Доктор снова заговорил о непомерном росте нищеты, о все растущей плодовитости низших классов, которым нечего терять, не к чему стремиться. Вряд ли кто может радоваться подобному увеличению рождаемости, раз она только множит до бесконечности армию умирающих с голоду и бунтовщиков.
Расхаживавший по комнате Бошен вдруг остановился и спокойно сказал:
— Я понимаю, что вы имеете в виду. Бы хотите доказать, что я противоречу самому себе, хотите, чтобы я признал во всеуслышание, что именно мне и выгодны его семеро детей, -- более того, я в них нуждаюсь, я сам ограничился единственным сыном, что я калечу свою семью, лишь бы не искалечить предприятие! Францию называют теперь страной един-
ственных сыновей. Не так ли?.. И это — верно. Но, дорогой мой, вопрос этот сложен, и по существу дела нрав я, а не вы!
Бошену явно хотелось высказаться до конца, он бил себя в грудь, кричал, что он либерал, демократ, сторонник подлинного прогресса. Да, он согласен, что надо рожать детей: армии нужны солдаты, а заводам — рабочие. Но он не может отмахнуться от ответственности, лежащей на плечах высших классов: ведь он рассуждает, как капиталист, стремящийся сберечь достигнутое благосостояние.
И внезапно Матье понял жестокую истину: капитал неизбежно создает армию голодающих; стремясь обеспечить незыблемость своих прибылей, он не препятствует плодовитости рабочих. Чтобы располагать достаточным количеством дешевой рабочей силы, нужны многочисленные семьи: таков непреложный закон. А спекуляция на снижении заработной платы лишает труд благородства, низводя его на уровень величайшего из зол, тогда как на самом деле труд есть величайшее благо. Такова язва, подтачивающая общественный организм. Даже в странах политического равенства, при отсутствии равенства экономического, капиталистический строй, незаконное распределение богатств одновременно поощряет и ограничивает рождаемость, вместе с тем усугубляя несправедливое распределение: с одной стороны, богачи с их единственными сыновьями и цепким стремлением удержать все блага в своих руках безгранично увеличивают свои барыши; с другой стороны, бедняки, чья беспорядочная плодовитость обращает в прах то немногое, чем они располагают. Пусть труд станет завтра почетным, пусть восторжествует справедливое распределение богатств, и тогда равновесие воцарится неизбежно. Иначе вспыхнет революция, признаки которой уже налицо и с каждым днем обозначаются все отчетливее: старое прогнившее общество трещит по швам, оно готово рухнуть.
Но Бошен, торжествуя одержанную в споре победу, старался показать широту своих взглядов; он признавал тревожные признаки уменьшения рождаемости, однако по-своему толковал его причины, усматривая их в алкоголизме, милитаризме, детской смертности и т. д. и т. п. Перечислял он и спасительные меры: снижение налогов, пересмотр всей налоговой системы, которую он считал неправильной, свободу завещательных операций, новое законодательство о браке, упирал па необходимость закона об установлении отцовства. Бутан прервал его.
— Все эти меры бесполезны. Надо изменить нравы: представления о морали и красоте. Если во Франция уменьшилась рождаемость, следовательно, Франция сама того хотела. Добейтесь такого положения, чтобы она этого не хотела, вот и все. Но это огромная работа, это значит — перестроить все заново!
Тут Матье весело воскликнул, и в возгласе его прозвучала великолепная гордость:
— Ну и перестроим, я уже начал!
Констанс нехотя рассмеялась и соблаговолила наконец ответить: она была бы рада побывать у Фроманов, но боится, что до отъезда не найдет свободного воскресенья. Уходя, Бутан ласково похлопал по щеке Мориса, который задремал было под шум голосов, а теперь приоткрыл тяжелые веки. Тут Бошен нашел уместным пошутить.
— Слышал, Морис, что мы тут решили?.. Завтра мама пойдет на рынок, купит кочан капусты, и у тебя будет сестричка.
Ребенок расплакался, принялся кричать:
— Нет, нет, я не хочу!
Холодная, сухая, сдержанная Констанс страстно обняла сына и, целуя его в головку, сказала:
— Да нет же, любимый мой! Ты же видишь, что папа шутит... Никогда, никогда, клянусь тебе!
Бошен пошел проводить доктора. Он так и сыпал шутками, довольный собой и окружающими, преисполненный жажды жизни, уверенный, что сумеет взять от жизни все — и богатство и удовольствия.
— До свидания, доктор! Не поминайте лихом!.. И согласитесь, если придет охота, всегда не поздно обзавестись ребенком!
