— Я ему рассказала, что меня преследует, что моя жизнь в опасности. Я умоляла его никому об этом не рассказывать, потому что вы тогда уволили бы меня.
— Что верно, то верно, — сказал Кингсли и ненадолго смолк. — Это правда, что тебя преследуют?
— Да. Кто-то хочет меня убить.
Кингсли немного помолчал и заметил, словно размышляя вслух:
— Что же, Скотти у нас парень галантный…
— Он хотел вам рассказать. И еще хотел, чтобы я сама вам обо всем рассказала. Только я заставила его пообещать, что он будет молчать.
Яростный взгляд Кингсли, казалось, пронзал ее насквозь.
— На перегоне скота женщине не место!
— Но мне больше некуда было податься, — с отчаянием в голосе ответила Габриэль.
— А к шерифу ты обращалась?
Габриэль не могла признаться ему, что обращалась и, по сути дела, обвинила его, Кингсли.
— Он не захотел мне помочь. — Может, потому, что ты сама нарушила закон?
В голосе его внезапно прозвучало сочувствие, очень ее удивившее. Да и весь разговор на редкость странный. Габриэль ожидала, что на нее посыплется град обвинений, подозрений, угроз — все, что мог сказать или подумать человек, способный на убийство. Вместо этого в сердитых глазах Кингсли уже зажглись дружелюбные огоньки.
Девушка с трудом сглотнула. Она почти решилась выложить Кингсли всю правду, бросить ему в лицо свои подозрения… но он не задавал никаких каверзных вопросов, и все, что она ему рассказала, было чистейшей правдой.
— Можно мне остаться? — спросила Габриэль, Он заколебался, снова окинул ее оценивающим взглядом, а затем просто кивнул.
— Оставайся, пока я не подыщу настоящего повара, — а там посмотрим.
И вдруг улыбнулся — широко и на редкость обаятельно.
— Бедный околдованный Дрю! — пробормотал он и пошел прочь, оставив Габриэль в совершеннейшем недоумении.
15.
Несмотря на неудобства прежнего положения, Габриэль очень жалела о тех временах, когда она была всего только Шкетом. Если Дрю питал к ней теперь презрение, то этого никак нельзя было сказать о других погонщиках.
Прошло три дня после того, как была обнаружена истина, а Габриэль уже вовсю баловали и лелеяли. Она перестала быть незаметным Гэйбом Льюисом и превратилась в объект самого пристального и восхищенного мужского интереса.
Уже в самый первый вечер после роковой переправы ей преподали первый пример внимания, которое почти обрушилось на нее, как лавина. Габриэль разжигала костер, когда один из погонщиков бросился к ней на помощь, взял из ее рук растопку и сам занялся огнем, повергнув ее в изумление. Прежде чем она успела возразить, языкастый Хэнк Флэнниган, который целую вечность назад готов был прозакладывать свою шляпу против ее, застенчиво приблизился к ней. Лицо его, обрамленное густыми соломенными кудрями, порозовело. Он неловко переминался с ноги на ногу, комкая в руках свою потертую шляпу, — а затем сунул ее Габриэль.
— Вам, мэм, она может сгодиться. То есть, я хотел сказать, мисс, вам она потребоваться может.
Другой погонщик неловко бочком подошел к ней.
— Вы нас простите, мэм, за грубое обращение. Мы просто так, дурачились.
— Если потребуется помощь, — вмешался Долговязый, — вы только кликните меня.
Теперь Габриэль уже не могла поднять мешок с мукой или охапку хвороста — кто-нибудь из погонщиков тут же оказывался рядом с желанием обязательно помочь. Только Дэмиен Кингсли позволял себе насмешки и ухмылки, и это ей очень не нравилось. И он, и многие погонщики теперь, конечно, припоминали, сколько раз, будучи Шкетом, она оставалась с шотландцем наедине.
Больше всего, однако, удивляло Габриэль отношение к ней Кингсли. Такой терпимости с его стороны она никак не ожидала. Он даже на свой лад забавлялся такой ситуацией. Габриэль видела, что после разговора с ней на берегу он о чем-то беседовал с Дрю, после чего тот бросил на девушку загадочный быстрый взгляд, вскочил в седло и поехал в ночной дозор. Кингсли, заметив ее, насмешливо фыркнул и зашагал прочь. Габриэль ничего не понимала.
С тех пор Кингсли редко бывал в лагере. Несмотря на возражения тех, кто опасался за его жизнь, он снова и снова отправлялся на разведку. Иногда он отсутствовал почти целый день и появлялся только к вечеру, чтобы отдать необходимые распоряжения.
А самым заветным желанием Габриэль было снова обрести прежнюю близость с Дрю, но она опасалась, что это уже невозможно.
Хотя все неуклюже старались ей помочь, весь день она была занята. Даже слишком. В ее фургоне расположились уже три новорожденных теленка, которых, смущаясь, поручили ее заботам погонщики. Сэмми уже достаточно подрос, чтобы находиться рядом с матерью, но каждый вечер Габриэль надо было отыскивать для других телят их матерей, и ей пришлось привязать им на рога разноцветные лоскутки. Верный принял на себя обязанность охранять телят и загонял их обратно в фургон, чтобы они куда-нибудь не убрели. Билли Бонс тоже требовал ее внимания и, конечно же, Сэмми — не говоря уже о вечно голодных погонщиках.
Дни в постоянных хлопотах проходили быстро, но душевное одиночество становилось все глубже и острее, все больнее и пронзительнее. Кингсли не скрывал, что постарается как можно скорее нанять нового повара, и время текло неумолимо, как песок в песочных часах…
Габриэль оторвала взгляд от сковородок и увидела, что в лагерь галопом скачет Кингсли. Это значит, что он узнал важные новости. Его быстро окружили свободные от дежурства погонщики. Она тоже неуверенно подошла ближе.
— Военные говорят, что дали хорошую взбучку индейцам киова… Лейтенант утверждает, что армия одержала славную победу, — добавил Кингсли довольно сухо. — Ну, военные всегда так говорят, даже когда им хвост накрутят, но они утверждают, что опасности больше нет. По крайней мере, со стороны беглых индейцев.
Погонщики радостно зашевелились.
— А это значит, что мы теперь можем жить вольготнее и отменить ночные дежурства.
Погонщики обрадовались еще больше.
— Только это не значит, что не существует других опасностей. Шайенны вышли на тропу войны, да и другие племена не прочь украсть корову-другую, так что смотрите в оба.
Ковбои закивали в знак согласия.
— Поеду вперед и оповещу остальных, — продолжал Кингсли, наливая себе кружку кофе. — Дэмиен в дозоре?
— Дэмиен, Скотти, Долговязый и Хэнк, — доложил Терри Кингсли.
При упоминании о шотландце Кингсли глянул на Габриэль. Она изо всех сил старалась не покраснеть, но безуспешно, — и отвернулась, желая скрыть навернувшиеся слезы. Это было ужасно унизительно. Шкет ни за что бы не расплакался. И все же, отчаянно борясь с волнением и удивляясь, почему раньше таких затруднений не возникало, новость, сообщенную Керби, Габриэль встретила с облегчением. Она опасалась за Дрю — да и за всех погонщиков, когда они уезжали за пределы лагеря.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94