– Да, папа.
Он посмотрел на нее долгим и пристальным взглядом, но не сделал к ней даже шага.
– Ты выросла.
– Да, выросла, – глуховатым голосом подтвердила она.
Внезапно на загорелом лице лорда Стенхоупа появилась виноватая улыбка.
– Ты уже больше не «моя малышка Лиззи» – да?
– Да, папа.
Она уже много лет не была «его малышкой Лиззи». Просто отца не было рядом, и он не видел, как она растет, как из ребенка превращается в подростка, из подростка – в юную женщину. И его не было рядом тогда, когда он был ей нужнее всего. Он сам этого захотел. Но в результате потеряли они оба.
Конечно, за прошедшие годы ее отец тоже изменился. Элизабет помнила его высоким, красивым, щеголеватым. Джентльменом с ног до головы, ухоженным и безупречно одетым по последнему слову портновского искусства, как подобало человеку с положением в обществе. А теперь отец сутулился. И она была почти одного с ним роста.
Ее отец превратился в старика.
Лорд Стенхоуп рассеянно погладил подбородок, и Элизабет заметила под его ногтями полоски красной глины.
– Сколько времени прошло, Элизабет?
– Три года.
– Три года? Так много?
«Почти четыре, будь ты проклят!» – хотелось крикнуть ей в ответ. Однако она сумела промолчать.
На его лице не было и тени раскаяния.
– Значит, тебе уже почти…
– Восемнадцать, папа. Весной мне исполнится восемнадцать.
– Ты уже можешь считаться взрослой женщиной.
– Я и есть взрослая женщина.
Он виновато улыбнулся.
– Да, конечно-конечно. И к тому же красивая.
Элизабет зарделась от удовольствия.
Это был первый комплимент, который она услышала от отца с того дня, когда он предположил (лет пять или шесть назад), что она, возможно, не окажется такой же пустышкой, как ее старшая сестра Каролина. Та превратилась в совершенно никчемную ветреницу, которую интересовали только сплетни, модные наряды, бессмысленные развлечения и молокососы, смеющие называть себя мужчинами.
После того случая лорд Стенхоуп и его старшая дочь редко сходились во мнениях хоть по какому-то вопросу. Больше того, Каролина даже не стала приглашать его на свою свадьбу, хотя в тот момент он как раз ненадолго появился в Англии, чтобы навестить семью.
Но это, конечно, все осталось в прошлом, пыталась убедить себя Элизабет, пока ее отец стряхивал с сапог пыль пустыни. Еще секунда-другая, и он спросит ее о матери, или о Франклине, или о Каролине, или хотя бы о милой бедняжке Анни.
Вместо этого лорд Стенхоуп напомнил ей:
– Не следует заставлять остальных дожидаться нас. Я был бы не прочь выпить чаю. В горле у меня пересохло.
Элизабет шагнула к нему и, понизив голос настолько, чтобы ее мог услышать только он, решительно сказала:
– Мне надо поговорить с вами наедине, папа. У меня чрезвычайно важное дело.
Он рассеянно-небрежно взмахнул рукой:
– Может быть, за чаем.
Она устремила на него укоризненный взгляд своих огромных зеленовато-серых глаз:
– Мы должны остаться вдвоем.
– Вдвоем, конечно, – согласился он после секундной паузы. – Нам надо будет поговорить. Скоро.
– Как можно скорее.
– Скоро. Я обещаю.
У Элизабет упало сердце. Она вспомнила множество других обещаний, которые он ей давал в прошлом и которые так и остались невыполненными.
«Обещаю, что в день, когда тебе исполнится семь лет, ты получишь в подарок белого пони».
«Обещаю, что ты поедешь со мной в Лондон, когда я в следующий раз соберусь туда».
«Обещаю, что в этом году приеду на Рождество домой», «Обещаю, что в этот раз я не уеду, не попрощавшись».
Обещаю…
Обещаю…
Обещаю…
Элизабет больше не верила обещаниям. Она уже много лет им не верила.
Чьи-либо безответственные обещания разбивают вам сердце.
Глядя на ночную пустыню, молодая француженка тихо говорила своему возлюбленному:
– Знаешь, дорогой, скоро я обо всем расскажу миледи. Мы с ней уже много лет вместе, не расстаемся. Я не просто ее служанка – я ее подруга, и она мне доверяет.
Молодой человек крепко прижимал к себе мадемуазель и горячо шептал ей на ухо (он свободно говорил на нескольких языках):
– Я тебя люблю! Я тебя обожаю! Я хочу на тебе жениться. Мы должны уехать как можно быстрее, пока еще не поздно. Корабль отплывает в Александрию в конце недели. К весне мы уже были бы дома.
Она мечтательно вздохнула:
– Весна в Марселе!
– На извилистой улочке у моря у нас будет свой магазин и квартирка над ним. У нас будет возможность всю оставшуюся жизнь жить так, как мы хотим.
– Да, конечно, конечно! – тихо воскликнула она.
– Когда-нибудь у нас будут дети.
– Дети! – радостно повторила она.
– Я люблю тебя, cherie.
– А я люблю тебя, – ответила она. – Я скоро скажу миледи. Обещаю.
– Уверяю вас, мой муж ничего о нас не знает, – промурлыкала женщина многообещающим тоном, бесшумно скользя в темноте к его распахнутой постели.
Она уже была полураздета – двигаясь по спальне, возбуждающе скидывала с себя одежду. Мужчину действительно возбудил вид ее полуобнаженного тела.
Его серые глаза были прикованы к ее высокой упругой груди, пока женщина распускала шнуровку корсета. Его взгляд скользил по длинным и стройным ногам, когда она медленно и маняще сворачивала бледно-розовые шелковые чулки, которые вскоре полетели в сторону. Он задержал взгляд на округлой попке, когда она повернулась к нему спиной, чтобы избавиться от кружевных панталон.
Она повернулась к нему спиной не из застенчивости (они оба прекрасно это понимали), а для того, чтобы продемонстрировать ему еще одну часть ее точеной фигуры.
А потом женщина встала перед ним во всей своей красе, обнаженная, и подняла руки над головой.
– Ты – тщеславная кошечка, Амелия, – хрипловато рассмеялся ее возлюбленный.
Она не собиралась этого отрицать:
– Да, это правда.
Красивый мужчина перевернулся на бок и приподнялся, упираясь локтем в гору подушек.
– Однако я отнюдь не уверен в том, что твой муж ни о чем не подозревает.
Она подошла к кровати, где лежал мужчина, и наклонилась над ним так, чтобы ее соски скользнули по его обнаженной груди. При этом они маняще набухли.
– Хилберт стареет. И он глуп.
– Либо глуп, либо очень хитер. – Мужчина притянул ее к себе и с наслаждением провел рукой по всей спине. Поцеловав голое плечо, он добавил: – Хотел бы я это знать наверное.
Она прижалась губами к его губам. Ее язычок быстро высовывался и прятался обратно – будто кошечка лакала сливки.
– Обещаю, Хилберт ни о чем не узнает. И еще обещаю тебе: он сделает все, о чем я его попрошу.
Его белоснежные зубы обнажились в сардонической улыбке.
– Ты сучка, Амелия.
– А ты, Андре, подонок.
Граф рассмеялся.
– Возможно, именно поэтому мы так подходим друг другу. – Его голос звучал тихо и обещал наслаждение.
Ее ловкие руки нашли его плоть и начали творить с ней свое волшебство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70