Благо Ирама для меня превыше всего. Равно, как и твое благо, о, Гиви!
— Мне, — буркнул Гиви, — тоже ничего не нужно…
— Да? — удивился Имам. — Подумай, что такое занять место, принадлежащее тебе по праву! Разве не чувствовал ты никогда, что заслуживаешь лучшего? Разве не ощущал себя незваным гостем на пиру? Разве не хотел сказать людям: «Вот он, я, поглядите! Вот моя истинная сущность, сверкающая как небывалая драгоценность, а эта жалкая внешняя оболочка — лишь видимость, обман! Так примите же меня с радостью и почетом, ибо я того достоин!»
— Ну, хотел, — неохотно признал Гиви, — но не здесь, не в Ираме. Ирам, он какой-то… тут тебе все время говорят то, чего ты хочешь. Вот если я попаду домой…
— Домой? — поднял брови старец, — — а что там тебя ждет, властелин миров? Счетные книги? Ежедневная повинность? Мелкие людишки, попирающие твое величие, как невежда попирает драгоценный ковер грубой стопой? Холод и мрак? Я слышал там, за кругом мира есть страны, где с неба сыплются кристаллики замерзшей воды! Где долгие, как небытие, ночи сменяются мимолетным, как жизнь, днем! Где женщины не умеют ублажать мужчин и ходят в собрания, открыв бесстыжие лица! Не таков ли и твой мир, о, пришелец? И зачем он тебе нужен — такой?
— Другого у меня нет, — сказал Гиви. — Ежели такой мир существует, кто-то ведь должен его любить? А иначе, зачем он существует?
— Хорошо, — пожал плечами Имам, — хорошо! Ты попадешь домой в величии и блеске! Прими, о, Гиви, мое в том слово! Но не раньше, нежели ты спасешь Ирам! Вот честный обмен!
Гиви задумался.
— Тут все говорят о чести, — сказал он наконец, — однако ж почти всё время лгут. Впрочем… ты можешь доказать чистоту своих намерений, о, Имам. Ибо и сам ты упоминал о некоей узнице — моей спутнице, которую Ми… узурпатор заключил в узилище.
Старец несколько опешил, хотя и попытался это скрыть.
— Быть может, о, друг мой, это вполне терпимое узилище? — осторожно предположил он.
— Мне без разницы, о, Имам, — сурово ответил Гиви, — покажи мне ее, целую и невредимую, и я, возможно, поверю тебе! Клянусь в том небом, обладателем башен!
— Понимаю, о, Гиви, тебя страшит, не падет ли она первой жертвой сией распри! Что ж, хорошо! Я доставлю ее сюда и помещу в безопасности! И никто, никто, о, Гиви, не сможет использовать ее против ее желания! Ведь ты использовать ее не будешь?
— Нет, — вздохнул Гиви, — какое там!
— Но я предупреждаю тебя, о, Гиви, что сия женщина опасна, ибо язык ее остер как бритва, а ум не уступает языку. Потом, у нее светлые волосы, что свидетельствует о плохой работе внутренних жидкостей! Но, полагаю, ты как раз тот, кто сумеет противостоять ее чарам, как бы они ни были сильны!
Гиви опять задумался.
— А сумеешь ли ты, о, Имам, привести ее сюда, избежав при этом грубого насилия? Так, чтобы ни один волос не упал с ее головы?
— Я — раб Ирама а, следовательно, твой раб, о, Гиви, — склонил голову старец, — и я велю слуге твоему Джамалю доставить эту женщину. Возможно, он уже в пути, ибо должен вернуться во дворец до рассвета, дабы способствовать твоему делу!
