– Я благодарю тебя и молю твою богиню улыбнуться тебе за твою доброту и щедрость, расточаемые ее именем.
Жрец и сам улыбнулся и надеялся, что Ратри пройдет в эту минуту по холлу и будет свидетельницей его доброты и щедрости от ее имени. Увы, она не прошла. Немногие из ее ордена реально видели ее, даже ночью, когда она набирала свою силу и шла сред них, потому что только те, кто носил шафрановую мантию, ждали пробуждения Сэма и уверенно могли опознать Ратри.
Обычно она проходила по монастырю, когда ее приверженцы были на молитве, или после того, как они удалялись на вечер. Днем она в основном спала, а если и шла мимо них, то бывала закутана в плащ. Свои желания и приказы она сообщала непосредственно Гандиджи, главе ордена, которому было девяносто три года этого цикла, и он был больше чем наполовину слеп.
Следовательно, и ее монахи, и монахи в желтом ждали ее появления и мечтали заслужить ее милость. Было сказано, что ее благословение обеспечивает будущее воплощение в брамина. Один только Гандиджи не беспокоился об этом, потому что принял путь реальной смерти.
Поскольку она не прошла через холл, где они стояли, жрец продолжил разговор.
– Я – Баларама, – сказал он. – Могу я узнать твое имя, добрый господин, и, может быть, твое назначение?
– Я – Арам, – ответил нищий, – принявший на себя десятилетний обет бедности и семилетний – молчания. К счастью, семь лет прошли, и я могу теперь высказать благодарность своему благодетелю и ответить на его вопросы. Я направляюсь в горы, чтобы найти себе пещеру, где могу предаться медитации и молитве. Я, может быть, приму твое любезное гостеприимство на несколько дней, прежде чем пуститься в путешествие.
– Поистине, – сказал Баларама, – для нас честь, если святой пожелает осчастливить наш монастырь своим присутствием. Мы рады принять тебя. Если ты пожелаешь иметь что-нибудь, и мы способны дать тебе эту вещь – назови ее.
Арам пристально поглядел на него своим здоровым зеленым глазом и сказал:
– Монах, что первым заметил меня, не носил одежды вашего ордена. – Он коснулся темной мантии. – Я уверен, что мой бедный глаз видел мантию другого цвета.
– Да, – сказал Баларама, – сейчас под нашим кровом отдыхают от своих странствий последователи Будды.
– Это и вправду интересно, – сказал Арам, – потому что я хотел бы поговорить с ними и, возможно, узнать побольше об их Пути.
– Ты будешь иметь широкую возможность для этого, если останешься у нас на некоторое время.
– Тогда я так и сделаю. Долго ли они здесь пробудут?
– Не знаю.
Арам кивнул.
– Когда я смогу поговорить с ними?
– Они будут здесь вечером, в час, когда все монахи собираются вместе и разговаривают, о чем хотят, кроме тех, кто дал обет молчания.
– Тогда я проведу время до этого часа в молитве, – сказал Арам. Спасибо тебе.
Они поклонились друг другу, и Арам вошел в свою комнату.
***
Вечером Арам ждал часа сбора монахов. В это время монахи обоих орденов встречались и вели разговоры. Ни Сэм, ни Тэк, ни Яма никогда не присутствовали при этом.
Арам сидел за длинным солом в трапезной напротив нескольких буддийских монахов. Некоторое время он разговаривал с ними о доктрине и практике, о касте и кредо, о погоде и о текущих делах.
– Удивительно, – сказал он через какое-то время, – что люди вашего ордена столь неожиданно и далеко зашли на юг и запад.
– Мы – странствующий орден, – ответил монах. – Мы идем вслед за ветром. Мы идем, куда влечет нас сердце.
– В местность ржавой почвы в сезон гроз? Может быть, здесь поблизости случается какое-либо откровение, которое могло бы расширить мой дух, если бы я заметил его?
– Весь мир – откровение, – сказал монах. – Все изменяется, однако, все остается. День следует за ночью… Каждый день отличен от другого, но каждый – день. Очень многое в мире – иллюзия, но формы этой иллюзии следуют образцу, который является частью божественной реальности.
– Да, да, – сказал Арам, – в путях иллюзий и реальности я достаточно сведущ, но под своим вопросом я имел в виду, не возник ли поблизости новый учитель, или, быть может, вернулся старый, или, скажем, божественное проявление, о присутствии которого моей душе полезно было бы знать.
Говоря это, нищей сбросил со стола рыжего жука размером с ноготь, и двинул сандалией, чтобы раздавить его.
– Умоляю тебя, брат, не вреди ему, – сказал монах.
– Но их в избытке, а Мастера Кармы установили, что человек не может вернуться как насекомое, и убийство насекомого – кармически бездеятельный акт.
