До того тоскливо стало, что едва не приказал в пыль стереть проклятую железяку. Бесценную. И совершенно бесполезную. Нельзя прокладывать курс, не определив собственное местонахождение. А как его определишь? Звездные карты к вычислителю прилагались, но здешнее небо умная электроника опознавать отказывалась.
Да если бы и знали, как и куда лететь, что толку в этом, когда лететь не на чем?
Гот без особого интереса взглянул на монитор машины Зверя.
– Это галактические координаты на каждую секунду полетного… – голос вдруг сел, не шепот даже, хрип невнятный, – полетного времени, – выговорил майор. Рывком отодвинул Зверя от стола, благо кресло было на роликах, и застучал пальцами по клавиатуре, запрашивая данные о последних зафиксированных координатах.
Секунда в секунду… Гот помнил, сколько было на хронометре в его болиде, когда машина стартовала из транспортника… секунда в секунду. Последняя информация записывалась приборами «Покровителя», когда корабль падал на планету.
– Но… – Дитрих закрыл глаза, отказываясь поверить. – Этого не может быть. Не может.
– Гот? – Зверь осторожно коснулся плеча, и мешанина эмоций, взорвавшая душу и разум, мгновенно утихла. – Это наши координаты, да?
– А толку нам с них? – зарычал майор, взрываясь. И снова буря улеглась. Только пальцы Зверя на плече чуть дрогнули.
– Это бессмысленная информация, – уже спокойно продолжил Гот. Поймал взгляд Кинга, который таращился на командира с такой безумной надеждой в глазах, что майор вздрогнул от жалости, – бессмысленная. Нам не на чем лететь. У нас нет корабля. И в здешних условиях у нас его никогда не будет.
– Понял, – кивнул Зверь. – Может, пустишь меня обратно?
Гот молча отодвинулся от стола.
Когда нашли вычислитель, было больно. А сейчас… сейчас было никак. Пусто на душе, как будто никакой души и нет вовсе. Зверю спасибо – забрал боль себе. И ведь не поблагодаришь его – не поймет. Не поверит.
А Пендель знает, как запускать прыжковый двигатель. Если он работает… Да как проверишь, работает он или нет?! Для того чтобы протестировать эту махину, нужны совсем другие компьютеры. Машины класса тех, что стоят в капитанских рубках тяжелых кораблей. Но если даже… нет, он не мог уцелеть. Мелочь спаслась. Мелочь да модули посадочные, созданные специально для падения на планеты. «Покровитель» был, конечно, построен для войны в космосе. Для гипотетической войны. Он был защищен от всего или почти от всего, до чего додумался разрушительный человеческий разум. Но никто не рассчитывал, что такой корабль упадет. Что он выйдет из «подвала» в непосредственной близости от планеты и рухнет на поверхность. Ладно хоть скорость в момент прыжка была нулевой, иначе транспортник испарился бы еще в атмосфере.
Но даже если предположить, просто предположить, что прыжковый двигатель уцелел, от этого станет только хуже. Что толку от вычислителя без координат? Что толку от координат без двигателя? Что толку от двигателя без корабля, рассчитанного на полеты в космосе…
Такого, как, скажем, болид-истребитель, класса земля – орбита – земля.
– Бред, – пробормотал Гот, и Зверь тут же развернулся к нему:
– Тебе спать пора, Дитрих. – В монгольских глазах тлеет беспокойство. Зрачки, как черные свечи, мерцают, тянут, манят туда, в темноту, в огонь. Спать. Да. Надо спать.
ЗА КАДРОМ
Оказывается, мир не ограничивался пределами собственной квартиры, салоном автомобиля и рабочим кабинетом. В мире и вправду было небо. Генерал Весин приобрел странную, его самого удивляющую привычку смотреть вверх.
Раньше он не задумывался о том, что шторы на окнах – изузоренный цветочками тюль – можно отодвинуть. Зачем, собственно? Свет через них проходит, а разглядывать, что там делается, на улице, – кому это надо?
Жалюзи в своем кабинете он трогать не рискнул. Увидит кто-нибудь, что министр внутренних дел в рабочее время небом любуется, – не поймет. Это не преступление, конечно, но, как-то не принято. Тем более что на работе дел хватало. Жизнь шла своим чередом, и помимо Зверя было чем заняться.
Дома – дело другое Там картины, там книги, испещренные пометками на полях, там террариум с ленивым, сонно ползающим под яркими лампами удавчиком. Бешеных денег стоил змееныш, но заводить кого-то попроще Николай Степанович не рискнул. Одно дело, когда человек заводит экзотическую зверушку, которую не стыдно показать гостям, и совсем другое, когда он поселяет в своем доме ужа или, там, гадюку. Зачем генералу милиции гадюка?
