Кендзи Харигами, главный советник Таки-гуми.
ЦРГ интересовалась одним из владельцев игорного бизнеса, которого подозревали в нелегальном ввозе стрелкового оружия. Кендзи Харигами был пойман при облаве. Однако, судя по сводке, он откупился от властей и не был привлечен к ответственности.
Филипп какое-то время обдумывал полученные сведения. Может быть, тут ничего такого и нет... В якудзе много азартных игроков. Однако, наведя справки, Филипп убедился, что Кендзи Харигами посещал и некоторые игорные дома, не контролировавшиеся якудзой. Это показалось ему более важным, и он рассказал о том, что узнал, Ватаро Таки.
Таки две недели следил за каждым шагом Кендзи Харигами. Интересно, что больше всего Харигами любил захудалое местечко на отшибе, такое невзрачное, что оно пока не привлекало внимания членов якудзы, все глубже проникавших в игорный бизнес.
— Он ставит на кон кучу денег, — сообщил Ватаро Таки Филиппу и Митико во время очередной встречи. — И проигрывает все без остатка.
— Сколько? — поинтересовалась Митико. Когда ее отец ответил, Филипп сказал:
— А откуда он берет эти деньжищи? Ватаро Таки улыбнулся.
— Когда мы это узнаем, Досс-сан, — сказал он, — то поймем, с какого боку подступиться к Таки-гуми.
* * *
Через несколько дней Эд Портер столкнулся с Филиппом в холле штаба ЦРГ.
— Вы уже обедали, лейтенант? Филипп поднял на него глаза.
— Как насчет того, чтобы прогуляться по парку? Цветы черешни белели так ослепительно, как бывает только в Японии. Под бело-розовыми облаками цветов бегали смеющиеся дети.
— Ну, что ты для меня припас, Портер?
— Ничего хорошего, лейтенант.
Филипп посмотрел на маленького мальчика, державшего в руках веревку от бумажного змея; змей был сделан в виде карпа, бело-голубого с красными полосками.
— Все равно говори.
— Ну, ладно, — Портер что-то очень уж нервничал. — Дэвид Тернер много времени проводит с вашей женой, лейтенант. Вы уж меня извините.
Значит, это все-таки Джоунас, подумал Филипп. Он почувствовал облегчение, но одновременно не на шутку рассердился. К своему удивлению, он вдруг осознал, что Лилиан по-прежнему составляет часть его жизни.
— Ну, и чем они занимаются? — спросил он. Карп нырнул вниз и затрепетал под порывами ветра, когда мальчик умелым движением отвел его в сторону, не дав зацепиться за черешневые деревья.
— А вот это очень странно, — сказал Портер. — Я никак не пойму, где тут собака зарыта. У них нет романа, нет... ну, таких отношений.
Филипп посмотрел на него в первый раз после того, как они вошли в парк.
— Ты уверен?
— Совершенно. Они всегда встречаются на людях. В ресторане, в ночном клубе. Очень любят клуб офицеров.
— А потом что делают?
— Это-то и странно, лейтенант. Потом Тернер провожает вашу жену домой. Вот и все.
— И она никогда не ходит к нему домой? — спросил Филипп.
— Нет. Ни в отель... если вас это интересует.
— А к нам домой?
— Упаси Бог, лейтенант! — воскликнул Портер. — Он никогда там не задерживается. Просто провожает ее до двери и уходит. Он ведет себя как настоящий джентльмен.
Ветер крепчал, и мальчик натянул нитку, чтобы лучше управлять затрепетавшим змеем.
— Вот как? — спросил после паузы Филипп.
— Примерно так, — сказал Портер. — Ах да, совсем забыл! Два раза в неделю Тернер обязательно ходит в одно заведение после того, как пообедает с вашей женой. Это заведение — фуро, городская баня, — Портер передернул плечами. — Но что с того? Он же не встречается там с вашей женой.
— А где находится фуро?
Портер объяснил.
— Но все равно это без толку, лейтенант. Вы не сможете туда пройти, как не смог я. Тернер вас сразу заметит. В основном, баню посещают японцы, но попадаются и иностранцы.
— Иностранцы?
— Да, — кивнул Портер. — Ну, вы сами знаете, какие. Из дипломатических кругов. Типа тех, что привечает порой ваш тесть, генерал Хэдли.
— Когда я бываю с тобой, — произнесла Митико, — мне ничего больше не нужно.
Филипп крепко сжал ее в объятиях.
— Когда ты на меня смотришь, — продолжала Митико, — тебе не кажется, что ты видишь меня насквозь?
Как ни странно, но, закрывая глаза, Филипп чувствовал, что Митико чем-то напоминает ему Лилиан. Новую Лилиан. Много лет спустя он понял, что у них было одно общее качество — сила. Удивительно! У Лилиан было столько слабостей, с одними она мирилась, с другими пыталась бороться. А Митико ни с чем не боролась. Внешне...