Каким образом Джамаль намеревался способствовать делу во дворце, Гиви не очень понял. Шпионить, наверное…
— Ну, что ж, — разрешил Гиви, — пусть поспособствует, ибо усердие есть наилучшее качество доброго слуги. Я же, о, Имам, буду ждать, пока эта женщина не прибудет сюда, целая и невредимая. И требую я, чтобы отныне она сопровождала меня везде и всюду, ибо, коли ты полагаешь, что Миша может использовать ее в качестве последнего довода, то не намерен ли ты сам применить ее с той же целью?
— Ты ранишь мне сердце своим недоверием, о, Гиви, — вздохнул старец, — но я живу, чтобы исполнять твои повеления! И нет для меня большей радости, нежели вывести тебя из мрака на свет. Кстати, о, венценосный, Джамаль уверял, что ты грезил каким-то узником, каковой делил будто бы с тобой заключение.
— Это и впрямь были лишь спутанные грезы, — небрежно отмахнулся Гиви.
— А-а… ну ладно! Позволь твоему слуге удалиться, чтобы отдать соответствующие распоряжения…
Имам вновь вздохнул. Одновременно с этим раздался далекий гул, и пол под ногами у Гиви слегка содрогнулся.
— Слышишь? — воздел руку старец.
— Слышу, — согласился Гиви, — от трех до четырех баллов. Ну и при чем тут Миша? Если я, твой гость и властелин, правильно понял, Ирам так трясется столетиями…
— Будет хуже, — зловеще проговорил старец.
— Что ж, — отозвался Гиви, скрестив руки на груди и усаживаясь на подушки, — тогда и поглядим, что тут можно сделать. И пришли мне кого-то, дабы я мог омыть руки и приступить, наконец, к трапезе…
— Слушаю и повинуюсь, господин мой, — произнес старец с достоинством.
Он поглядел на Гиви, сокрушенно покачивая головой.
— Я ждал тебя столько лет, о, повелитель! — сказал он. — Я копил силы! Я взращивал мудрость! Я проницал пространства в поисках твоего сияния! Так почему же ты сомневаешься? Неужто думаешь, что я не различу алмаз среди стекляшек? Неужто полагаешь, что я позволю тебе отказаться от того, что принадлежит тебе по праву только из-за твоей неуместной скромности?
Не позволит, с тоской подумал Гиви. Дались им эти цари времен! Он понятия не имел, кем там оказался Миша, но лично он, Гиви, явственно чувствовал себя самозванцем, с каким-то равнодушным ужасом ожидая, что обман вот-вот раскроется.
— Я же сказал, о, Имам, — буркнул он, — я подумаю. Так сразу дела не делаются! Ступай! Прошу, слушай, дай побыть одному!
— Разумеется, о, повелитель, — сдержанно сказал старец, однако ж в голосе его слышалась затаенная обида.
Он сложил руки, поклонился и вышел.
Гиви поерзал на подушках, устраиваясь поудобнее. Чтобы не скучать, он стал разглядывать потолок, выложенный причудливыми изразцовыми узорами. Узоры нагоняли тоску.
Так значит, я теперь царь, — думал Гиви. Миша не царь, а я царь! Жаль, Миша об этом не знает! Ну, ничего, скоро узнает! Эх!
Воевать ему не хотелось. Хотелось кушать. Во-первых, с Мишей не повоюешь. У Миши Масрур, а Масрур готов идти за своим повелителем в огонь и воду — после той позорной истории с джиннами. У Миши его верные бессловесные мамелюки. У Миши полки со знаменами. Боевая белая верблюдица! У Миши, в конце концов, нубийские ослы!
Гиви поднялся с подушек, подошел к высокому окну, встал на цыпочки. Убедился, что по причине отчасти высокого окна, отчасти собственного низкого роста, он не достает даже до нижнего края, вернулся, кряхтя, придвинул столик, взобрался на него и выглянул наружу.
Замок висел над пропастью.