– Тем не менее, – сказал монах, – всякая жизнь есть жизнь; в этом монастыре все следуют учению Ахимса и воздерживаются отнимать жизнь у любого существа.
– Однако, – возразил Арам, – Паранджали установил, что намерение определяет более, чем действие. Следовательно, если я убил случайно, а не по злобе, я вроде бы и не убивал. Признаюсь, что в данном случае присутствовала злоба; значит, если я и не убил, я все равно несу груз вины за такое намерение. Так что я мог бы наступить на жука, и хуже от этого не станет, согласно принципам Ахимсы. Но, поскольку я гость, я, конечно, уважаю ваши обычаи и не сделаю такой вещи. – С этими словами он отодвинул ногу от насекомого, которое оставалось неподвижным, подняв вверх красноватые усики.
– А он действительно ученый, – сказал один из монахов Ратри.
Арам улыбнулся.
– Благодарю тебя, но это не так. Я только смиренный искатель истины, и в прошлом мне случайно удалось прослушать лекции ученого. Ох, если бы мне так повезло снова! Если бы поблизости был какой-нибудь великий учитель или ученый, я уверенно пошел бы по горячим углям и сел бы у его ног слушать его слова или следовать примеру. Если бы…
Он замолчал, потому что все глаза вдруг повернулись к двери позади него. Он не повернул головы, но потянулся прихлопнуть жука, находившегося возле его руки. Из сломанной хитиновой оболочки его спинки высунулись кончик маленького кристалла и две крошечные проволочки.
Тогда Арам повернулся. Его зеленый глаз пробежал через ряд монахов, сидевших между ним и дверью, и увидел Яму: на нем были брюки, сапоги, рубашка, пояс, плащ и перчатки – все красное, а голову обвивал тюрбан цвета крови.
– «Если бы»? – спросил Яма. – Ты сказал «если бы»? Если бы какой-нибудь мудрец или какое-то воплощение божества остановилось поблизости, ты хотел бы с ним познакомиться? Ты об этом говорил, незнакомец?
Нищий встал из-за стола и поклонился.
– Я – Арам, искатель и путешественник, товарищ каждому, кто желает просвещения.
Яма не ответил на поклон.
– Почему ты назвал свое имя наоборот, Бог Иллюзии, когда все твои слова и поступки кричат об этом перед тобой?
Нищий пожал плечами.
– Я не понял твоих слов. – Он снова улыбнулся. – Я тот, кто ищет Путь и Истину, – добавил он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
Жрец и сам улыбнулся и надеялся, что Ратри пройдет в эту минуту по холлу и будет свидетельницей его доброты и щедрости от ее имени. Увы, она не прошла. Немногие из ее ордена реально видели ее, даже ночью, когда она набирала свою силу и шла сред них, потому что только те, кто носил шафрановую мантию, ждали пробуждения Сэма и уверенно могли опознать Ратри.
Обычно она проходила по монастырю, когда ее приверженцы были на молитве, или после того, как они удалялись на вечер. Днем она в основном спала, а если и шла мимо них, то бывала закутана в плащ. Свои желания и приказы она сообщала непосредственно Гандиджи, главе ордена, которому было девяносто три года этого цикла, и он был больше чем наполовину слеп.
Следовательно, и ее монахи, и монахи в желтом ждали ее появления и мечтали заслужить ее милость. Было сказано, что ее благословение обеспечивает будущее воплощение в брамина. Один только Гандиджи не беспокоился об этом, потому что принял путь реальной смерти.
Поскольку она не прошла через холл, где они стояли, жрец продолжил разговор.
– Я – Баларама, – сказал он. – Могу я узнать твое имя, добрый господин, и, может быть, твое назначение?
– Я – Арам, – ответил нищий, – принявший на себя десятилетний обет бедности и семилетний – молчания. К счастью, семь лет прошли, и я могу теперь высказать благодарность своему благодетелю и ответить на его вопросы. Я направляюсь в горы, чтобы найти себе пещеру, где могу предаться медитации и молитве. Я, может быть, приму твое любезное гостеприимство на несколько дней, прежде чем пуститься в путешествие.
– Поистине, – сказал Баларама, – для нас честь, если святой пожелает осчастливить наш монастырь своим присутствием. Мы рады принять тебя. Если ты пожелаешь иметь что-нибудь, и мы способны дать тебе эту вещь – назови ее.
Арам пристально поглядел на него своим здоровым зеленым глазом и сказал:
– Монах, что первым заметил меня, не носил одежды вашего ордена. – Он коснулся темной мантии. – Я уверен, что мой бедный глаз видел мантию другого цвета.
– Да, – сказал Баларама, – сейчас под нашим кровом отдыхают от своих странствий последователи Будды.
– Это и вправду интересно, – сказал Арам, – потому что я хотел бы поговорить с ними и, возможно, узнать побольше об их Пути.
