Это он вас прислал?
Не дожидаясь ответа, женщина заговорила быстро-быстро, поминутно теряя связь между мыслями и словами:
— Вы, наверное, учились вместе с Фирменом… Я так боялась, что он заболеет. Там холодно, очень холодно… Я хотела вышить ему платок на шею. Вы знаете, когда болит голова, очень хорошо держать ее в тепле… Я всегда это говорила Фирмену… — Женщина вдруг рассмеялась совершенно сознательно и добавила: — Еще тогда, когда я не была Поющей Сорокой.
Как бы вторя своей хозяйке, сорока на полу издала какие-то странные гортанные звуки, и Жаку стало не по себе от всей этой обстановки. «Что за чертовщина!» — подумал он.
— Вы говорили о Фирмене, — робко напомнил он Эжени. — Скажите, давно вы его не видали?
Лицо Эжени стало необычайно серьезно.
— Он со мной все время, всегда, — ответила она. — И никого другого я не слышу. А он говорит. Только другие не догадываются. Но пусть этого не знает тот… с пустыми глазами. — Она наморщила лоб и строго погрозила пальцем неизвестно кому, может быть, тому, кто ей виделся позади Жака. — Они решили, что если упрятали Фирмена туда, значит, его больше нет на свете… Габи, замолчи! — обратилась она к сороке. — Ты опять заглушаешь его голос. Он пришел, а ты поёшь…
«Только в голову сумасшедшей может прийти такая несуразность: „человек с пустыми глазами“. Что это значит — пустые глаза? Куда же они делись, если они пустые?! — думал Жак. — Кто этот человек с пустыми глазами? И как узнать, где Робер? Тряпичник сказал, что друг Фирмена был толстый, а с лица невидный… Легко ли искать человека по таким признакам?»
— Скажите, а господин Робер… — начал было Жак, но при упоминании этого имени Эжени пришла в неописуемое волнение и ее лицо исказилось от гнева.
— Робер! Я его прокляла! Он должен сгинуть с лица земли!..
И она начала повторять какие-то бессмысленные слова. Все попытки Жака вернуть ее к действительности были бесполезны.
Еще полчаса такой же бессвязной речи Эжени, и Жак понял, что ему от нее ничего не добиться.
Попрощавшись с белошвейкой, которая очень мило протянула ему маленькую, высохшую ручку и пригласила приходить еще, Жак вышел из ее комнаты на улицу. Солнце светило, и на серой поверхности стен вдруг заиграли отблески его лучей. Унылая улочка сразу словно ожила, и дома перестали казаться такими сумрачными и одноцветными. Жак постоял с минуту в раздумье. С лестницы шумно спустилась привратница.
— Вы уже были у госпожи Эжени? — с любопытством спросила она.
— Да, — ответил Жак.
— Вы не ее племянник? Господин Морис?
— К сожалению, нет.
— Она все время твердит о своем племяннике Морисе, надеется, что он придет, навестит ее. А он и глаз не кажет. Мы начинаем думать, что бедняжка просто все выдумала, а его и на свете нет… До чего же она несчастна!
«Судьба идет мне навстречу! — обрадованно подумал Жак. — Сейчас я все узнаю». И вежливо, как только мог, он приподнял шляпу — так делали молодые люди хорошего общества в Пале-Рояле, здороваясь с дамами.
— Извините меня, сударыня, но я очень хотел бы узнать кое-что о госпоже Лефлер. Скажите, давно ли она здесь живет?
— Я, конечно, немало могла бы порассказать о ней, только здесь не очень-то удобно, — словоохотливо начала привратница. — С тех самых пор, как погиб ее жених Фирмен, она и переселилась сюда. О, это длинная и грустная история!..
— Сударыня, — взволнованно сказал Жак, — клянусь вам, что я порядочный человек и вам не придется раскаиваться, что вы мне доверились!.. Умоляю вас, не откажите зайти со мной в тот кабачок, напротив, и выпить чашечку кофе!..
Жак с волнением подумал, что до сих пор ему еще никогда не случалось приглашать никого в кафе и вот теперь он войдет в первый раз в кабачок, да еще в сопровождении незнакомой пожилой женщины.
Привратница не заставила себя долго просить.
— Сейчас сбегаю домой, немного приоденусь… — кокетливо сказала она. И в самом деле через минуту она появилась с красивым кружевным платком на плечах.
— Как вас зовут, молодой человек?
— Жак Менье.
— Хорошее имя! А меня в квартале называют тетушкой Мадлен, хотя, право, я еще не так стара, чтобы быть всеобщей тетушкой. Но я не возражаю, ведь меня здесь любят… А это куда как ценно!
Пока тетушка Мадлен бегала прихорашиваться, Жак успел пересчитать деньги и прикинуть, хватит ли их на угощение его спутницы. К своему удовольствию, он убедился, что хватит не только на чашку кофе, но и на миндальное печенье.
