— рявкнул сэр Арло. Пруденс невольно улыбнулась. Арло, в самом деле, был грозен и мог заставить уважать себя как представителя закона, если вывести его из терпения.
— Я бы счел за счастье последовать предложению графини и повесить всех вас, но мое глубокое почитание законов Англии запрещает мне сделать это. Поэтому я арестую единственного человека, который, по моему мнению, даст мне ответы на все мои вопросы.
Мак-Кей шагнул вперед, но Себастьян опередил его и вытянул руки. Лязг защелкнувшихся наручников поминальным звоном прозвучал в наступившей тишине.
Шериф отступил от Себастьяна, негласно предоставляя Пруденс возможность попрощаться с ним. Она смахнула со щеки слезу тыльной стороной ладони, оставив грязную полосу, и подошла к Себастьяну. Позабыв о Триции, о Мак-Кее и обо всем на свете, она обхватила руками широкие плечи мужа и нежно коснулась губами его губ. Даже тяжелые металлические наручники не помешали ей прижаться к теплой груди Себастьяна и сказать ему о своей любви.
Себастьян высвободился из ее объятий, но, задержавшись на мгновение, прижался губами к ее уху и прошептал:
— До свидания, моя милая герцогиня.
Пруденс затаила дыхание, внимая каждому нежному слову, произнесенному любимым, и стремясь сохранить их в памяти до того заветного дня, когда они снова будут вместе. Она сжала кулаки и с тоской глядела вслед удаляющемуся Себастьяну, шагавшему прочь от нее под бдительным присмотром помощников шерифа. Мак-Кей последовал за ним, намереваясь, наконец, защитить своего единственного сына. Себастьян оглянулся через плечо и подмигнул ей. Пруденс знала, что навсегда сохранит в своем сердце этот образ: его насмешливую улыбку на закопченном сажей лице, которую она так любила; его золотившиеся в ярком солнечном свете растрепанные волосы. Ослепительно прекрасный и неунывающий до самого своего горького конца.
Ногти Триции, словно крошечные кинжальчики, впились в плечо Пруденс.
— Идем со мной, испорченная, неблагодарная девчонка. Ты — позор для своего папы и для всех моих бедных покойных мужей. И это твоя благодарность за все, что я для тебя сделала?
Пруденс выдернула свою руку и решительно отстранила от себя Трицию. Расправив плечи, она шагнула вперед и, воспользовавшись преимуществом своего роста, свысока взглянула на тетю.
Триция попятилась и, споткнувшись о вальяжно растянувшегося на траве дога, едва не упала, но была заботливо подхвачена сквайром Блейком. Она прижала руку к груди и во все глаза глядела на свою племянницу, не узнавая в этой гордой, сознающей свое достоинство женщине, тихую, невзрачную девушку.
— Но кто бы мог подумать… Такое высокомерие…
Сквайр Блейк повел Трицию прочь, бормоча сочувствие, но не удержался и восхищенно посмотрел через плечо на Пруденс. Борис, поскуливая, потрусил за ними.
Пруденс в оцепенении стояла посреди лужайки. Тайни положил свои огромные ручищи ей на плечи.
— Идем, детка. Ты чертовски храбрая девочка, но нам лучше отвести тебя домой.
Она пошла вперед, ничего не видя перед собой. Хотела бы она вспомнить, где ее дом.
ГЛАВА 37
Дождь барабанил по крыше ветхого строения, но даже ливень не мог удержать поток любопытных, стремящихся попасть в здание суда, расположенного в центре Элсдона. Оно было битком набито жителями графства Нортамберленд и соседних графств, прибывших на скандальное аннулирование нашумевшего брака герцогини Уинтон.
Пар поднимался от мокрых плащей. Почтенные графы стояли локоть к локтю с фермерами, атлас соседствовал с шерстью.
Репортеры из «Лондонского обозревателя» и «Тайме» проталкивались сквозь толпу, формулируя общественное мнение и собирая сплетни. Симпатии разделились. Старая фермерша с лицом, сморщенным, как печеное яблоко, заявила, что герцогиня — бедная, несчастная девочка, которую похитил негодяй и вынудил выйти за него замуж под дулом пистолета. Юная мисс Девони Блейк назвала Пруденс Уолкер гнусной эгоисткой, посмевшей скрыться с женихом своей собственной тети. Ее уважаемый отец радостно объявил все это дело «просто кишащим интригами» и напоследок, желая прославиться, попросил репортеров упомянуть о нем как о свидетеле и деятельном участнике этой пикантной истории в своих заметках и поместить его портрет в газетную статью.
Нестройный гул толпы сменился ревом штормового моря, когда входная дверь в здание суда распахнулась, впуская вместе с брызгами дождя объект их страстного обсуждения.