Но на самом деле Митико в глубине души ощущала страшную неуверенность от того, что родилась женщиной. Лилиан же, напротив, оказалась внутренне сильной, как самурай.
— Когда ты во мне, — произнесла Митико, — мне кажется, ты всегда что-то ищешь. Ищешь какое-то свойство, которое я могла бы тебе передать. Нечто, чем я обладаю или, возможно, сама того не подозреваю.
Она взяла его восставший член в руки и притянула к себе. Они сидели друг напротив друга на татами. Митико была в расстегнутом розовом кимоно. Тени подчеркивали восхитительные очертания ее тела. Огненно-красное нижнее кимоно прикрывало соски, колени и ноги. Филипп ощущал ее особый запах. В его представлении этот запах навсегда тесно переплетался со свежим, немного отдававшим сеном ароматом тростниковых циновок.
— Когда я говорю с тобой об этом, — продолжила Митико, — я просто умираю от наслаждения. Мир суживается, и в конце концов я вижу только тебя. И чувствую только тебя.
Она начала целовать его влажными губами, постепенно его рот приоткрылся, дыхание стало прерывистым. У Митико голова пошла кругом. Ее безумно возбуждало то, что она вызывает у него такое жгучее желание.
Филипп протянул руки и стянул ярко-красное нижнее кимоно с ее плеч. И склонил голову к ее груди. Когда его губы дотронулись до кожи Митико, она подалась вперед, принимая его в свое лоно.
Его жаркое дыхание обдало ее чувствительный сосок, и она начала ласкать Филиппа рукой. Он придвинулся ближе, ее ноги раздвинулись шире, и Митико с Филиппом слились воедино.
— Вот что ты ищешь во мне, — выдохнула она. — Это мой якорь.
Митико затрепетала в пароксизме страсти. Ей казалось, что могучее копье пронзает ее насквозь. Если бы это сейчас вдруг кончилось, она бы не вынесла.
— Познавая тебя, — прошептала она, — я познаю себя. Я открыла неведомый континент и, путешествуя по нему, обнаруживаю неизвестные города во мне самой.
Они покачивались, словно танцевали медленный, сладострастный танец.
— Когда ты на меня смотришь, я оживаю. И теперь, ожив, чувствую, что стала другой. Я больше не желаю играть отведенные мне в жизни роли. Роль японской жены, японской матери, японской любовницы... — Митико ахнула и снова задохнулась в приливе страсти. — О! О! О! — зашептала она ему на ухо и еще теснее прижалась к Филиппу, чувствуя, как его напряжение все возрастает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142
ЦРГ интересовалась одним из владельцев игорного бизнеса, которого подозревали в нелегальном ввозе стрелкового оружия. Кендзи Харигами был пойман при облаве. Однако, судя по сводке, он откупился от властей и не был привлечен к ответственности.
Филипп какое-то время обдумывал полученные сведения. Может быть, тут ничего такого и нет... В якудзе много азартных игроков. Однако, наведя справки, Филипп убедился, что Кендзи Харигами посещал и некоторые игорные дома, не контролировавшиеся якудзой. Это показалось ему более важным, и он рассказал о том, что узнал, Ватаро Таки.
Таки две недели следил за каждым шагом Кендзи Харигами. Интересно, что больше всего Харигами любил захудалое местечко на отшибе, такое невзрачное, что оно пока не привлекало внимания членов якудзы, все глубже проникавших в игорный бизнес.
— Он ставит на кон кучу денег, — сообщил Ватаро Таки Филиппу и Митико во время очередной встречи. — И проигрывает все без остатка.
— Сколько? — поинтересовалась Митико. Когда ее отец ответил, Филипп сказал:
— А откуда он берет эти деньжищи? Ватаро Таки улыбнулся.
— Когда мы это узнаем, Досс-сан, — сказал он, — то поймем, с какого боку подступиться к Таки-гуми.
* * *
Через несколько дней Эд Портер столкнулся с Филиппом в холле штаба ЦРГ.
— Вы уже обедали, лейтенант? Филипп поднял на него глаза.
— Как насчет того, чтобы прогуляться по парку? Цветы черешни белели так ослепительно, как бывает только в Японии. Под бело-розовыми облаками цветов бегали смеющиеся дети.
— Ну, что ты для меня припас, Портер?
— Ничего хорошего, лейтенант.
Филипп посмотрел на маленького мальчика, державшего в руках веревку от бумажного змея; змей был сделан в виде карпа, бело-голубого с красными полосками.
— Все равно говори.
— Ну, ладно, — Портер что-то очень уж нервничал. — Дэвид Тернер много времени проводит с вашей женой, лейтенант. Вы уж меня извините.
Значит, это все-таки Джоунас, подумал Филипп. Он почувствовал облегчение, но одновременно не на шутку рассердился. К своему удивлению, он вдруг осознал, что Лилиан по-прежнему составляет часть его жизни.
— Ну, и чем они занимаются? — спросил он. Карп нырнул вниз и затрепетал под порывами ветра, когда мальчик умелым движением отвел его в сторону, не дав зацепиться за черешневые деревья.