– Ты будешь иметь широкую возможность для этого, если останешься у нас на некоторое время.
– Тогда я так и сделаю. Долго ли они здесь пробудут?
– Не знаю.
Арам кивнул.
– Когда я смогу поговорить с ними?
– Они будут здесь вечером, в час, когда все монахи собираются вместе и разговаривают, о чем хотят, кроме тех, кто дал обет молчания.
– Тогда я проведу время до этого часа в молитве, – сказал Арам. Спасибо тебе.
Они поклонились друг другу, и Арам вошел в свою комнату.
***
Вечером Арам ждал часа сбора монахов. В это время монахи обоих орденов встречались и вели разговоры. Ни Сэм, ни Тэк, ни Яма никогда не присутствовали при этом.
Арам сидел за длинным солом в трапезной напротив нескольких буддийских монахов. Некоторое время он разговаривал с ними о доктрине и практике, о касте и кредо, о погоде и о текущих делах.
– Удивительно, – сказал он через какое-то время, – что люди вашего ордена столь неожиданно и далеко зашли на юг и запад.
– Мы – странствующий орден, – ответил монах. – Мы идем вслед за ветром. Мы идем, куда влечет нас сердце.
– В местность ржавой почвы в сезон гроз? Может быть, здесь поблизости случается какое-либо откровение, которое могло бы расширить мой дух, если бы я заметил его?
– Весь мир – откровение, – сказал монах. – Все изменяется, однако, все остается. День следует за ночью… Каждый день отличен от другого, но каждый – день. Очень многое в мире – иллюзия, но формы этой иллюзии следуют образцу, который является частью божественной реальности.
– Да, да, – сказал Арам, – в путях иллюзий и реальности я достаточно сведущ, но под своим вопросом я имел в виду, не возник ли поблизости новый учитель, или, быть может, вернулся старый, или, скажем, божественное проявление, о присутствии которого моей душе полезно было бы знать.
Говоря это, нищей сбросил со стола рыжего жука размером с ноготь, и двинул сандалией, чтобы раздавить его.
– Умоляю тебя, брат, не вреди ему, – сказал монах.
– Но их в избытке, а Мастера Кармы установили, что человек не может вернуться как насекомое, и убийство насекомого – кармически бездеятельный акт.
– Тем не менее, – сказал монах, – всякая жизнь есть жизнь; в этом монастыре все следуют учению Ахимса и воздерживаются отнимать жизнь у любого существа.
– Однако, – возразил Арам, – Паранджали установил, что намерение определяет более, чем действие. Следовательно, если я убил случайно, а не по злобе, я вроде бы и не убивал. Признаюсь, что в данном случае присутствовала злоба; значит, если я и не убил, я все равно несу груз вины за такое намерение. Так что я мог бы наступить на жука, и хуже от этого не станет, согласно принципам Ахимсы. Но, поскольку я гость, я, конечно, уважаю ваши обычаи и не сделаю такой вещи. – С этими словами он отодвинул ногу от насекомого, которое оставалось неподвижным, подняв вверх красноватые усики.
– А он действительно ученый, – сказал один из монахов Ратри.
Арам улыбнулся.
– Благодарю тебя, но это не так. Я только смиренный искатель истины, и в прошлом мне случайно удалось прослушать лекции ученого. Ох, если бы мне так повезло снова! Если бы поблизости был какой-нибудь великий учитель или ученый, я уверенно пошел бы по горячим углям и сел бы у его ног слушать его слова или следовать примеру. Если бы…
Он замолчал, потому что все глаза вдруг повернулись к двери позади него. Он не повернул головы, но потянулся прихлопнуть жука, находившегося возле его руки. Из сломанной хитиновой оболочки его спинки высунулись кончик маленького кристалла и две крошечные проволочки.
Тогда Арам повернулся. Его зеленый глаз пробежал через ряд монахов, сидевших между ним и дверью, и увидел Яму: на нем были брюки, сапоги, рубашка, пояс, плащ и перчатки – все красное, а голову обвивал тюрбан цвета крови.
– «Если бы»? – спросил Яма. – Ты сказал «если бы»? Если бы какой-нибудь мудрец или какое-то воплощение божества остановилось поблизости, ты хотел бы с ним познакомиться? Ты об этом говорил, незнакомец?
Нищий встал из-за стола и поклонился.
– Я – Арам, искатель и путешественник, товарищ каждому, кто желает просвещения.
Яма не ответил на поклон.
– Почему ты назвал свое имя наоборот, Бог Иллюзии, когда все твои слова и поступки кричат об этом перед тобой?
Нищий пожал плечами.
– Я не понял твоих слов. – Он снова улыбнулся. – Я тот, кто ищет Путь и Истину, – добавил он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71