Женщины из высшего общества, прикрываясь веерами, с нескрываемым любопытством взирали на «дерзкую девчонку», позволившую себе разорвать помолвку со своим знатным и богатым женихом и выйти замуж за неизвестного никому человека. Мужчины, подталкивая друг друга, отпускали непристойные шуточки. Во всех светских салонах шокирующая история замужества герцогини Уинтон была самой первой темой обсуждения в течение месяца.
Репортер «Тайме» не скрывал своего разочарования, когда один из местных представителей дворянства пояснил ему, что герцогиня — не то шикарное создание в высоком парике и ярком платье, а очкастая девушка, шедшая позади.
Определенно, не было ничего во внешности юной герцогини, заслуживающего критики, размышлял репортер. Одета она была в черное, темные волосы были закручены в узел на затылке. Он отругал себя за то, что не захватил чернильницу. Боже, как ему хотелось нарисовать ее! Запечатлеть на бумаге линии тонкого лица, вылепленные с таким изяществом.
Раскат грома необычайной силы прогремел, казалось, прямо над зданием суда. Пруденс вышла вперед и заняла свое место на скамье. Триция оставила старика Фиша у двери и последовала за племянницей. Новый поклонник Триции — корсиканский граф — маршировал за ней в развевающейся накидке, открывая взору присутствующих безупречного покроя фрак, увешанный лентами и медалями.
Пруденс чинно сложила руки на коленях. Шум толпы за спиной не волновал ее. Она не прислушивалась к злословию в свой адрес, не замечая оскорбительных ухмылок. Она не чувствовала ничего. Жуткое оцепенение накатилось на нее, делая невосприимчивой к сплетням.
Один месяц. Тридцать дней, и ни единого слова. Ни одной записки. Ни одной строчки. Ничего. И надежда Пруденс на то, что Себастьян не хотел, чтобы она прошла через эту унизительную процедуру аннулирования их брака, на которой так настаивала Триция, таяла с каждым днем.
Пруденс знала, что Себастьян был освобожден из лондонской тюрьмы почти неделю назад. Старик Фиш не преминул информировать ее об этом.
Сэр Арло мудро решил, что ему будет трудно, если и вовсе невозможно осудить Себастьяна Керра в разбое и грабеже, поскольку сцена его ареста просто кишела Ужасными Шотландскими Разбойниками, включая шотландского лорда, герцогиню и рыжеволосого сына священника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105
— Я бы счел за счастье последовать предложению графини и повесить всех вас, но мое глубокое почитание законов Англии запрещает мне сделать это. Поэтому я арестую единственного человека, который, по моему мнению, даст мне ответы на все мои вопросы.
Мак-Кей шагнул вперед, но Себастьян опередил его и вытянул руки. Лязг защелкнувшихся наручников поминальным звоном прозвучал в наступившей тишине.
Шериф отступил от Себастьяна, негласно предоставляя Пруденс возможность попрощаться с ним. Она смахнула со щеки слезу тыльной стороной ладони, оставив грязную полосу, и подошла к Себастьяну. Позабыв о Триции, о Мак-Кее и обо всем на свете, она обхватила руками широкие плечи мужа и нежно коснулась губами его губ. Даже тяжелые металлические наручники не помешали ей прижаться к теплой груди Себастьяна и сказать ему о своей любви.
Себастьян высвободился из ее объятий, но, задержавшись на мгновение, прижался губами к ее уху и прошептал:
— До свидания, моя милая герцогиня.
Пруденс затаила дыхание, внимая каждому нежному слову, произнесенному любимым, и стремясь сохранить их в памяти до того заветного дня, когда они снова будут вместе. Она сжала кулаки и с тоской глядела вслед удаляющемуся Себастьяну, шагавшему прочь от нее под бдительным присмотром помощников шерифа. Мак-Кей последовал за ним, намереваясь, наконец, защитить своего единственного сына. Себастьян оглянулся через плечо и подмигнул ей. Пруденс знала, что навсегда сохранит в своем сердце этот образ: его насмешливую улыбку на закопченном сажей лице, которую она так любила; его золотившиеся в ярком солнечном свете растрепанные волосы. Ослепительно прекрасный и неунывающий до самого своего горького конца.
Ногти Триции, словно крошечные кинжальчики, впились в плечо Пруденс.
— Идем со мной, испорченная, неблагодарная девчонка. Ты — позор для своего папы и для всех моих бедных покойных мужей. И это твоя благодарность за все, что я для тебя сделала?
Пруденс выдернула свою руку и решительно отстранила от себя Трицию. Расправив плечи, она шагнула вперед и, воспользовавшись преимуществом своего роста, свысока взглянула на тетю.