Вопросы, вопросы… Чем их меньше, тем лучше.
Весин учился видеть. Учился понимать. Учился двигаться.
Он от природы был ширококостным, грузноватым, кряжистым, а занятия спортом, которые генерал не забросил и по сей день, слепили из столь благодатного материала настоящего тяжелоатлета. Это приводило в восхищение жену Николая Степановича. Да и молоденькие девочки, с которыми, что греха таить, случалось иногда развлечься, тоже бывали приятно удивлены, не обнаруживая у пожилого генерала ни висящего брюшка, ни чрезмерных жировых отложений. Все в порядке было. Но как трудно оказалось заставлять свое, всегда послушное, могучее, безотказное тело двигаться гибко. Неспешной мягкости движениям хватало всегда – несколько гипертрофированные мышцы способствовали. А вот гибкости, скорости, точности им ощутимо недоставало.
Когда удавчик был сыт, он спал или лениво перетекал по просторной вольере, струился блестящий узор на пестрой чешуе, катались под тонкой шкурой подвижные мышцы.
Не двигаться – течь. Сытая безмятежность – не просто медленная плавность движений, это грациозность и изящество, и выверенная экономность каждого жеста.
Голодный змей превращался в комок мускулов и нервов. Николай Степанович выпускал кроликов прямо на ковер в кабинете. Длинноухие, пушистые зверьки цепенели от ужаса, а удавчик взбесившейся пружиной швырял себя к жертве. Он не промахивался. Никогда. Он заглатывал пищу и очень скоро вновь становился спокойным.
Вот это было понятно. Стремительный бросок, смертельный удар, сокрушающий кости захват – как просто!
Змей не любил и боялся хозяина Голодный, мог укусить. Сытый, предпочитал убраться подальше от человека.
Весин смотрел на небо за окном, видел небо на картинах, наблюдал за удавчиком. Мир, ставший неожиданно просторным, требовал осмысления. Запросы этого, нового, мира были велики. Стать Зверем? Нет, сначала стать змеей, сытой змеей, которая брезгует всем, что не пытается нарушить ее спокойствие. Зверь жил именно так. Сытый, он прятался от людей, от еды, от хозяина. Голодный – выходил и убивал.
Николай Степанович ни в коем случае не собирался убивать кого бы то ни было.
Однажды он в очередной раз открыл вольеру, протянул к удавчику руку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128
Да если бы и знали, как и куда лететь, что толку в этом, когда лететь не на чем?
Гот без особого интереса взглянул на монитор машины Зверя.
– Это галактические координаты на каждую секунду полетного… – голос вдруг сел, не шепот даже, хрип невнятный, – полетного времени, – выговорил майор. Рывком отодвинул Зверя от стола, благо кресло было на роликах, и застучал пальцами по клавиатуре, запрашивая данные о последних зафиксированных координатах.
Секунда в секунду… Гот помнил, сколько было на хронометре в его болиде, когда машина стартовала из транспортника… секунда в секунду. Последняя информация записывалась приборами «Покровителя», когда корабль падал на планету.
– Но… – Дитрих закрыл глаза, отказываясь поверить. – Этого не может быть. Не может.
– Гот? – Зверь осторожно коснулся плеча, и мешанина эмоций, взорвавшая душу и разум, мгновенно утихла. – Это наши координаты, да?
– А толку нам с них? – зарычал майор, взрываясь. И снова буря улеглась. Только пальцы Зверя на плече чуть дрогнули.
– Это бессмысленная информация, – уже спокойно продолжил Гот. Поймал взгляд Кинга, который таращился на командира с такой безумной надеждой в глазах, что майор вздрогнул от жалости, – бессмысленная. Нам не на чем лететь. У нас нет корабля. И в здешних условиях у нас его никогда не будет.
– Понял, – кивнул Зверь. – Может, пустишь меня обратно?
Гот молча отодвинулся от стола.
Когда нашли вычислитель, было больно. А сейчас… сейчас было никак. Пусто на душе, как будто никакой души и нет вовсе. Зверю спасибо – забрал боль себе. И ведь не поблагодаришь его – не поймет. Не поверит.
