— Я не могу тебя оставить здесь одного, — сказал он собаке и взглянул на Керби. — Ты не знаешь, кому он принадлежал?
Керби пожал плечами.
— Здесь всегда было полно собак. Возможно, Бенедикту. Хэйли не питал привязанности ни к одному живому существу.
Ну, это иногда ничего не значит. Дрю узнал это на собственном опыте. Он изо всех сил старался, чтобы его полюбили, но в ответ получал только подзатыльники и битье. И всегда он повторял одну и ту же ошибку. Все время сам напрашивался на тычки и «укусы».
Он поднял собаку и взвалил ее на седло, левой рукой придерживая брыкающийся меховой сверток: пес изо всех сил пытался вернуться к могиле.
— Он постарается убежать обратно, — предупредил Керби.
— Может быть, — ответил Дрю, но в душе знал, что Габриэль приручит пса. Он был просто уверен в этом. Да, он не верил ее словам — но доверял ее дару нежности и сочувствия.
Да, черт возьми, она тоже полюбит этого распроклятого пса!
13.
Габриэль полюбила пса с первого взгляда. И полюбила еще сильнее, узнав скорбную повесть о его верности тому, кто лежал в могиле.
Удивив ее взглядом, в котором светились нежность и любопытство, Дрю сунул собаку ей в руки.
— Вот тебе еще одна головная боль, — сказал он подчеркнуто беспечно. — Думаю, твой фургон скоро превратится в Ноев ковчег.
Радость охватила все ее существо. Она поняла: Дрю не совсем отказался от нее! И в то же время она боялась слишком надеяться, боялась поверить в возможность его любви. И еще страшилась, что сама полюбит его слишком сильно. Впрочем, и страшиться было уже поздно. Габриэль и так любила Дрю без памяти, и, когда их глаза встретились, по ее телу пробежала жаркая дрожь.
Она прижала к груди живой комок меха и взглядом горячо поблагодарила Дрю.
— Тебе придется как-то назвать пса, — сказал он, — никто не знает его имени.
— Я назову его Верный, — сказала Габриэль, думая о преданности пса. — Да, я, наверное, так его и назову.
И с Верным у нее не возникло никаких хлопот. Он только грустил, и Габриэль проводила с ним все свободное время, рассказывая о том, что прежний хозяин ушел в чудесные края, где ему теперь очень хорошо, и что у него, Верного, теперь будет новый дом.
Все-таки пес причинил кое-какие неприятности. Она так о нем заботилась, что в тот вечер ужин запоздал, бобы превратились в месиво, а хлеб подгорел. Дэмиен ворчал, что всегда удавалось ему с большим успехом, и Керби тоже бормотал насчет того, какой он глупец и зачем позволил взять «проклятую животину». Однако он не попытался отнять у нее собаку.
На следующее утро, когда стадо перешло реку вброд и двинулось на север, Верный уже сидел на козлах. Габриэль нахлестывала мулов, чтобы не отставали от главного фургона. Из-за угрозы нападения индейцев фургоны, вопреки обычаю, не удалялись от стада. Нервы у людей были напряжены до крайности, и после того как прошлым вечером Кингсли рассказал о том, что случилось в фактории Хэйли, в лагере начались перебранки и потасовки. Провиант подходил к концу, включая запасы кофе и сахара.
Габриэль наклонилась и погладила собаку, которая сносила ее ласки без всякого ответного чувства. Пес, правда, перестал скулить и, по-видимому, немного успокоился. Она все еще держала его на привязи — боялась, что тот убежит на пепелище.
Прерия казалась бескрайней. Теперь Габриэль была единственной, кто готовил пищу, и так будет, пока Кингсли не найдет нового повара. Поэтому она составила план, как использовать свое новое положение, чтобы проникнуть в главный фургон и порыться в личных вещах Кингсли. Габриэль вряд ли ожидала, что найдет прямое доказательство вины Кингсли в убийстве ее отца. Просто это было единственное, что она могла придумать, — хотя бы узнать об этом человеке побольше.
Конечно, она была воспитана в правилах, не позволявших нарушать права личности на частную жизнь и тайны. Габриэль не могла отделаться от чувства, что предает своих родителей и собственные принципы, шпионя за Кингсли. Хотя последние слова отца постоянно звучали в ее ушах, у нее возникло невольное уважение к суровому скотоводу.
Он нанял отчаявшегося, голодного юнца, позволил взять истощенную лошадь на перегон. Он не дал убить новорожденного теленка, которого пришлось затем везти в хозяйственном фургоне. Он дал приют собаке, обреченной на смерть, которую надо было теперь кормить из их скудных запасов, и едва не плакал над могилой человека, своего наемного рабочего, которого двадцать лет называл и считал своим другом. И считал искренно — в этом Габриэль не сомневалась.
Она отчаянно хотела совместить этого Кингсли, с его добрым, внимательным отношением к людям и животным, с образом Кингсли — хладнокровного убийцы.
Именно поэтому она забыла про щепетильность и самоуважение и решила порыскать в его личных вещах. У нее для этого в запасе оставалось почти десять дней пути до ближайшего городка, где Кингсли найдет нового повара. Десять дней, чтобы узнать правду.
И десять дней полной ответственности за то, чтобы шестнадцать погонщиков были каждый день накормлены, а припасы все сокращались.
Ее раздумья прервал стук копыт, и Габриэль увидела, что к ней скачет Кингсли.
— Впереди, в миле от нас, Канадлен-Ривер! — крикнул он. — Заночуем на этом берегу. Переправимся завтра на рассвете.
Она кивнула, и он поскакал дальше, чтобы оповестить остальных. После того как Габриэль едва не утонула, переправы внушали ей страх и отвращение. И она от всей души понадеялась, что Канадлен-Ривер будет неглубока, а течение медленное.
Как бы не так! Река оказалась широкая, с сильным течением, и, хотя некоторые погонщики утверждали, что она неглубокая, утонуть в ней, как понимала Габриэль, труда не составит. Она приготовила ужин, все время бросая: невеселые взгляды на водную преграду.
Погонщики особенно умаялись и устали за день. Постоянная угроза нападения индейцев заставляла их дежурить сверхурочно. И весь вечер Габриэль смотрела, как, с покрасневшими от недосыпания веками, они подходят за кофе и едой, чтобы потом соснуть пару часов — и снова отправиться в дозор.
Кингсли вернулся из поездки на другой берег реки как раз перед рассветом. Налив себе кружку кофе, он жадно отпил глоток и одобрительно кивнул:
— Кофе что надо.
Габриэль отвела взгляд. Она была смущена и обрадована похвалой.
Кингсли положил себе в миску тушеных бобов, взял кусок свежего хлеба и присел на корточки около костра, где уже ели Джейк и Долговязый.
— Справляешься? — спросил он у Габриэль. Она кивнула.
— Большая нагрузка для такого мальца.
Девушка отвернулась.
— Сможешь продержаться еще с неделю или немного подольше?
Она снова кивнула.
— Черт побери, парень, голос у тебя есть?
Габриэль искоса глянула на него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94