То есть, вернее, он возвышался над пропастью на плоском утесе, напоминающем по виду палубу корабля. Нос палубы выдавался вперед и играл роль двора перед замком. Сейчас, смутно проступая в утренней дымке, на нем в грозном молчании строились квадраты войск.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
— Мне, — буркнул Гиви, — тоже ничего не нужно…
— Да? — удивился Имам. — Подумай, что такое занять место, принадлежащее тебе по праву! Разве не чувствовал ты никогда, что заслуживаешь лучшего? Разве не ощущал себя незваным гостем на пиру? Разве не хотел сказать людям: «Вот он, я, поглядите! Вот моя истинная сущность, сверкающая как небывалая драгоценность, а эта жалкая внешняя оболочка — лишь видимость, обман! Так примите же меня с радостью и почетом, ибо я того достоин!»
— Ну, хотел, — неохотно признал Гиви, — но не здесь, не в Ираме. Ирам, он какой-то… тут тебе все время говорят то, чего ты хочешь. Вот если я попаду домой…
— Домой? — поднял брови старец, — — а что там тебя ждет, властелин миров? Счетные книги? Ежедневная повинность? Мелкие людишки, попирающие твое величие, как невежда попирает драгоценный ковер грубой стопой? Холод и мрак? Я слышал там, за кругом мира есть страны, где с неба сыплются кристаллики замерзшей воды! Где долгие, как небытие, ночи сменяются мимолетным, как жизнь, днем! Где женщины не умеют ублажать мужчин и ходят в собрания, открыв бесстыжие лица! Не таков ли и твой мир, о, пришелец? И зачем он тебе нужен — такой?
— Другого у меня нет, — сказал Гиви. — Ежели такой мир существует, кто-то ведь должен его любить? А иначе, зачем он существует?
— Хорошо, — пожал плечами Имам, — хорошо! Ты попадешь домой в величии и блеске! Прими, о, Гиви, мое в том слово! Но не раньше, нежели ты спасешь Ирам! Вот честный обмен!
Гиви задумался.
— Тут все говорят о чести, — сказал он наконец, — однако ж почти всё время лгут. Впрочем… ты можешь доказать чистоту своих намерений, о, Имам. Ибо и сам ты упоминал о некоей узнице — моей спутнице, которую Ми… узурпатор заключил в узилище.
Старец несколько опешил, хотя и попытался это скрыть.
— Быть может, о, друг мой, это вполне терпимое узилище? — осторожно предположил он.
— Мне без разницы, о, Имам, — сурово ответил Гиви, — покажи мне ее, целую и невредимую, и я, возможно, поверю тебе! Клянусь в том небом, обладателем башен!
— Понимаю, о, Гиви, тебя страшит, не падет ли она первой жертвой сией распри! Что ж, хорошо! Я доставлю ее сюда и помещу в безопасности! И никто, никто, о, Гиви, не сможет использовать ее против ее желания! Ведь ты использовать ее не будешь?
— Нет, — вздохнул Гиви, — какое там!
— Но я предупреждаю тебя, о, Гиви, что сия женщина опасна, ибо язык ее остер как бритва, а ум не уступает языку. Потом, у нее светлые волосы, что свидетельствует о плохой работе внутренних жидкостей! Но, полагаю, ты как раз тот, кто сумеет противостоять ее чарам, как бы они ни были сильны!
Гиви опять задумался.
— А сумеешь ли ты, о, Имам, привести ее сюда, избежав при этом грубого насилия? Так, чтобы ни один волос не упал с ее головы?
— Я — раб Ирама а, следовательно, твой раб, о, Гиви, — склонил голову старец, — и я велю слуге твоему Джамалю доставить эту женщину. Возможно, он уже в пути, ибо должен вернуться во дворец до рассвета, дабы способствовать твоему делу!
Каким образом Джамаль намеревался способствовать делу во дворце, Гиви не очень понял. Шпионить, наверное…
— Ну, что ж, — разрешил Гиви, — пусть поспособствует, ибо усердие есть наилучшее качество доброго слуги. Я же, о, Имам, буду ждать, пока эта женщина не прибудет сюда, целая и невредимая. И требую я, чтобы отныне она сопровождала меня везде и всюду, ибо, коли ты полагаешь, что Миша может использовать ее в качестве последнего довода, то не намерен ли ты сам применить ее с той же целью?
