Но Рурико, как бы не замечая этого, вернулась на свое место и приняла прежний холодный и неприступный вид.
В этот момент открылась дверь.
– Все готово! – доложила служанка. Наступила решительная минута.
– Ну, Рури-сан, идемте! Они хотят, чтобы мы совершили старинный обряд и обменялись чашечками сакэ, ха-ха!…
Услыхав многозначительный смех Сёхэя, Рурико побледнела, но старалась сохранить спокойствие.
– Я хотела бы позвонить по телефону, узнать, как чувствует себя отец.
Хотя момент был для этого неподходящим, желание Рурико казалось вполне естественным.
– Я велю служанке позвонить, – ответил Сёхэй и хотел кликнуть служанку, но Рурико остановила его:
– Нет, я сама позвоню.
– Звоните, пожалуйста, вот телефон, – сказал Сёхэй, и только сейчас Рурико заметила в углу на столике черного дерева телефон.
Она с отчаянной решимостью подошла К нему, сняла трубку и прошептала:
– Двадцать восемь, девяносто один, Банте. – Затем повторила: – Двадцать восемь, девяносто один, Банте! – Рука ее, державшая трубку, слегка дрожала. Некоторое время она дожидалась ответа, а потом спросила: – Это дом Карасавы? Говорит Рурико! Это вы, бабушка? Значит, вы собирались позвонить мне? Весьма кстати. Как здоровье отца?
Она вся превратилась в слух.
– И Ирисава-сан слушал его… вот как? На ее лице отразилась глубокая печаль.
– О… тяжелое состояние… эта ночь… Говорите же яснее! Я ничего не слышу! Что… Отец не хочет, чтобы я вернулась домой! А что говорит доктор? Громче! Он сказал, что мне лучше приехать? Ах!… Ах!…
Рурико заметалась в кресле.
– Что с тобой? – побледнев, воскликнул Сёхэй и подошел к Рурико.
– Отец снова упал в обморок, и состояние его резко ухудшилось. Прошу вас, отпустите меня домой! Умоляю!
На ее мокром от слез лице появилась растерянная улыбка.
– Конечно! Конечно! Раз отцу стало плохо, ничто не может помешать тебе вернуться домой. Сейчас же езжай и ухаживай за ним, сколько потребуется!
– Рада слышать от вас такие слова!
Рурико подошла к Сёхэю и сделала вид, будто уронила голову ему на грудь. Тут Сёхэй совсем расчувствовался.
– Поезжай, а обо мне не беспокойся, из дому позвони и сообщи, как чувствует себя барон.
– Непременно позвоню. Только сами вы не должны звонить. Отец строго-настрого приказал не сообщать мне о его болезни, Чтобы не портить нам первую счастливую ночь.
Немедленно был подан автомобиль.
– Если отцу станет лучше, я нынче же вернусь. А то задержусь до завтра. Вы уж меня простите.
Рурико села в автомобиль и ласково взглянула па Сёхэя.
– Сейчас уже поздно, – сказал он, – не стоит возвращаться. А завтра я сам приеду навестить больного.
Сёхэй и не заметил, как вошел в роль мужа, влюбленного в свою жену.
– Что же, это очень мило! – воскликнула Рурико, и автомобиль скрылся в ночной темноте.
Через некоторое время, когда автомобиль мчался по аллее мимо английского посольства, на лице Рурико нельзя было заметить и следов того горя, которым ода только что была охвачена, на нем играла холодная, саркастическая улыбка.
Преданный рыцарь
Быть женой и в то же время не быть ею оказалось не так легко, как предполагала Рурико. Защищая свою честь, она прибегала ко всевозможным хитростям и уловкам. Пока она жила в доме отца, якобы ухаживая за ним, Сёда навещал ее каждый день, а то и по два раза в день и никогда не забывал привезти подарок: то кольцо с бриллиантом, то платиновые часики, то жемчужное ожерелье. Рурико принимала все эти подношения, как ребенок игрушки: беспечно и без особой благодарности.
Однако оставаться в доме отца до бесконечности было невозможно. Помимо прочих соображений, самолюбие понуждало Рурико возвратиться к Соде. Избегая врага, она не чувствовала себя удовлетворенной.
«Я должна открыто бороться с ним, хоть мне и грозит опасность! Пусть все думают, что я и в самом деле ему жена. Он действует хитростью, я же буду бороться с ним честно и смело». С такими мыслями Рурико села в автомобиль, на котором Сёхэй приехал за ней.
От радости, что Рурико опять рядом с ним, Сёхэй счастливо улыбался:
– Ты чересчур сильно тоскуешь по родительскому дому! Я понимаю, что тебе как единственной дочери жаль расставаться с отцом, по не принимай все так близко к сердцу, а главное – не бойся меня. Я, возможно, и страшноват, но не кусаюсь. Моя дочь Минако… Для нее ты будешь настоящей сестрой! И я буду любить тебя, как ее сестру. – Тут Сёда расхохотался. Все это он говорил лишь для того, чтобы завоевать доверие Рурико.
