А потом домоправительница увидела нас у дома и послала сообщить нам, что сейчас подадут чай. Я никак не могла отказаться. И я с удовольствием провела там время, Джеймс, и мистер Бисли оказался очень приветливым. Я рассказываю вам об этом только потому, что вы все равно узнали бы об этом потом и решили бы, что я сделала что-то запретное за вашей спиной.
Он внимательно посмотрел ей в глаза и кивнул. В ее глазах, казалось, был только вызов – и ничего больше.
Все это произошло так давно. Вероятно, нелепо с его стороны воображать, будто взрослый человек станет столько лет таить неприязнь. На приеме у Хуперов Бисли держался с ним без особой враждебности. Клятву отомстить он дал девять лет назад. Правда, враждебность не покидала его в течение пяти последующих лет, когда оба они еще жили по соседству. Но с тех пор прошло четыре года. Дора уже давно замужем, и теперь у нее четверо детей. У него у самого молодая жена.
Джеймс обвинял Бисли в том, что тот написал Питерли, как только положение Доры стало очевидным. Он считал Бисли другом, и этот человек знал о том, что он любит Дору, а она – его. В то лето, когда он приехал домой из университета, они проводили много времени втроем. И тем не менее, когда он вернулся в университет, а брат Доры узнал, что она беременна, он ничего не написал ему, Джеймсу, и не позволил сестре сделать этого.
Он сговорился с Питерли и с отцом Джеймса выдать Дору как можно скорее за Джона Драммонда, чтобы избежать скандала; Драммонду, разумеется, неплохо заплатили за его согласие.
Питерли Джеймс никогда не обвинял. Тот жил далеко в Лондоне в то время и вряд ли мог знать о происходящем. Дора была его подопечной. Главное, о чем он заботился, – это о ее репутации. Поэтому и выдал ее за того, кто согласился на этот брак, и отправил с новоиспеченным мужем в одно из своих поместий на юге Англии, чтобы скандал утих сам собой. Если бы он знал, что отец ребенка – Джеймс Парнелл, тогда ему пришлось бы позаботиться еще и о том, чтобы избежать скандала и с этой стороны. У них всегда считали, что он женится на Алекс, когда та вырастет.
Нет, Питерли он никогда не винил ни в чем. Винил он всегда своего отца и Бисли. Ни один из них не написал ему ни строчки, пока Дора не обвенчалась и не уехала, хотя оба они знали, что происходит с его и с ее душами. Отец его, без сомнения, смотрел на девушку из-за сложившихся обстоятельств как на шлюху и был готов на все, лишь бы ее имя никак не связывалось с его семьей. Кроме того, хотя Дора и приходилась какой-то родственницей герцогу, она была не совсем той женой, какую лорд Бэкворт желал для своего единственного сына.
Он вмешался в происходящее самым ужасным образом: помог устроить брак Доры, помог, без сомнения, в денежном отношении и сообщил обо всем сыну только постфактум. Сообщил таким образом, что в письме содержалось исключительно его недовольство моральной распущенностью сына.
А когда он приехал домой, охваченный страхом и отчаянием, то обнаружил, что Дора на самом деле уехала, и никто не хотел сообщить ему, где она или как ее сумели убедить сделать то, что она сделала.
Ее он ни в чем не винил. Она всегда была мила, безмятежна и немного робка. Он проливал слезы отчаяния, представляя себе ее одну, беременную, испуганную. Не много было нужно, чтобы запугать ее и заставить выйти замуж против воли. Неужели ей сказали, что она ему не нужна? Этот вопрос неотвязно преследовал его. Он так и не получил на него ответа. С того дня, как он ласкал Дору и поцеловал на прощание, а потом вернулся в университет, он никогда больше не видел ее и ничего о ней не знал.
Теперь он избегал ее, хотя уже неделю знал, что она здесь. Он столько времени пытался разыскать ее, а теперь с таким же усердием ее избегал.
– Александра рассказывала мне, что вы часто ездили с ней сюда верхом, – начала Мэдлин, – хотя это было строго запрещено.
– Это был личный вызов Алекс властям, – уточнил он. – Она зачастую скакала сломя голову, смеялась, кричала от возбуждения. Отца хватил бы удар, узнай он об этом. К счастью, он ничего не знал.
– Давайте пустимся в галоп, – предложила она, сверкнув глазами.
– Нет! – твердо возразил он. – Вы не привыкли к этой местности. Прежде чем бегать, нужно научиться ходить. В буквальном смысле этого слова.
Она состроила гримаску.
– Зануда! – бросила она не очень ядовито.
