Потом вы стали его женой, и предпринимать что-либо было уже поздно.
— Вы никогда ничего не говорили… Даже когда Эмори умер.
— Я не смел сказать, так как думал, что вы меня ненавидите.
— Но я никогда не испытывала к вам ненависти, Фаррел, хотя, наверное, и правда боялась того, что может случиться, если я поддамся слабости. — Элизабет сглотнула подступивший к горлу комок, отчаянно пытаясь взять себя в руки, перед тем как сделать признание. — Видите ли, я полюбила вас задолго до того, как стала женой Эмори.
Теперь настал черед удивиться Фаррелу.
— Но вы умело скрывали свои чувства!
— Как и вы.
Фаррел нежно сжал плечо своей помощницы.
— Не кажется ли вам, что пора Джеку приобрести отца? Я никогда не переставал любить вас.
Элизабет обратила к нему свою лучистую улыбку:
— Вы делаете мне предложение, мистер Ив?
— Да, миссис Далтон. Скажите мне о своем решении. Я готов ждать часы, недели, месяц, наконец, но молю: не заставляйте ждать меня еще год!
— Вы уверены, что хотите стать мне мужем, а Джеку отцом? Фаррел посмотрел ей прямо в глаза, а потом взял ее руки в свои широкие мужские ладони:
— Я давно бы сделал вам предложение, будь у меня хоть малая надежда на то, что оно будет принято.
Элизабет ласкала взглядом красивое лицо Фаррела. Если бы они были одни, она не побоялась бы протянуть руку и погладить его по щеке.
— Какой же вы все-таки дурачок…
Как только все сотрудники, вплоть до мальчика посыльного, разошлись по домам, Фаррел, устало вздохнув, повесил на двери салона табличку «Закрыто» и повернул ключ в замке. Этот день выдался особенно трудным — на сегодня с него довольно всех этих изнеженных барышень, безвкусных, пошлых, зачастую испорченных, считающих, что они могут вертеть им как вздумается только потому, что платят ему деньги. После таких деньков, как этот, Фаррел не раз добрым словом поминал те благословенные времена юности, когда он был боксером. Увы, прошли годы; для мужчины, разменявшего четвертый десяток, зарабатывать деньги боксом вряд ли пристало. Фаррел продолжал заниматься спортом лишь для того, чтобы поддерживать себя в форме, и боксировал порой забавы ради со своими друзьями.
Рейлин почти весь рабочий день провела за столом в конце зала, у всех на виду, но слишком далеко от входной двери, чтобы иметь удовольствие (или несчастье) лицезреть всех заказчиц. Она узнала многих дам, присутствовавших на балу в Оукли, но деликатность не позволила этим женщинам запросто подойти к ней и спросить, что она здесь делает. Однако до нее доносились обрывки фраз, произносимых возбужденным шепотом, и Рейлин прекрасно понимала, что ее появление в городе не осталось незамеченным: очевидно, сегодня многие приходили сюда, имея единственную цель — удостовериться, что молва не врет и она действительно в городе, а значит, супруги Бирмингем теперь живут порознь. Вряд ли кто-то вообразил, будто Рейлин больше по душе роль Золушки, чем Принцессы, и кучка золы да тяжкий труд милее ее сердцу, чем дворцы и нега.
Когда в конце рабочего дня хозяин ателье подошел к ее столу, чтобы взглянуть на рисунки, Рейлин поделилась своими сомнениями и беспокойством о том, как это отразится на его бизнесе.
— Не переживайте из-за клиентов, дорогая, придет время, и мы разберемся, как нам быть, — успокоил ее Ив. — У вас поразительный талант. Вот этот эскиз, например. — Он взял в руки один из набросков. — Такое платье будет великолепно смотреться не только на женщине с хорошей фигурой — на той, кого природа обделила, оно тоже будет выглядеть неплохо.
— Я об этом не задумывалась, — призналась Рейлин, польщенная похвалой. — Мне просто показалось, что такая линия кроя создаст струящийся силуэт.
— Ваши рисунки выглядят удивительно живо и объемно. — Фаррел принялся с интересом рассматривать другую работу. — Да это не просто наряд, а источник наслаждения!
Рейлин знала, что ее рисунки отличаются от эскизов, которые принято делать, предлагая клиенту тот или иной фасон. Она сознательно шла на то, чтобы их воспринимали как картинки из жизни — ведь платье видно не только спереди или со спины, и важно знать, как оно смотрится в движении. И еще, если обычно платье рисуют само по себе, то Рейлин изображала его так, как оно бы смотрелось на живой женщине.