— А вот это очень странно, — сказал Портер. — Я никак не пойму, где тут собака зарыта. У них нет романа, нет... ну, таких отношений.
Филипп посмотрел на него в первый раз после того, как они вошли в парк.
— Ты уверен?
— Совершенно. Они всегда встречаются на людях. В ресторане, в ночном клубе. Очень любят клуб офицеров.
— А потом что делают?
— Это-то и странно, лейтенант. Потом Тернер провожает вашу жену домой. Вот и все.
— И она никогда не ходит к нему домой? — спросил Филипп.
— Нет. Ни в отель... если вас это интересует.
— А к нам домой?
— Упаси Бог, лейтенант! — воскликнул Портер. — Он никогда там не задерживается. Просто провожает ее до двери и уходит. Он ведет себя как настоящий джентльмен.
Ветер крепчал, и мальчик натянул нитку, чтобы лучше управлять затрепетавшим змеем.
— Вот как? — спросил после паузы Филипп.
— Примерно так, — сказал Портер. — Ах да, совсем забыл! Два раза в неделю Тернер обязательно ходит в одно заведение после того, как пообедает с вашей женой. Это заведение — фуро, городская баня, — Портер передернул плечами. — Но что с того? Он же не встречается там с вашей женой.
— А где находится фуро?
Портер объяснил.
— Но все равно это без толку, лейтенант. Вы не сможете туда пройти, как не смог я. Тернер вас сразу заметит. В основном, баню посещают японцы, но попадаются и иностранцы.
— Иностранцы?
— Да, — кивнул Портер. — Ну, вы сами знаете, какие. Из дипломатических кругов. Типа тех, что привечает порой ваш тесть, генерал Хэдли.
— Когда я бываю с тобой, — произнесла Митико, — мне ничего больше не нужно.
Филипп крепко сжал ее в объятиях.
— Когда ты на меня смотришь, — продолжала Митико, — тебе не кажется, что ты видишь меня насквозь?
Как ни странно, но, закрывая глаза, Филипп чувствовал, что Митико чем-то напоминает ему Лилиан. Новую Лилиан. Много лет спустя он понял, что у них было одно общее качество — сила. Удивительно! У Лилиан было столько слабостей, с одними она мирилась, с другими пыталась бороться. А Митико ни с чем не боролась. Внешне...
Но на самом деле Митико в глубине души ощущала страшную неуверенность от того, что родилась женщиной. Лилиан же, напротив, оказалась внутренне сильной, как самурай.
— Когда ты во мне, — произнесла Митико, — мне кажется, ты всегда что-то ищешь. Ищешь какое-то свойство, которое я могла бы тебе передать. Нечто, чем я обладаю или, возможно, сама того не подозреваю.
Она взяла его восставший член в руки и притянула к себе. Они сидели друг напротив друга на татами. Митико была в расстегнутом розовом кимоно. Тени подчеркивали восхитительные очертания ее тела. Огненно-красное нижнее кимоно прикрывало соски, колени и ноги. Филипп ощущал ее особый запах. В его представлении этот запах навсегда тесно переплетался со свежим, немного отдававшим сеном ароматом тростниковых циновок.
— Когда я говорю с тобой об этом, — продолжила Митико, — я просто умираю от наслаждения. Мир суживается, и в конце концов я вижу только тебя. И чувствую только тебя.
Она начала целовать его влажными губами, постепенно его рот приоткрылся, дыхание стало прерывистым. У Митико голова пошла кругом. Ее безумно возбуждало то, что она вызывает у него такое жгучее желание.
Филипп протянул руки и стянул ярко-красное нижнее кимоно с ее плеч. И склонил голову к ее груди. Когда его губы дотронулись до кожи Митико, она подалась вперед, принимая его в свое лоно.
Его жаркое дыхание обдало ее чувствительный сосок, и она начала ласкать Филиппа рукой. Он придвинулся ближе, ее ноги раздвинулись шире, и Митико с Филиппом слились воедино.
— Вот что ты ищешь во мне, — выдохнула она. — Это мой якорь.
Митико затрепетала в пароксизме страсти. Ей казалось, что могучее копье пронзает ее насквозь. Если бы это сейчас вдруг кончилось, она бы не вынесла.
— Познавая тебя, — прошептала она, — я познаю себя. Я открыла неведомый континент и, путешествуя по нему, обнаруживаю неизвестные города во мне самой.
Они покачивались, словно танцевали медленный, сладострастный танец.
— Когда ты на меня смотришь, я оживаю. И теперь, ожив, чувствую, что стала другой. Я больше не желаю играть отведенные мне в жизни роли. Роль японской жены, японской матери, японской любовницы... — Митико ахнула и снова задохнулась в приливе страсти. — О! О! О! — зашептала она ему на ухо и еще теснее прижалась к Филиппу, чувствуя, как его напряжение все возрастает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142