Сидя напротив Жака за столиком кабачка и попивая маленькими глотками дымящийся кофе, тетушка Мадлен начала не спеша свой рассказ.
— Она поселилась в этом доме до того, как я стала здесь привратницей, а привратницей я здесь уже тридцать лет. Но когда я сюда пришла, здесь только и разговоров было, что о ее горестях и злоключениях… Говорят, многие добивались руки Эжени Лефлер. Особенно настойчивыми были Фирмен Одри и один дворянин. Но разве мог этот дворянин сравниться с Фирменом! И уже назначили день, когда Фирмен должен был повести Эжени в церковь и стать ее мужем. И тут соперник призвал на помощь коварство и предательство. Что он сделал, никому не известно, только накануне свадьбы Фирмена увезли в Бастилию. Эжени была безутешна. За некоторое время перед тем, как угодить в тюрьму, Фирмен подарил своей невесте сороку — не эту, конечно, а другую — и уверил ее, что она поет. Впрочем, говорят, та и в самом деле пела. Ну, а потом, уже не знаю, как и когда, Эжени совсем потеряла разум… Говорят, беда случилась с ней после объяснения с этим самым дворянином. Она всегда была скромницей и ест и пьет не больше, чем сорока. Когда первая-то сорока умерла, соседка госпожа Валентен — добрая душа — купила ей другую, а бедняжка и не заметила подмены. С тех пор так уж повелось: мы все, живущие в этом доме, даем кто сколько может и следим, чтобы Эжени не оставалась без сороки. Ведь у нее-то друзей — только одна эта птица! Никто у нее не бывает, а того дворянина, говорят, она прогнала, когда исчез Фирмен. И имени его никогда не упоминает. Даром что сумасшедшая, только и говорит, что о своем Фирмене. Иногда она вспомнит, скажет что-то, а что — понять трудно. Говорит о каких-то книгах, о том, что во всем виноват коварный друг…
— А вы-то знаете его имя? — с замиранием сердца спросил Жак.
— Ни я, никто другой. Она, хоть и не в своем уме, остерегается назвать своего погубителя. А в квартале у нас говорят, будто он вскоре после несчастья уехал то ли в Англию, то ли в далекие заморские страны… И никого у нее нет! Так и живет она… И мы ее не обижаем.
— Скажите, она никогда при вас не произносила имени Робера?
— Нет, честно вам скажу, ни этого, ни другого имени я не слышала. Да, забыла вам сказать, что у нее золотые руки. Она делает красивые наколки из лент и цветы из шелковых лоскутков;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
Не дожидаясь ответа, женщина заговорила быстро-быстро, поминутно теряя связь между мыслями и словами:
— Вы, наверное, учились вместе с Фирменом… Я так боялась, что он заболеет. Там холодно, очень холодно… Я хотела вышить ему платок на шею. Вы знаете, когда болит голова, очень хорошо держать ее в тепле… Я всегда это говорила Фирмену… — Женщина вдруг рассмеялась совершенно сознательно и добавила: — Еще тогда, когда я не была Поющей Сорокой.
Как бы вторя своей хозяйке, сорока на полу издала какие-то странные гортанные звуки, и Жаку стало не по себе от всей этой обстановки. «Что за чертовщина!» — подумал он.
— Вы говорили о Фирмене, — робко напомнил он Эжени. — Скажите, давно вы его не видали?
Лицо Эжени стало необычайно серьезно.
— Он со мной все время, всегда, — ответила она. — И никого другого я не слышу. А он говорит. Только другие не догадываются. Но пусть этого не знает тот… с пустыми глазами. — Она наморщила лоб и строго погрозила пальцем неизвестно кому, может быть, тому, кто ей виделся позади Жака. — Они решили, что если упрятали Фирмена туда, значит, его больше нет на свете… Габи, замолчи! — обратилась она к сороке. — Ты опять заглушаешь его голос. Он пришел, а ты поёшь…
«Только в голову сумасшедшей может прийти такая несуразность: „человек с пустыми глазами“. Что это значит — пустые глаза? Куда же они делись, если они пустые?! — думал Жак. — Кто этот человек с пустыми глазами? И как узнать, где Робер? Тряпичник сказал, что друг Фирмена был толстый, а с лица невидный… Легко ли искать человека по таким признакам?»
— Скажите, а господин Робер… — начал было Жак, но при упоминании этого имени Эжени пришла в неописуемое волнение и ее лицо исказилось от гнева.
— Робер! Я его прокляла! Он должен сгинуть с лица земли!..
И она начала повторять какие-то бессмысленные слова. Все попытки Жака вернуть ее к действительности были бесполезны.
Еще полчаса такой же бессвязной речи Эжени, и Жак понял, что ему от нее ничего не добиться.
Попрощавшись с белошвейкой, которая очень мило протянула ему маленькую, высохшую ручку и пригласила приходить еще, Жак вышел из ее комнаты на улицу. Солнце светило, и на серой поверхности стен вдруг заиграли отблески его лучей. Унылая улочка сразу словно ожила, и дома перестали казаться такими сумрачными и одноцветными. Жак постоял с минуту в раздумье. С лестницы шумно спустилась привратница.