– Я не был бы в восторге, если бы мне пришлось написать вашей матушке и братьям, что вы сломали себе шею, – проговорил он. – Они могут подумать, что я вас задушил, но вряд ли не оправдают меня.
Она взглянула на него, засмеялась, глаза у нее были веселыми. Он почувствовал, что у него перехватило дыхание.
– Неужели я такая плохая?. – спросила она.
– Бывает и хуже, – поддразнил Джеймс только для того, чтобы еще раз с удовольствием увидеть, как она смеется.
– Ну, тогда мы не поскачем галопом, – согласилась Мэдлин. – И я пущу свою лошадку покорно трусить рядом с вами, милорд. Видите, какой послушной женой я стала? Еще немного, и моя матушка и братья меня просто не узнают.
– Если я добьюсь невозможного, – отозвался он, – в Эмберли непременно высекут мое изображение из мрамора я поставят его посреди сада.
На этот раз Мэдлин действительно расхохоталась. Он сердито глянул на нее, хотя и подумал, что на самом деле она знает: он вовсе не сердится.
Больше всего виноват был, по его мнению, Карл Бисли. Во-первых, он был самым близким человеком для Доры, тем, на кого она больше всех полагалась. И зная, что она любит его, зная, что она носит его дитя, зная, что он любит ее и будет счастлив поступить с ней как благородный человек, Карл утаил от него правду и позволил насильно выдать сестру замуж за тупого и непривлекательного Джона Драммонда.
Он предал родную сестру. Именно из-за этого, а также из-за своих собственных страданий Джеймс и дрался со своим бывшим другом до тех пор, пока руки его от прикосновения к лицу Карла не сделались скользкими. Оказалось, что он сломал Карлу нос.
Карл просто смеялся над ним – разумеется, до того как ему сломали нос – и говорил, что ему пора уже стать взрослым и перестать жить в дурацком раю. Неужели он, Джеймс, полагал, что Доре позволят обвенчаться с человеком, носящим имя Парнелл, в то время как мисс Парнелл должна стать невестой герцога?
Никакими мольбами, или запугиваниями, или тумаками нельзя было вытянуть из Карла сведения о местопребывании Доры – миссис Джон Драммонд.
– С моей сестрой все улажено удовлетворительно, – сказал Карл. – Но я не прощу вам этого, Парнелл. Если бы вы занимались оксфордскими горничными и оставили Дору в покое, возможно, все у нее обернулось бы иначе. Случались вещи и более страшные. Я никогда вам не прощу. И когда-нибудь отплачу вам. Я погублю вашу жизнь, как вы погубили жизнь моей сестры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
Он внимательно посмотрел ей в глаза и кивнул. В ее глазах, казалось, был только вызов – и ничего больше.
Все это произошло так давно. Вероятно, нелепо с его стороны воображать, будто взрослый человек станет столько лет таить неприязнь. На приеме у Хуперов Бисли держался с ним без особой враждебности. Клятву отомстить он дал девять лет назад. Правда, враждебность не покидала его в течение пяти последующих лет, когда оба они еще жили по соседству. Но с тех пор прошло четыре года. Дора уже давно замужем, и теперь у нее четверо детей. У него у самого молодая жена.
Джеймс обвинял Бисли в том, что тот написал Питерли, как только положение Доры стало очевидным. Он считал Бисли другом, и этот человек знал о том, что он любит Дору, а она – его. В то лето, когда он приехал домой из университета, они проводили много времени втроем. И тем не менее, когда он вернулся в университет, а брат Доры узнал, что она беременна, он ничего не написал ему, Джеймсу, и не позволил сестре сделать этого.
Он сговорился с Питерли и с отцом Джеймса выдать Дору как можно скорее за Джона Драммонда, чтобы избежать скандала; Драммонду, разумеется, неплохо заплатили за его согласие.
Питерли Джеймс никогда не обвинял. Тот жил далеко в Лондоне в то время и вряд ли мог знать о происходящем. Дора была его подопечной. Главное, о чем он заботился, – это о ее репутации. Поэтому и выдал ее за того, кто согласился на этот брак, и отправил с новоиспеченным мужем в одно из своих поместий на юге Англии, чтобы скандал утих сам собой. Если бы он знал, что отец ребенка – Джеймс Парнелл, тогда ему пришлось бы позаботиться еще и о том, чтобы избежать скандала и с этой стороны. У них всегда считали, что он женится на Алекс, когда та вырастет.
Нет, Питерли он никогда не винил ни в чем. Винил он всегда своего отца и Бисли. Ни один из них не написал ему ни строчки, пока Дора не обвенчалась и не уехала, хотя оба они знали, что происходит с его и с ее душами. Отец его, без сомнения, смотрел на девушку из-за сложившихся обстоятельств как на шлюху и был готов на все, лишь бы ее имя никак не связывалось с его семьей. Кроме того, хотя Дора и приходилась какой-то родственницей герцогу, она была не совсем той женой, какую лорд Бэкворт желал для своего единственного сына.
