ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

ее снова охватила смутная тревога, преследовавшая ее в последнее время, хотя она сама не знала, откуда идет этот леденящий душу трепет.
Матье, поняв, что ни Норина, ни Сесиль не узнали г-жи Бошен, лицо которой было скрыто вуалью, продолжал спокойно объяснять своим собеседницам, что сам позаботится о получении из воспитательного дома колыбельки и приданого для новорожденного, а также о денежной помощи, коль скоро мать согласна оставить ребенка и кормить его. В дальнейшем он добьется для нее ежемесячного пособия в тридцать франков, по крайней мере, на первый год. Особенно поначалу эта сумма будет для сестер значительным подспорьем, раз они начинают самостоятельную жизнь и раз вопрос о найме комнаты уже решен. Когда же он добавил, что готов взять на себя расходы по переезду и покупке кое-какой мебели, Норина чуть не бросилась ему на шею.
— Поверьте, это я от чистого сердца! — воскликнула она. — Когда встречаешь такого, как вы, начинаешь верить, что есть еще на свете порядочные мужчины... Так поцелуйте же на счастье и его, моего бедного мальчугана!
На улице Ла-Воэти Матье, направлявшийся на завод Бошена, решил взять карету и предложил Сесиль отвезти ее домой, так как им было по пути. Но она отказалась, потому что ей надо было зайти на улицу Каролин к сестре Эфрази. И хотя улица эта находилась по соседству, Матье все же усадил Сесиль в экипаж и сказал, что довезет ее до места.
Взволнованная, счастливая тем, что мечта ее сбылась, Сесиль, сидя рядом с Матье, не знала, как его и благодарить. На глазах ее выступили слезы, на губах играла счастливая улыбка.
— Только вы не считайте меня плохой дочерью, господин Фроман, хотя я и радуюсь, что скоро уйду от родителей... Папаша, насколько ему еще позволяют силы, продолжает работать на заводе, а получает он, как вам известно, гроши. Мамаша возится по хозяйству, делает все, что может. Но где ей справиться с тяжелой работой! Виктор вернулся с военной службы, женился, и у него уже тоже есть дети; боюсь, что он народит их больше, чем сумеет прокормить, потому что в армии он, видать, совсем отбился от работы. Самой ловкой из нас оказалась лентяйка Ирма, моя младшая сестренка; она такая хорошенькая, такая неженка, может, потому, что все время прихварывала. Помните, мамаша всегда боялась, как бы она не пошла по той же дороге, что бедняжка Норина! И вот, нате вам! Ничуть не бывало! Только ей одной из всех нас и повезло — выходит замуж за почтового служащего, он ее обожает, потому что до свадьбы она ему пальчика не дала поцеловать. Так что дома никого, кроме Альфреда и меня, не осталось. Ох, и разбойник же растет! Вы, конечно, простите, я говорю то, что думаю. На днях что-то стащил, с трудом удалось спасти его от полиции. А мамаша до того его любит, что ни в чем не может отказать: все, что я зарабатываю, готова ему отдать. Нет, нет, хватит! Он меня совсем запугал, грозится избить, а то и просто прикончить, хотя знает, что после операции я от любого крика чуть в обморок не падаю. По правде сказать, раз ни отец, ни мать во мне теперь не нуждаются, мое желание жить спокойно, отдельно от них, вполне простительно... Не правда ли, господин Фроман?
Затем она заговорила о своей сестре Эфрази.
— Бедная сестра, если бы вы только знали, что с нею сталось после операции! Мне-то особенно жаловаться не приходится, правда, детей я никогда не буду иметь, вот это действительно ужасно! Как видите, я все же на ногах, хоть и не очень сильная, а держусь... Болей в пояснице больше нот, хотя в затылке по-прежнему словно гвоздь вбит и из самого желудка к горлу ком подступает и душит меня... Но это еще пустяки, можно сказать, сущий рай по сравнению с тем, что сталось с бедняжкой Эфрази. Все у них пошло прахом, — хозяйство в запустении, и, представьте, муж ее живет в этой же комнате с другой женщиной, которая готовит и присматривает за тремя детьми. Эфрази постарела лет на двадцать, прямо развалина какая-то, даже подмести пол не в силах... Смотреть страшно, просто дрожь берет...
Наступило молчание. Когда экипаж остановился на улице Каролин, Сесиль сказала:
— Может, вы подыметесь к Эфрази, подбодрите ее добрым словом?.. Мне так было бы приятно, тем более что я иду-то к ней по невеселому делу. Я думала, что у нее хватит сил клеить коробочки, которые клею я, и она заработает хоть несколько су, но она держит заказ вот уже больше месяца. Если она не справилась с ним, придется мне все забрать.
Матье согласился подняться. Здесь, у Бенаров, его глазам представилось душераздирающее зрелище, вряд ли ему доводилось видеть нечто подобное.
Посреди единственной комнаты, служившей спальней и столовой, на соломенном стуле сидела Эфрази; ее можно было принять за старуху, хотя только недавно ей исполнилось тридцать; поблекшая и исхудалая, она напоминала плод, лишенный сока и высохший на ветке. Зубы у нее выпали, волосы поседели и вылезли. Но эта преждевременная дряхлость особенно сказывалась в почти полной потере волн, энергии, в нежелании двигаться, что-то делать, — Эфрази не могла заставить себя пошевелить даже пальцем; она тупо и бессмысленно целыми днями сидела на стуле.
Когда Сесиль сказала, что с ней пришел г-н Фроман, бывший старший чертежник завода, Эфрази даже не сделала над собой усилий припомнить его, — она теперь ничем больше не интересовалась. И так как сестра сразу же изложила цель своего прихода и потребовала обратно работу, которую поручила ей, Эфрази ответила с видом безграничной усталости:
— Ох, чего ты ко мне пристала? Знаешь, сколько времени уходит на то, чтобы склеивать эти маленькие кусочки картона! Я больше не могу, меня даже в жар бросает.
Тут в разговор спокойно и властно вмешалась находившаяся здесь же в комнате толстая женщина, которая кормила супом троих ребят:
— Вам бы лучше забрать работу, мадемуазель. Она с нею не справится. Кончится тем, что все измажет, и тогда у вас вовсе не возьмут ее обратно.
Толстуху звали г-жа Жозеф. Эта сорокалетняя вдова ходила по квартирам помогать по хозяйству, и когда Эфрази уже не в силах была обуть ребят, поставить кастрюлю с супом на огонь или подмести комнату, се муж, Огюст Бенар, поначалу попросил г-жу Жозеф приходить хоть на два часа в день, чтобы прибрать дом. В первые дни Эфрази яростно противилась вторжению посторонней женщины, пробовала бороться, выбивалась из сил, одержимая манией чистоты, отчаивалась оттого, что уже не может поддерживать порядок. Затем, по мере того как ее физическая слабость возрастала, она смирялась с мыслью, что посторонняя женщина заняла ее место в доме. И как это водится в бедных семьях, где потребности удовлетворяются попросту, г-жа Жозеф естественно заняла ее место целиком и полностью — как при детях, так и при муже. Калека после любого волнения испытывала такой упадок сил, что не могла больше исполнять свой супружеский долг, хотя наряду с бессилием в ней жила жестокая ревность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196