А Пендель знает, как запускать прыжковый двигатель. Если он работает… Да как проверишь, работает он или нет?! Для того чтобы протестировать эту махину, нужны совсем другие компьютеры. Машины класса тех, что стоят в капитанских рубках тяжелых кораблей. Но если даже… нет, он не мог уцелеть. Мелочь спаслась. Мелочь да модули посадочные, созданные специально для падения на планеты. «Покровитель» был, конечно, построен для войны в космосе. Для гипотетической войны. Он был защищен от всего или почти от всего, до чего додумался разрушительный человеческий разум. Но никто не рассчитывал, что такой корабль упадет. Что он выйдет из «подвала» в непосредственной близости от планеты и рухнет на поверхность. Ладно хоть скорость в момент прыжка была нулевой, иначе транспортник испарился бы еще в атмосфере.
Но даже если предположить, просто предположить, что прыжковый двигатель уцелел, от этого станет только хуже. Что толку от вычислителя без координат? Что толку от координат без двигателя? Что толку от двигателя без корабля, рассчитанного на полеты в космосе…
Такого, как, скажем, болид-истребитель, класса земля – орбита – земля.
– Бред, – пробормотал Гот, и Зверь тут же развернулся к нему:
– Тебе спать пора, Дитрих. – В монгольских глазах тлеет беспокойство. Зрачки, как черные свечи, мерцают, тянут, манят туда, в темноту, в огонь. Спать. Да. Надо спать.
ЗА КАДРОМ
Оказывается, мир не ограничивался пределами собственной квартиры, салоном автомобиля и рабочим кабинетом. В мире и вправду было небо. Генерал Весин приобрел странную, его самого удивляющую привычку смотреть вверх.
Раньше он не задумывался о том, что шторы на окнах – изузоренный цветочками тюль – можно отодвинуть. Зачем, собственно? Свет через них проходит, а разглядывать, что там делается, на улице, – кому это надо?
Жалюзи в своем кабинете он трогать не рискнул. Увидит кто-нибудь, что министр внутренних дел в рабочее время небом любуется, – не поймет. Это не преступление, конечно, но, как-то не принято. Тем более что на работе дел хватало. Жизнь шла своим чередом, и помимо Зверя было чем заняться.
Дома – дело другое Там картины, там книги, испещренные пометками на полях, там террариум с ленивым, сонно ползающим под яркими лампами удавчиком. Бешеных денег стоил змееныш, но заводить кого-то попроще Николай Степанович не рискнул. Одно дело, когда человек заводит экзотическую зверушку, которую не стыдно показать гостям, и совсем другое, когда он поселяет в своем доме ужа или, там, гадюку. Зачем генералу милиции гадюка?
Вопросы, вопросы… Чем их меньше, тем лучше.
Весин учился видеть. Учился понимать. Учился двигаться.
Он от природы был ширококостным, грузноватым, кряжистым, а занятия спортом, которые генерал не забросил и по сей день, слепили из столь благодатного материала настоящего тяжелоатлета. Это приводило в восхищение жену Николая Степановича. Да и молоденькие девочки, с которыми, что греха таить, случалось иногда развлечься, тоже бывали приятно удивлены, не обнаруживая у пожилого генерала ни висящего брюшка, ни чрезмерных жировых отложений. Все в порядке было. Но как трудно оказалось заставлять свое, всегда послушное, могучее, безотказное тело двигаться гибко. Неспешной мягкости движениям хватало всегда – несколько гипертрофированные мышцы способствовали. А вот гибкости, скорости, точности им ощутимо недоставало.
Когда удавчик был сыт, он спал или лениво перетекал по просторной вольере, струился блестящий узор на пестрой чешуе, катались под тонкой шкурой подвижные мышцы.
Не двигаться – течь. Сытая безмятежность – не просто медленная плавность движений, это грациозность и изящество, и выверенная экономность каждого жеста.
Голодный змей превращался в комок мускулов и нервов. Николай Степанович выпускал кроликов прямо на ковер в кабинете. Длинноухие, пушистые зверьки цепенели от ужаса, а удавчик взбесившейся пружиной швырял себя к жертве. Он не промахивался. Никогда. Он заглатывал пищу и очень скоро вновь становился спокойным.
Вот это было понятно. Стремительный бросок, смертельный удар, сокрушающий кости захват – как просто!
Змей не любил и боялся хозяина Голодный, мог укусить. Сытый, предпочитал убраться подальше от человека.
Весин смотрел на небо за окном, видел небо на картинах, наблюдал за удавчиком. Мир, ставший неожиданно просторным, требовал осмысления. Запросы этого, нового, мира были велики. Стать Зверем? Нет, сначала стать змеей, сытой змеей, которая брезгует всем, что не пытается нарушить ее спокойствие. Зверь жил именно так. Сытый, он прятался от людей, от еды, от хозяина. Голодный – выходил и убивал.
Николай Степанович ни в коем случае не собирался убивать кого бы то ни было.
Однажды он в очередной раз открыл вольеру, протянул к удавчику руку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128