— Не всегда! — на ходу бросил Бутан.
Слова его прозвучали четко и отрывисто, как удар топора. Констанс, приподняв тем временем сына с кушетки, уговаривала его пойти поиграть.
Часом позже, когда уже пробило двенадцать, задержавшийся в цехах Матье решил, как и обещал, зайти за Моранжем и для сокращения пути прошел женским цехом. И там, в большом опустевшем помещении, он неожиданно наткнулся на ошеломившую его сцену. Норина, видимо, под каким-то благовидным предлогом оставшаяся в цехе, запрокинув голову и томно закатив глаза, лежала в объятиях Бошена, страстно прильнувшего к ее губам. Вот он, муж-обманщик, ненасытный самец, плодящий детей на стороне! До слуха Матье долетел их шепот, — очевидно, они уславливались о свидании. И вдруг, заметив Матье, они оцепенели. А он поспешил скрыться, досадуя, что невольно стал свидетелем чужой тайны.
II
Главный бухгалтер Моранж уже облысел и поседел в свои тридцать восемь лет, но борода, предмет его гордости, была у него пышная, веером. Круглые ясные глаза, тонкий нос, хорошо очерченный рот создали ему в юности репутацию красивого малого, и он до сих пор следил за своей внешностью, щеголял в цилиндре, неизменно храня корректный вид педантичного и исполнительного чиновника.
— Вы ведь еще не видели нашей новой квартиры, — говорил он Матье по дороге. — Лучшего и желать нельзя, сами убедитесь. Отдельная спальня для нас, отдельная для Рэн, И от завода в двух шагах, я проверял по часам — ходу всего четыре минуты.
Моранж был сыном мелкого торгового служащего, который прокорпел в одной и той же должности сорок лет и умер, так ничего и не повидав, кроме стен конторы. Да и сын выбрал невесту в своей среде, некую Валери Дюшемен, дочь такого же скромного служащего, который себе на горе произвел на свет четырех девочек, — сущее бедствие для дома, ставшего настоящим адом, где тщательно скрывалась самая постыдная бедность и постоянные лишения. Старшей дочери, Валери, хорошенькой честолюбивой девушке, посчастливилось без приданого выйти замуж за красивого малого, честного и работящего, и она твердо решила во что бы то ни стало подняться вверх по социальной лестнице, вырваться из опостылевшей ей среды мелких служащих и дать своему будущему сыну образование, сделать из него адвоката или доктора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196
Расхаживавший по комнате Бошен вдруг остановился и спокойно сказал:
— Я понимаю, что вы имеете в виду. Бы хотите доказать, что я противоречу самому себе, хотите, чтобы я признал во всеуслышание, что именно мне и выгодны его семеро детей, -- более того, я в них нуждаюсь, я сам ограничился единственным сыном, что я калечу свою семью, лишь бы не искалечить предприятие! Францию называют теперь страной един-
ственных сыновей. Не так ли?.. И это — верно. Но, дорогой мой, вопрос этот сложен, и по существу дела нрав я, а не вы!
Бошену явно хотелось высказаться до конца, он бил себя в грудь, кричал, что он либерал, демократ, сторонник подлинного прогресса. Да, он согласен, что надо рожать детей: армии нужны солдаты, а заводам — рабочие. Но он не может отмахнуться от ответственности, лежащей на плечах высших классов: ведь он рассуждает, как капиталист, стремящийся сберечь достигнутое благосостояние.
И внезапно Матье понял жестокую истину: капитал неизбежно создает армию голодающих; стремясь обеспечить незыблемость своих прибылей, он не препятствует плодовитости рабочих. Чтобы располагать достаточным количеством дешевой рабочей силы, нужны многочисленные семьи: таков непреложный закон. А спекуляция на снижении заработной платы лишает труд благородства, низводя его на уровень величайшего из зол, тогда как на самом деле труд есть величайшее благо. Такова язва, подтачивающая общественный организм. Даже в странах политического равенства, при отсутствии равенства экономического, капиталистический строй, незаконное распределение богатств одновременно поощряет и ограничивает рождаемость, вместе с тем усугубляя несправедливое распределение: с одной стороны, богачи с их единственными сыновьями и цепким стремлением удержать все блага в своих руках безгранично увеличивают свои барыши; с другой стороны, бедняки, чья беспорядочная плодовитость обращает в прах то немногое, чем они располагают. Пусть труд станет завтра почетным, пусть восторжествует справедливое распределение богатств, и тогда равновесие воцарится неизбежно. Иначе вспыхнет революция, признаки которой уже налицо и с каждым днем обозначаются все отчетливее: старое прогнившее общество трещит по швам, оно готово рухнуть.
