Рурико стало более спокойным, бред прекратился. В комнате воцарилась гнетущая тишина.
Вдруг раздался едва слышный стук в дверь. Служанка открыла ее и сразу вернулась:
– Госпожа, – обратилась она к Минако, – вас спрашивает управляющий отелем.
– Пожалуйста, на одну минуточку, – раздался голос управляющего.
Встревоженная Минако вышла в коридор.
– Прошу простить меня, что я беспокою вас в такое неподходящее время. Но только что нам позвонили из города… Сообщили, что в озере Аси обнаружен утопленник, студент лет двадцати с лишним. В лодке им оставлено несколько писем с обратным адресом: «Отель «Фудзия», Аоки».
Минако почувствовала, как почва уходит у нее из-под ног, и покачнулась. Управляющий поддержал ее:
– Что с вами? Не надо так волноваться!
Минако собрала все свои силы, чтобы не упасть, хотя все кружилось у нее перед глазами.
– Простите, пожалуйста, я только хотел узнать токийский адрес Аоки-сан…
Дрожащим голосом Минако ответила управляющему, и он, еще несколько раз извинившись, ушел. Сердце девушки было вконец разбито и опустошено. Когда она вернулась в номер, лицо ее было такого же землистого цвета, как и у мачехи. В этот момент госпожа Рурико пришла в себя и ласково улыбнулась Минако.
– Мама! – радостно воскликнула Минако.
– Ах, Мина-сан! Он еще не приехал?
Жизнь госпожи Рурико постепенно угасала, как тлеющий огонек. На следующий день жар спал, боль утихла. Но смерть уже наложила свой отпечаток на ее прекрасное лицо. Не отходивший от больной профессор Кондо становился все мрачнее и мрачнее.
– Есть хоть какая-нибудь надежда, профессор? – спросил барон Карасава, улучив момент, когда они остались вдвоем.
– Надежда есть, но… – Профессор нахмурился и умолк.
Минако боялась задавать подобные вопросы. Она только ждала, напряженно ждала. Прошлую ночь она не спала и еле держалась на ногах от усталости, но ни за что не соглашалась отойти от мачехи. Всякий раз, как к госпоже Рурико возвращалось сознание, она задавала один и тот же вопрос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
Из побелевших губ Мпнако вырвался стон, и она, как подкошенная, упала на пол. Но тревога за мачеху подняла ее на ноги.
Между тем госпожа Рурико, хоть и была смертельно ранена, продолжала владеть собой и обеими руками крепко зажала рану в правом боку, стараясь побороть нестерпимую боль. Но кровь неудержимо текла сквозь ее слабеющие пальцы.
Тогда Мпнако схватила простыню, разорвала ее и перевязала рану.
– Мама! Крепитесь! Я сейчас позову доктора! – склонившись к самому уху мачехи, крикнула Минако.
Ее слова, видимо, достигли сознания мачехи, и она слегка шевельнула головой. Свежие и румяные, как гранат, щеки госпожи Рурико побледнели, прекрасные глаза стали тусклыми, брови были крепко сдвинуты, а губы постепенно приобретали синеватый оттенок. Когда Мпнако подбежала к телефону, стоявшему в коридоре, она увидела, что дверь в комнату юноши открыта, а постель его пуста. Тут девушка сразу поняла, кто был истинным виновником этой страшной трагедии.
В ожидании доктора госпожа Рурико всеми силами старалась превозмочь невыносимые страдания. Смертельно раненная, она ни разу не вскрикнула, лишь изредка из груди ее вырывались тихие стоны.
Минако, не в силах совладать с собой, припала к груди мачехи и в отчаянии восклицала:
– Мама! Потерпите немного! Потерпите!
Вдруг госпожа Рурико открыла глаза и остановила неподвижный взгляд на Минако.
– Мама! Мама! – со слезами в голосе восклицала девушка.
– Мина-сан! – через силу произнесла мачеха. – Я… наверно, не выздоровею…
– Не говорите так, мама! Вы непременно выздоровеете!
– Нет, я давно приготовилась к этому. Я причинила вам много горя… – По лицу мачехи пробежала судорога. – Я хочу попросить вас… Когда будете отправлять телеграмму… Я попросила бы вас телеграфировать еще и в Кобэ.
– В Кобэ? Кому же? – удивилась Минако.
– Это… это… – Сильная боль мешала госпоже Рурико говорить, она задыхалась. – Это Аоки Наое. Газеты писали, что в начале месяца он вернулся с Борнео. Он служащий торговой фирмы «Южный океан» в Кобэ. Мне очень хотелось бы увидеть его перед смертью. – Душевные силы госпожи Рурико истощились.