Он вмешался в происходящее самым ужасным образом: помог устроить брак Доры, помог, без сомнения, в денежном отношении и сообщил обо всем сыну только постфактум. Сообщил таким образом, что в письме содержалось исключительно его недовольство моральной распущенностью сына.
А когда он приехал домой, охваченный страхом и отчаянием, то обнаружил, что Дора на самом деле уехала, и никто не хотел сообщить ему, где она или как ее сумели убедить сделать то, что она сделала.
Ее он ни в чем не винил. Она всегда была мила, безмятежна и немного робка. Он проливал слезы отчаяния, представляя себе ее одну, беременную, испуганную. Не много было нужно, чтобы запугать ее и заставить выйти замуж против воли. Неужели ей сказали, что она ему не нужна? Этот вопрос неотвязно преследовал его. Он так и не получил на него ответа. С того дня, как он ласкал Дору и поцеловал на прощание, а потом вернулся в университет, он никогда больше не видел ее и ничего о ней не знал.
Теперь он избегал ее, хотя уже неделю знал, что она здесь. Он столько времени пытался разыскать ее, а теперь с таким же усердием ее избегал.
– Александра рассказывала мне, что вы часто ездили с ней сюда верхом, – начала Мэдлин, – хотя это было строго запрещено.
– Это был личный вызов Алекс властям, – уточнил он. – Она зачастую скакала сломя голову, смеялась, кричала от возбуждения. Отца хватил бы удар, узнай он об этом. К счастью, он ничего не знал.
– Давайте пустимся в галоп, – предложила она, сверкнув глазами.
– Нет! – твердо возразил он. – Вы не привыкли к этой местности. Прежде чем бегать, нужно научиться ходить. В буквальном смысле этого слова.
Она состроила гримаску.
– Зануда! – бросила она не очень ядовито.
– Я не был бы в восторге, если бы мне пришлось написать вашей матушке и братьям, что вы сломали себе шею, – проговорил он. – Они могут подумать, что я вас задушил, но вряд ли не оправдают меня.
Она взглянула на него, засмеялась, глаза у нее были веселыми. Он почувствовал, что у него перехватило дыхание.
– Неужели я такая плохая?. – спросила она.
– Бывает и хуже, – поддразнил Джеймс только для того, чтобы еще раз с удовольствием увидеть, как она смеется.
– Ну, тогда мы не поскачем галопом, – согласилась Мэдлин. – И я пущу свою лошадку покорно трусить рядом с вами, милорд. Видите, какой послушной женой я стала? Еще немного, и моя матушка и братья меня просто не узнают.
– Если я добьюсь невозможного, – отозвался он, – в Эмберли непременно высекут мое изображение из мрамора я поставят его посреди сада.
На этот раз Мэдлин действительно расхохоталась. Он сердито глянул на нее, хотя и подумал, что на самом деле она знает: он вовсе не сердится.
Больше всего виноват был, по его мнению, Карл Бисли. Во-первых, он был самым близким человеком для Доры, тем, на кого она больше всех полагалась. И зная, что она любит его, зная, что она носит его дитя, зная, что он любит ее и будет счастлив поступить с ней как благородный человек, Карл утаил от него правду и позволил насильно выдать сестру замуж за тупого и непривлекательного Джона Драммонда.
Он предал родную сестру. Именно из-за этого, а также из-за своих собственных страданий Джеймс и дрался со своим бывшим другом до тех пор, пока руки его от прикосновения к лицу Карла не сделались скользкими. Оказалось, что он сломал Карлу нос.
Карл просто смеялся над ним – разумеется, до того как ему сломали нос – и говорил, что ему пора уже стать взрослым и перестать жить в дурацком раю. Неужели он, Джеймс, полагал, что Доре позволят обвенчаться с человеком, носящим имя Парнелл, в то время как мисс Парнелл должна стать невестой герцога?
Никакими мольбами, или запугиваниями, или тумаками нельзя было вытянуть из Карла сведения о местопребывании Доры – миссис Джон Драммонд.
– С моей сестрой все улажено удовлетворительно, – сказал Карл. – Но я не прощу вам этого, Парнелл. Если бы вы занимались оксфордскими горничными и оставили Дору в покое, возможно, все у нее обернулось бы иначе. Случались вещи и более страшные. Я никогда вам не прощу. И когда-нибудь отплачу вам. Я погублю вашу жизнь, как вы погубили жизнь моей сестры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87