— Мне нравится, — сказал Фаррел, — что вы изображаете ту ситуацию, которая соответствует тому или иному наряду, будь то бал или прием в модном салоне, и мне бы хотелось, чтобы вы продолжали в том же духе. Может быть, стоило бы применить такой подход к изображению всех моделей одежды, которую мы предлагаем клиентам. Элизабет, дорогая, — с улыбкой добавил он, обращаясь к своей помощнице, — вы одобряете?
Элизабет порозовела от смущения. Сколько раз ей приходилось испытывать зависть к дамам, которым Фаррел по долгу службы уделял повышенное внимание, но теперь она не могла отказать себе в удовольствии насладиться теплым светом его глаз и той нежностью, что не выразишь словами.
— Я могу с уверенностью сказать, что через несколько лет такие эскизы к модной одежде станут нормой. Кроме того, они стимулируют воображение наших заказчиц: представляя себя на месте изображенных дам, им легче увидеть, какие приятные события могут ждать их в новых красивых нарядах.
— У вас поразительная зоркость и интуиция, и это одна из многих причин, почему я вот уже много лет не перестаю вами восхищаться.
— Повторю, вы весьма скрытны, мистер Ив. — Элизабет взглянула на него своими смеющимися карими глазами.
— Да, но и вы до недавних пор держали меня в неведении относительно того, какое место я занимаю в вашей жизни.
Рейлин исподтишка переводила взгляд с одного на другого. Магнетическое притяжение между кутюрье и его помощницей было настолько очевидным, что она не могла не вспомнить Джеффри и те чувства, которые он всегда будил в ней. И тут же сердце ее сжалось от невосполнимой потери. С грустной улыбкой она смотрела на свои рисунки — теперь это было все, что у нее осталось в жизни.
Элизабет обитала в скромном двухэтажном доме с ухоженным палисадником, который от улицы отделяла кованая ограда. Старая разросшаяся олива создавала приятную тень. Под оливой стояла белая скамейка. Перед домом находилась веранда, по выкрашенным белой краской деревянным планкам вился плющ. Белые перила и дощатый настил пола придавали дому свежий, нарядный вид, а изнутри он оказался столь же очаровательным, как и снаружи.
— Какая прелесть, Элизабет! — с воодушевлением воскликнула Рейлин. — Воистину талантам вашим несть числа.
Хозяйка дома огляделась, словно в попытке увидеть свое жилище глазами постороннего.
— Когда я купила этот дом, он был совсем запущенным и пустым, но вот уже почти четыре года, как я тружусь над его переустройством в попытке приблизиться к тому идеалу, который имею в воображении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
— Вы никогда ничего не говорили… Даже когда Эмори умер.
— Я не смел сказать, так как думал, что вы меня ненавидите.
— Но я никогда не испытывала к вам ненависти, Фаррел, хотя, наверное, и правда боялась того, что может случиться, если я поддамся слабости. — Элизабет сглотнула подступивший к горлу комок, отчаянно пытаясь взять себя в руки, перед тем как сделать признание. — Видите ли, я полюбила вас задолго до того, как стала женой Эмори.
Теперь настал черед удивиться Фаррелу.
— Но вы умело скрывали свои чувства!
— Как и вы.
Фаррел нежно сжал плечо своей помощницы.
— Не кажется ли вам, что пора Джеку приобрести отца? Я никогда не переставал любить вас.
Элизабет обратила к нему свою лучистую улыбку:
— Вы делаете мне предложение, мистер Ив?
— Да, миссис Далтон. Скажите мне о своем решении. Я готов ждать часы, недели, месяц, наконец, но молю: не заставляйте ждать меня еще год!
— Вы уверены, что хотите стать мне мужем, а Джеку отцом? Фаррел посмотрел ей прямо в глаза, а потом взял ее руки в свои широкие мужские ладони:
— Я давно бы сделал вам предложение, будь у меня хоть малая надежда на то, что оно будет принято.
Элизабет ласкала взглядом красивое лицо Фаррела. Если бы они были одни, она не побоялась бы протянуть руку и погладить его по щеке.
— Какой же вы все-таки дурачок…
Как только все сотрудники, вплоть до мальчика посыльного, разошлись по домам, Фаррел, устало вздохнув, повесил на двери салона табличку «Закрыто» и повернул ключ в замке. Этот день выдался особенно трудным — на сегодня с него довольно всех этих изнеженных барышень, безвкусных, пошлых, зачастую испорченных, считающих, что они могут вертеть им как вздумается только потому, что платят ему деньги. После таких деньков, как этот, Фаррел не раз добрым словом поминал те благословенные времена юности, когда он был боксером. Увы, прошли годы; для мужчины, разменявшего четвертый десяток, зарабатывать деньги боксом вряд ли пристало. Фаррел продолжал заниматься спортом лишь для того, чтобы поддерживать себя в форме, и боксировал порой забавы ради со своими друзьями.