На сей раз рассмеялась Рурико:
– Вы и в самом деле собираетесь сделать меня своей, дочерью? Как я хотела бы этого. Прошу вас, станьте мне отцом! – Последние слова Рурико произнесла, ласкаясь к Сёде, как шаловливый котенок.
– А-а, конечно! Конечно! – добродушно кивал Сёда.
– Я так рада! Правда, сделайте меня своей дочерью, хотя бы на короткое время, ну, на полгода! Всего на полгода!… Подумайте, ведь мне едва исполнилось семнадцать лет! Только шесть месяцев назад я окончила лицей, и вдруг мне сделали предложение! Я была так взволнована, что до сих пор не могу успокоиться. Я еще духовно не готова к замужеству. Мне хотелось бы накопить в своем сердце больше нежности и доверия к вам. Позвольте же мне некоторое время быть просто сестрой вашей дочери. Вы знаете «Повесть о Гэндзи» ? Там есть история одной женщины по имени Суэцумонохана. Я буду пока как она!
Рурико умолкла и пленительно улыбнулась. Сёхэй как завороженный смотрел на ее красиво очерченные губы. Рурико делала с ним, что хотела.
– Пожалуйста, отец! Милый отец, сделайте так, как я прошу!
Говоря это, Рурико слегка прижалась к нему и положила руку на его колено. Скромная, как невинная девушка, и в то же время свободная в обхождении, словно гейша, Рурико окончательно покорила Сёхэя, и он, не отдавая себе отчета в своих словах, без конца повторял:
– Да, конечно, конечно!
По здравом же размышлении Сёхэй решил: ' «Ведь она все равно что птичка в клетке. Смирится со временем. Любая женщина в конце концов покоряется власти мужчины. Пусть резвится, как птичка, пока не поймет, что женщине не прожить без крепкой мужской поддержки».
И Сёхэй, уверенный в своих силах, решил исполнить просьбу Рурико. Но не прошло и месяца, как он пожалел об этом: близость красивой молодой девушки ни днем ни ночью не давала ему покоя, разжигая страсть.
В тот вечер Сёхэй, как обычно, сопровождал молодую жену в Императорский театр. Они заняли места в ложе. Сёхэй почти все время не отрываясь смотрел на изящную белую шею Рурико, на ее худенькие покатые плечи, на маленькие руки, скромно сложенные на коленях, на стройные ноги и чувствовал, как легкое опьянение от близости прелестной женщины постепенно перерастает во всепоглощающую страсть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
В этот момент открылась дверь.
– Все готово! – доложила служанка. Наступила решительная минута.
– Ну, Рури-сан, идемте! Они хотят, чтобы мы совершили старинный обряд и обменялись чашечками сакэ, ха-ха!…
Услыхав многозначительный смех Сёхэя, Рурико побледнела, но старалась сохранить спокойствие.
– Я хотела бы позвонить по телефону, узнать, как чувствует себя отец.
Хотя момент был для этого неподходящим, желание Рурико казалось вполне естественным.
– Я велю служанке позвонить, – ответил Сёхэй и хотел кликнуть служанку, но Рурико остановила его:
– Нет, я сама позвоню.
– Звоните, пожалуйста, вот телефон, – сказал Сёхэй, и только сейчас Рурико заметила в углу на столике черного дерева телефон.
Она с отчаянной решимостью подошла К нему, сняла трубку и прошептала:
– Двадцать восемь, девяносто один, Банте. – Затем повторила: – Двадцать восемь, девяносто один, Банте! – Рука ее, державшая трубку, слегка дрожала. Некоторое время она дожидалась ответа, а потом спросила: – Это дом Карасавы? Говорит Рурико! Это вы, бабушка? Значит, вы собирались позвонить мне? Весьма кстати. Как здоровье отца?
Она вся превратилась в слух.
– И Ирисава-сан слушал его… вот как? На ее лице отразилась глубокая печаль.
– О… тяжелое состояние… эта ночь… Говорите же яснее! Я ничего не слышу! Что… Отец не хочет, чтобы я вернулась домой! А что говорит доктор? Громче! Он сказал, что мне лучше приехать? Ах!… Ах!…
Рурико заметалась в кресле.
– Что с тобой? – побледнев, воскликнул Сёхэй и подошел к Рурико.
– Отец снова упал в обморок, и состояние его резко ухудшилось. Прошу вас, отпустите меня домой! Умоляю!
На ее мокром от слез лице появилась растерянная улыбка.
– Конечно! Конечно! Раз отцу стало плохо, ничто не может помешать тебе вернуться домой. Сейчас же езжай и ухаживай за ним, сколько потребуется!
– Рада слышать от вас такие слова!
Рурико подошла к Сёхэю и сделала вид, будто уронила голову ему на грудь. Тут Сёхэй совсем расчувствовался.
– Поезжай, а обо мне не беспокойся, из дому позвони и сообщи, как чувствует себя барон.