— Вы уже были у госпожи Эжени? — с любопытством спросила она.
— Да, — ответил Жак.
— Вы не ее племянник? Господин Морис?
— К сожалению, нет.
— Она все время твердит о своем племяннике Морисе, надеется, что он придет, навестит ее. А он и глаз не кажет. Мы начинаем думать, что бедняжка просто все выдумала, а его и на свете нет… До чего же она несчастна!
«Судьба идет мне навстречу! — обрадованно подумал Жак. — Сейчас я все узнаю». И вежливо, как только мог, он приподнял шляпу — так делали молодые люди хорошего общества в Пале-Рояле, здороваясь с дамами.
— Извините меня, сударыня, но я очень хотел бы узнать кое-что о госпоже Лефлер. Скажите, давно ли она здесь живет?
— Я, конечно, немало могла бы порассказать о ней, только здесь не очень-то удобно, — словоохотливо начала привратница. — С тех самых пор, как погиб ее жених Фирмен, она и переселилась сюда. О, это длинная и грустная история!..
— Сударыня, — взволнованно сказал Жак, — клянусь вам, что я порядочный человек и вам не придется раскаиваться, что вы мне доверились!.. Умоляю вас, не откажите зайти со мной в тот кабачок, напротив, и выпить чашечку кофе!..
Жак с волнением подумал, что до сих пор ему еще никогда не случалось приглашать никого в кафе и вот теперь он войдет в первый раз в кабачок, да еще в сопровождении незнакомой пожилой женщины.
Привратница не заставила себя долго просить.
— Сейчас сбегаю домой, немного приоденусь… — кокетливо сказала она. И в самом деле через минуту она появилась с красивым кружевным платком на плечах.
— Как вас зовут, молодой человек?
— Жак Менье.
— Хорошее имя! А меня в квартале называют тетушкой Мадлен, хотя, право, я еще не так стара, чтобы быть всеобщей тетушкой. Но я не возражаю, ведь меня здесь любят… А это куда как ценно!
Пока тетушка Мадлен бегала прихорашиваться, Жак успел пересчитать деньги и прикинуть, хватит ли их на угощение его спутницы. К своему удовольствию, он убедился, что хватит не только на чашку кофе, но и на миндальное печенье.
Сидя напротив Жака за столиком кабачка и попивая маленькими глотками дымящийся кофе, тетушка Мадлен начала не спеша свой рассказ.
— Она поселилась в этом доме до того, как я стала здесь привратницей, а привратницей я здесь уже тридцать лет. Но когда я сюда пришла, здесь только и разговоров было, что о ее горестях и злоключениях… Говорят, многие добивались руки Эжени Лефлер. Особенно настойчивыми были Фирмен Одри и один дворянин. Но разве мог этот дворянин сравниться с Фирменом! И уже назначили день, когда Фирмен должен был повести Эжени в церковь и стать ее мужем. И тут соперник призвал на помощь коварство и предательство. Что он сделал, никому не известно, только накануне свадьбы Фирмена увезли в Бастилию. Эжени была безутешна. За некоторое время перед тем, как угодить в тюрьму, Фирмен подарил своей невесте сороку — не эту, конечно, а другую — и уверил ее, что она поет. Впрочем, говорят, та и в самом деле пела. Ну, а потом, уже не знаю, как и когда, Эжени совсем потеряла разум… Говорят, беда случилась с ней после объяснения с этим самым дворянином. Она всегда была скромницей и ест и пьет не больше, чем сорока. Когда первая-то сорока умерла, соседка госпожа Валентен — добрая душа — купила ей другую, а бедняжка и не заметила подмены. С тех пор так уж повелось: мы все, живущие в этом доме, даем кто сколько может и следим, чтобы Эжени не оставалась без сороки. Ведь у нее-то друзей — только одна эта птица! Никто у нее не бывает, а того дворянина, говорят, она прогнала, когда исчез Фирмен. И имени его никогда не упоминает. Даром что сумасшедшая, только и говорит, что о своем Фирмене. Иногда она вспомнит, скажет что-то, а что — понять трудно. Говорит о каких-то книгах, о том, что во всем виноват коварный друг…
— А вы-то знаете его имя? — с замиранием сердца спросил Жак.
— Ни я, никто другой. Она, хоть и не в своем уме, остерегается назвать своего погубителя. А в квартале у нас говорят, будто он вскоре после несчастья уехал то ли в Англию, то ли в далекие заморские страны… И никого у нее нет! Так и живет она… И мы ее не обижаем.
— Скажите, она никогда при вас не произносила имени Робера?
— Нет, честно вам скажу, ни этого, ни другого имени я не слышала. Да, забыла вам сказать, что у нее золотые руки. Она делает красивые наколки из лент и цветы из шелковых лоскутков;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56