Рейлин почти весь рабочий день провела за столом в конце зала, у всех на виду, но слишком далеко от входной двери, чтобы иметь удовольствие (или несчастье) лицезреть всех заказчиц. Она узнала многих дам, присутствовавших на балу в Оукли, но деликатность не позволила этим женщинам запросто подойти к ней и спросить, что она здесь делает. Однако до нее доносились обрывки фраз, произносимых возбужденным шепотом, и Рейлин прекрасно понимала, что ее появление в городе не осталось незамеченным: очевидно, сегодня многие приходили сюда, имея единственную цель — удостовериться, что молва не врет и она действительно в городе, а значит, супруги Бирмингем теперь живут порознь. Вряд ли кто-то вообразил, будто Рейлин больше по душе роль Золушки, чем Принцессы, и кучка золы да тяжкий труд милее ее сердцу, чем дворцы и нега.
Когда в конце рабочего дня хозяин ателье подошел к ее столу, чтобы взглянуть на рисунки, Рейлин поделилась своими сомнениями и беспокойством о том, как это отразится на его бизнесе.
— Не переживайте из-за клиентов, дорогая, придет время, и мы разберемся, как нам быть, — успокоил ее Ив. — У вас поразительный талант. Вот этот эскиз, например. — Он взял в руки один из набросков. — Такое платье будет великолепно смотреться не только на женщине с хорошей фигурой — на той, кого природа обделила, оно тоже будет выглядеть неплохо.
— Я об этом не задумывалась, — призналась Рейлин, польщенная похвалой. — Мне просто показалось, что такая линия кроя создаст струящийся силуэт.
— Ваши рисунки выглядят удивительно живо и объемно. — Фаррел принялся с интересом рассматривать другую работу. — Да это не просто наряд, а источник наслаждения!
Рейлин знала, что ее рисунки отличаются от эскизов, которые принято делать, предлагая клиенту тот или иной фасон. Она сознательно шла на то, чтобы их воспринимали как картинки из жизни — ведь платье видно не только спереди или со спины, и важно знать, как оно смотрится в движении. И еще, если обычно платье рисуют само по себе, то Рейлин изображала его так, как оно бы смотрелось на живой женщине.
— Мне нравится, — сказал Фаррел, — что вы изображаете ту ситуацию, которая соответствует тому или иному наряду, будь то бал или прием в модном салоне, и мне бы хотелось, чтобы вы продолжали в том же духе. Может быть, стоило бы применить такой подход к изображению всех моделей одежды, которую мы предлагаем клиентам. Элизабет, дорогая, — с улыбкой добавил он, обращаясь к своей помощнице, — вы одобряете?
Элизабет порозовела от смущения. Сколько раз ей приходилось испытывать зависть к дамам, которым Фаррел по долгу службы уделял повышенное внимание, но теперь она не могла отказать себе в удовольствии насладиться теплым светом его глаз и той нежностью, что не выразишь словами.
— Я могу с уверенностью сказать, что через несколько лет такие эскизы к модной одежде станут нормой. Кроме того, они стимулируют воображение наших заказчиц: представляя себя на месте изображенных дам, им легче увидеть, какие приятные события могут ждать их в новых красивых нарядах.
— У вас поразительная зоркость и интуиция, и это одна из многих причин, почему я вот уже много лет не перестаю вами восхищаться.
— Повторю, вы весьма скрытны, мистер Ив. — Элизабет взглянула на него своими смеющимися карими глазами.
— Да, но и вы до недавних пор держали меня в неведении относительно того, какое место я занимаю в вашей жизни.
Рейлин исподтишка переводила взгляд с одного на другого. Магнетическое притяжение между кутюрье и его помощницей было настолько очевидным, что она не могла не вспомнить Джеффри и те чувства, которые он всегда будил в ней. И тут же сердце ее сжалось от невосполнимой потери. С грустной улыбкой она смотрела на свои рисунки — теперь это было все, что у нее осталось в жизни.
Элизабет обитала в скромном двухэтажном доме с ухоженным палисадником, который от улицы отделяла кованая ограда. Старая разросшаяся олива создавала приятную тень. Под оливой стояла белая скамейка. Перед домом находилась веранда, по выкрашенным белой краской деревянным планкам вился плющ. Белые перила и дощатый настил пола придавали дому свежий, нарядный вид, а изнутри он оказался столь же очаровательным, как и снаружи.
— Какая прелесть, Элизабет! — с воодушевлением воскликнула Рейлин. — Воистину талантам вашим несть числа.
Хозяйка дома огляделась, словно в попытке увидеть свое жилище глазами постороннего.
— Когда я купила этот дом, он был совсем запущенным и пустым, но вот уже почти четыре года, как я тружусь над его переустройством в попытке приблизиться к тому идеалу, который имею в воображении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96