– Непременно позвоню. Только сами вы не должны звонить. Отец строго-настрого приказал не сообщать мне о его болезни, Чтобы не портить нам первую счастливую ночь.
Немедленно был подан автомобиль.
– Если отцу станет лучше, я нынче же вернусь. А то задержусь до завтра. Вы уж меня простите.
Рурико села в автомобиль и ласково взглянула па Сёхэя.
– Сейчас уже поздно, – сказал он, – не стоит возвращаться. А завтра я сам приеду навестить больного.
Сёхэй и не заметил, как вошел в роль мужа, влюбленного в свою жену.
– Что же, это очень мило! – воскликнула Рурико, и автомобиль скрылся в ночной темноте.
Через некоторое время, когда автомобиль мчался по аллее мимо английского посольства, на лице Рурико нельзя было заметить и следов того горя, которым ода только что была охвачена, на нем играла холодная, саркастическая улыбка.
Преданный рыцарь
Быть женой и в то же время не быть ею оказалось не так легко, как предполагала Рурико. Защищая свою честь, она прибегала ко всевозможным хитростям и уловкам. Пока она жила в доме отца, якобы ухаживая за ним, Сёда навещал ее каждый день, а то и по два раза в день и никогда не забывал привезти подарок: то кольцо с бриллиантом, то платиновые часики, то жемчужное ожерелье. Рурико принимала все эти подношения, как ребенок игрушки: беспечно и без особой благодарности.
Однако оставаться в доме отца до бесконечности было невозможно. Помимо прочих соображений, самолюбие понуждало Рурико возвратиться к Соде. Избегая врага, она не чувствовала себя удовлетворенной.
«Я должна открыто бороться с ним, хоть мне и грозит опасность! Пусть все думают, что я и в самом деле ему жена. Он действует хитростью, я же буду бороться с ним честно и смело». С такими мыслями Рурико села в автомобиль, на котором Сёхэй приехал за ней.
От радости, что Рурико опять рядом с ним, Сёхэй счастливо улыбался:
– Ты чересчур сильно тоскуешь по родительскому дому! Я понимаю, что тебе как единственной дочери жаль расставаться с отцом, по не принимай все так близко к сердцу, а главное – не бойся меня. Я, возможно, и страшноват, но не кусаюсь. Моя дочь Минако… Для нее ты будешь настоящей сестрой! И я буду любить тебя, как ее сестру. – Тут Сёда расхохотался. Все это он говорил лишь для того, чтобы завоевать доверие Рурико.
На сей раз рассмеялась Рурико:
– Вы и в самом деле собираетесь сделать меня своей, дочерью? Как я хотела бы этого. Прошу вас, станьте мне отцом! – Последние слова Рурико произнесла, ласкаясь к Сёде, как шаловливый котенок.
– А-а, конечно! Конечно! – добродушно кивал Сёда.
– Я так рада! Правда, сделайте меня своей дочерью, хотя бы на короткое время, ну, на полгода! Всего на полгода!… Подумайте, ведь мне едва исполнилось семнадцать лет! Только шесть месяцев назад я окончила лицей, и вдруг мне сделали предложение! Я была так взволнована, что до сих пор не могу успокоиться. Я еще духовно не готова к замужеству. Мне хотелось бы накопить в своем сердце больше нежности и доверия к вам. Позвольте же мне некоторое время быть просто сестрой вашей дочери. Вы знаете «Повесть о Гэндзи» ? Там есть история одной женщины по имени Суэцумонохана. Я буду пока как она!
Рурико умолкла и пленительно улыбнулась. Сёхэй как завороженный смотрел на ее красиво очерченные губы. Рурико делала с ним, что хотела.
– Пожалуйста, отец! Милый отец, сделайте так, как я прошу!
Говоря это, Рурико слегка прижалась к нему и положила руку на его колено. Скромная, как невинная девушка, и в то же время свободная в обхождении, словно гейша, Рурико окончательно покорила Сёхэя, и он, не отдавая себе отчета в своих словах, без конца повторял:
– Да, конечно, конечно!
По здравом же размышлении Сёхэй решил: ' «Ведь она все равно что птичка в клетке. Смирится со временем. Любая женщина в конце концов покоряется власти мужчины. Пусть резвится, как птичка, пока не поймет, что женщине не прожить без крепкой мужской поддержки».
И Сёхэй, уверенный в своих силах, решил исполнить просьбу Рурико. Но не прошло и месяца, как он пожалел об этом: близость красивой молодой девушки ни днем ни ночью не давала ему покоя, разжигая страсть.
В тот вечер Сёхэй, как обычно, сопровождал молодую жену в Императорский театр. Они заняли места в ложе. Сёхэй почти все время не отрываясь смотрел на изящную белую шею Рурико, на ее худенькие покатые плечи, на маленькие руки, скромно сложенные на коленях, на стройные ноги и чувствовал, как легкое опьянение от близости прелестной женщины постепенно перерастает во всепоглощающую страсть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75