Все это время она не переставала любить Наою, ждала весточки от него, хотя делала вид, что забыла юношу. Прошло больше часа, пока явился врач. Уже совсем рассвело. Госпожа Рурико потеряла много крови и теперь была без сознания. Молодой врач, терапевт, стал неуверенно осматривать рану. Рана была ножевая, хоть и не очень большая с виду, но глубокая.
– Я приму все необходимые в таких случаях меры, – сказал врач, – однако надо немедленно пригласить хирурга. Положение пока неугрожающее, но серьезное. Рана в таком месте, что может вызвать всякие осложнения. В общем, ничего определенного я сейчас сказать не могу.
Доктор озабоченно сдвинул брови. Совсем неопытная Минако, глубоко потрясенная, была подавлена множеством обрушившихся на нее важных и неотложных дел. Самым неприятным был разговор с полицейским, который явился сразу же после ухода врача.
– Не знаете ли вы, куда скрылся преступник?
На этот вопрос Минако ничего не могла ответить.
– В каких отношениях была ваша мать со студентом Аоки? Не дала ли она ему какого-нибудь повода к этому преступлению?
Минако продолжала молчать. Но сердце ее разрывалось на части от боли, словно она сама была виновницей этого страшного преступления.
Наступило утро. Ясное летнее солнце озарило радостным светом горы Хаконэ. Но госпожа Рурико так и не приходила в сознание. Ниточка ее жизни, становясь все тоньше и тоньше, каждую минуту готова была оборваться.
Вызванный телеграммой знаменитый хирург приехал в третьем часу. Это был тот самый профессор Кондо, который лечил когда-то раненую Минако. Все усилия профессора оказались тщетны, он не смог привести больную в сознание. Вскоре от сильного жара она начала бредить. Но из отдельных бессвязных слов Минако поняла, что мачеха зовет Наою.
К вечеру приехал отец госпожи Рурпко, барон Карасава. Он не виделся с ней почти год, поскольку не одобрял ее образа жизни. Но сейчас, увидев дочь умирающей, не мог сдержать слез. Рука его, которой он коснулся лба дочери, задрожала, когда он подумал о том, что является главным виновником ее несчастной судьбы. Старший брат мачехи, Коити, которому Минако тоже отправила телеграмму, не приехал, видимо, его не оказалось в Токио. Узнав о несчастье, приехали управляющий домом Сёды и служанки, шумно окружившие кровать, на которой лежала госпожа Рурико. Горе Минако, потерявшей самого близкого человека – мачеху, заменившую ей и мать и сестру, не знало границ. К десяти часам вечера дыхание госпожи Рурико стало более спокойным, бред прекратился. В комнате воцарилась гнетущая тишина.
Вдруг раздался едва слышный стук в дверь. Служанка открыла ее и сразу вернулась:
– Госпожа, – обратилась она к Минако, – вас спрашивает управляющий отелем.
– Пожалуйста, на одну минуточку, – раздался голос управляющего.
Встревоженная Минако вышла в коридор.
– Прошу простить меня, что я беспокою вас в такое неподходящее время. Но только что нам позвонили из города… Сообщили, что в озере Аси обнаружен утопленник, студент лет двадцати с лишним. В лодке им оставлено несколько писем с обратным адресом: «Отель «Фудзия», Аоки».
Минако почувствовала, как почва уходит у нее из-под ног, и покачнулась. Управляющий поддержал ее:
– Что с вами? Не надо так волноваться!
Минако собрала все свои силы, чтобы не упасть, хотя все кружилось у нее перед глазами.
– Простите, пожалуйста, я только хотел узнать токийский адрес Аоки-сан…
Дрожащим голосом Минако ответила управляющему, и он, еще несколько раз извинившись, ушел. Сердце девушки было вконец разбито и опустошено. Когда она вернулась в номер, лицо ее было такого же землистого цвета, как и у мачехи. В этот момент госпожа Рурико пришла в себя и ласково улыбнулась Минако.
– Мама! – радостно воскликнула Минако.
– Ах, Мина-сан! Он еще не приехал?
Жизнь госпожи Рурико постепенно угасала, как тлеющий огонек. На следующий день жар спал, боль утихла. Но смерть уже наложила свой отпечаток на ее прекрасное лицо. Не отходивший от больной профессор Кондо становился все мрачнее и мрачнее.
– Есть хоть какая-нибудь надежда, профессор? – спросил барон Карасава, улучив момент, когда они остались вдвоем.
– Надежда есть, но… – Профессор нахмурился и умолк.
Минако боялась задавать подобные вопросы. Она только ждала, напряженно ждала. Прошлую ночь она не спала и еле держалась на ногах от усталости, но ни за что не соглашалась отойти от мачехи. Всякий раз, как к госпоже Рурико возвращалось сознание, она задавала один и тот же вопрос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75