— Ты ранишь мне сердце своим недоверием, о, Гиви, — вздохнул старец, — но я живу, чтобы исполнять твои повеления! И нет для меня большей радости, нежели вывести тебя из мрака на свет. Кстати, о, венценосный, Джамаль уверял, что ты грезил каким-то узником, каковой делил будто бы с тобой заключение.
— Это и впрямь были лишь спутанные грезы, — небрежно отмахнулся Гиви.
— А-а… ну ладно! Позволь твоему слуге удалиться, чтобы отдать соответствующие распоряжения…
Имам вновь вздохнул. Одновременно с этим раздался далекий гул, и пол под ногами у Гиви слегка содрогнулся.
— Слышишь? — воздел руку старец.
— Слышу, — согласился Гиви, — от трех до четырех баллов. Ну и при чем тут Миша? Если я, твой гость и властелин, правильно понял, Ирам так трясется столетиями…
— Будет хуже, — зловеще проговорил старец.
— Что ж, — отозвался Гиви, скрестив руки на груди и усаживаясь на подушки, — тогда и поглядим, что тут можно сделать. И пришли мне кого-то, дабы я мог омыть руки и приступить, наконец, к трапезе…
— Слушаю и повинуюсь, господин мой, — произнес старец с достоинством.
Он поглядел на Гиви, сокрушенно покачивая головой.
— Я ждал тебя столько лет, о, повелитель! — сказал он. — Я копил силы! Я взращивал мудрость! Я проницал пространства в поисках твоего сияния! Так почему же ты сомневаешься? Неужто думаешь, что я не различу алмаз среди стекляшек? Неужто полагаешь, что я позволю тебе отказаться от того, что принадлежит тебе по праву только из-за твоей неуместной скромности?
Не позволит, с тоской подумал Гиви. Дались им эти цари времен! Он понятия не имел, кем там оказался Миша, но лично он, Гиви, явственно чувствовал себя самозванцем, с каким-то равнодушным ужасом ожидая, что обман вот-вот раскроется.
— Я же сказал, о, Имам, — буркнул он, — я подумаю. Так сразу дела не делаются! Ступай! Прошу, слушай, дай побыть одному!
— Разумеется, о, повелитель, — сдержанно сказал старец, однако ж в голосе его слышалась затаенная обида.
Он сложил руки, поклонился и вышел.
Гиви поерзал на подушках, устраиваясь поудобнее. Чтобы не скучать, он стал разглядывать потолок, выложенный причудливыми изразцовыми узорами. Узоры нагоняли тоску.
Так значит, я теперь царь, — думал Гиви. Миша не царь, а я царь! Жаль, Миша об этом не знает! Ну, ничего, скоро узнает! Эх!
Воевать ему не хотелось. Хотелось кушать. Во-первых, с Мишей не повоюешь. У Миши Масрур, а Масрур готов идти за своим повелителем в огонь и воду — после той позорной истории с джиннами. У Миши его верные бессловесные мамелюки. У Миши полки со знаменами. Боевая белая верблюдица! У Миши, в конце концов, нубийские ослы!
Гиви поднялся с подушек, подошел к высокому окну, встал на цыпочки. Убедился, что по причине отчасти высокого окна, отчасти собственного низкого роста, он не достает даже до нижнего края, вернулся, кряхтя, придвинул столик, взобрался на него и выглянул наружу.
Замок висел над пропастью.
То есть, вернее, он возвышался над пропастью на плоском утесе, напоминающем по виду палубу корабля. Нос палубы выдавался вперед и играл роль двора перед замком. Сейчас, смутно проступая в утренней дымке, на нем в грозном молчании строились квадраты войск.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103