Триция попятилась и, споткнувшись о вальяжно растянувшегося на траве дога, едва не упала, но была заботливо подхвачена сквайром Блейком. Она прижала руку к груди и во все глаза глядела на свою племянницу, не узнавая в этой гордой, сознающей свое достоинство женщине, тихую, невзрачную девушку.
— Но кто бы мог подумать… Такое высокомерие…
Сквайр Блейк повел Трицию прочь, бормоча сочувствие, но не удержался и восхищенно посмотрел через плечо на Пруденс. Борис, поскуливая, потрусил за ними.
Пруденс в оцепенении стояла посреди лужайки. Тайни положил свои огромные ручищи ей на плечи.
— Идем, детка. Ты чертовски храбрая девочка, но нам лучше отвести тебя домой.
Она пошла вперед, ничего не видя перед собой. Хотела бы она вспомнить, где ее дом.
ГЛАВА 37
Дождь барабанил по крыше ветхого строения, но даже ливень не мог удержать поток любопытных, стремящихся попасть в здание суда, расположенного в центре Элсдона. Оно было битком набито жителями графства Нортамберленд и соседних графств, прибывших на скандальное аннулирование нашумевшего брака герцогини Уинтон.
Пар поднимался от мокрых плащей. Почтенные графы стояли локоть к локтю с фермерами, атлас соседствовал с шерстью.
Репортеры из «Лондонского обозревателя» и «Тайме» проталкивались сквозь толпу, формулируя общественное мнение и собирая сплетни. Симпатии разделились. Старая фермерша с лицом, сморщенным, как печеное яблоко, заявила, что герцогиня — бедная, несчастная девочка, которую похитил негодяй и вынудил выйти за него замуж под дулом пистолета. Юная мисс Девони Блейк назвала Пруденс Уолкер гнусной эгоисткой, посмевшей скрыться с женихом своей собственной тети. Ее уважаемый отец радостно объявил все это дело «просто кишащим интригами» и напоследок, желая прославиться, попросил репортеров упомянуть о нем как о свидетеле и деятельном участнике этой пикантной истории в своих заметках и поместить его портрет в газетную статью.
Нестройный гул толпы сменился ревом штормового моря, когда входная дверь в здание суда распахнулась, впуская вместе с брызгами дождя объект их страстного обсуждения.
Женщины из высшего общества, прикрываясь веерами, с нескрываемым любопытством взирали на «дерзкую девчонку», позволившую себе разорвать помолвку со своим знатным и богатым женихом и выйти замуж за неизвестного никому человека. Мужчины, подталкивая друг друга, отпускали непристойные шуточки. Во всех светских салонах шокирующая история замужества герцогини Уинтон была самой первой темой обсуждения в течение месяца.
Репортер «Тайме» не скрывал своего разочарования, когда один из местных представителей дворянства пояснил ему, что герцогиня — не то шикарное создание в высоком парике и ярком платье, а очкастая девушка, шедшая позади.
Определенно, не было ничего во внешности юной герцогини, заслуживающего критики, размышлял репортер. Одета она была в черное, темные волосы были закручены в узел на затылке. Он отругал себя за то, что не захватил чернильницу. Боже, как ему хотелось нарисовать ее! Запечатлеть на бумаге линии тонкого лица, вылепленные с таким изяществом.
Раскат грома необычайной силы прогремел, казалось, прямо над зданием суда. Пруденс вышла вперед и заняла свое место на скамье. Триция оставила старика Фиша у двери и последовала за племянницей. Новый поклонник Триции — корсиканский граф — маршировал за ней в развевающейся накидке, открывая взору присутствующих безупречного покроя фрак, увешанный лентами и медалями.
Пруденс чинно сложила руки на коленях. Шум толпы за спиной не волновал ее. Она не прислушивалась к злословию в свой адрес, не замечая оскорбительных ухмылок. Она не чувствовала ничего. Жуткое оцепенение накатилось на нее, делая невосприимчивой к сплетням.
Один месяц. Тридцать дней, и ни единого слова. Ни одной записки. Ни одной строчки. Ничего. И надежда Пруденс на то, что Себастьян не хотел, чтобы она прошла через эту унизительную процедуру аннулирования их брака, на которой так настаивала Триция, таяла с каждым днем.
Пруденс знала, что Себастьян был освобожден из лондонской тюрьмы почти неделю назад. Старик Фиш не преминул информировать ее об этом.
Сэр Арло мудро решил, что ему будет трудно, если и вовсе невозможно осудить Себастьяна Керра в разбое и грабеже, поскольку сцена его ареста просто кишела Ужасными Шотландскими Разбойниками, включая шотландского лорда, герцогиню и рыжеволосого сына священника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105