Но Бошен, торжествуя одержанную в споре победу, старался показать широту своих взглядов; он признавал тревожные признаки уменьшения рождаемости, однако по-своему толковал его причины, усматривая их в алкоголизме, милитаризме, детской смертности и т. д. и т. п. Перечислял он и спасительные меры: снижение налогов, пересмотр всей налоговой системы, которую он считал неправильной, свободу завещательных операций, новое законодательство о браке, упирал па необходимость закона об установлении отцовства. Бутан прервал его.
— Все эти меры бесполезны. Надо изменить нравы: представления о морали и красоте. Если во Франция уменьшилась рождаемость, следовательно, Франция сама того хотела. Добейтесь такого положения, чтобы она этого не хотела, вот и все. Но это огромная работа, это значит — перестроить все заново!
Тут Матье весело воскликнул, и в возгласе его прозвучала великолепная гордость:
— Ну и перестроим, я уже начал!
Констанс нехотя рассмеялась и соблаговолила наконец ответить: она была бы рада побывать у Фроманов, но боится, что до отъезда не найдет свободного воскресенья. Уходя, Бутан ласково похлопал по щеке Мориса, который задремал было под шум голосов, а теперь приоткрыл тяжелые веки. Тут Бошен нашел уместным пошутить.
— Слышал, Морис, что мы тут решили?.. Завтра мама пойдет на рынок, купит кочан капусты, и у тебя будет сестричка.
Ребенок расплакался, принялся кричать:
— Нет, нет, я не хочу!
Холодная, сухая, сдержанная Констанс страстно обняла сына и, целуя его в головку, сказала:
— Да нет же, любимый мой! Ты же видишь, что папа шутит... Никогда, никогда, клянусь тебе!
Бошен пошел проводить доктора. Он так и сыпал шутками, довольный собой и окружающими, преисполненный жажды жизни, уверенный, что сумеет взять от жизни все — и богатство и удовольствия.
— До свидания, доктор! Не поминайте лихом!.. И согласитесь, если придет охота, всегда не поздно обзавестись ребенком!
— Не всегда! — на ходу бросил Бутан.
Слова его прозвучали четко и отрывисто, как удар топора. Констанс, приподняв тем временем сына с кушетки, уговаривала его пойти поиграть.
Часом позже, когда уже пробило двенадцать, задержавшийся в цехах Матье решил, как и обещал, зайти за Моранжем и для сокращения пути прошел женским цехом. И там, в большом опустевшем помещении, он неожиданно наткнулся на ошеломившую его сцену. Норина, видимо, под каким-то благовидным предлогом оставшаяся в цехе, запрокинув голову и томно закатив глаза, лежала в объятиях Бошена, страстно прильнувшего к ее губам. Вот он, муж-обманщик, ненасытный самец, плодящий детей на стороне! До слуха Матье долетел их шепот, — очевидно, они уславливались о свидании. И вдруг, заметив Матье, они оцепенели. А он поспешил скрыться, досадуя, что невольно стал свидетелем чужой тайны.
II
Главный бухгалтер Моранж уже облысел и поседел в свои тридцать восемь лет, но борода, предмет его гордости, была у него пышная, веером. Круглые ясные глаза, тонкий нос, хорошо очерченный рот создали ему в юности репутацию красивого малого, и он до сих пор следил за своей внешностью, щеголял в цилиндре, неизменно храня корректный вид педантичного и исполнительного чиновника.
— Вы ведь еще не видели нашей новой квартиры, — говорил он Матье по дороге. — Лучшего и желать нельзя, сами убедитесь. Отдельная спальня для нас, отдельная для Рэн, И от завода в двух шагах, я проверял по часам — ходу всего четыре минуты.
Моранж был сыном мелкого торгового служащего, который прокорпел в одной и той же должности сорок лет и умер, так ничего и не повидав, кроме стен конторы. Да и сын выбрал невесту в своей среде, некую Валери Дюшемен, дочь такого же скромного служащего, который себе на горе произвел на свет четырех девочек, — сущее бедствие для дома, ставшего настоящим адом, где тщательно скрывалась самая постыдная бедность и постоянные лишения. Старшей дочери, Валери, хорошенькой честолюбивой девушке, посчастливилось без приданого выйти замуж за красивого малого, честного и работящего, и она твердо решила во что бы то ни стало подняться вверх по социальной лестнице, вырваться из опостылевшей ей среды мелких служащих и дать своему будущему сыну образование, сделать из него адвоката или доктора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196