Пожалуйста, не портите этого впечатления.
— Простите меня…
— Но?..
Ребекка утвердительно улыбнулась.
— Совершенно верно, но вы так и не объяснили, что же произошло с деревней. Это-то вы можете мне рассказать?
Лорд Байрон поднял брови.
— Как все они могли так быстро измениться? Это дело рук паши? Горгиу?
Лорд Байрон вновь едва заметно улыбнулся.
— Подобные вопросы, как вы легко можете себе представить, волновали меня не меньше. Мне не хотелось донимать Гайдэ расспросами, я не хотел, чтобы она вспоминала то, что случилось с ее семьей. Но тем не менее, по мере того как гроза усиливалась, я вынужден был думать о месте, где мог бы ее переждать, поэтому мне надо было знать, безопасно ли будет сделать остановку или мы должны ехать всю ночь.
— Ваш конь, если он нес вас обоих… я полагаю, вы могли загнать его?
— Нет. Мы встретили кое-кого. Видите ли, у моста, где мы раньше повстречали Горгиу, — мы как раз этот мост переезжали, — из пелены дождя вдруг возник всадник, он вел на привязи вторую лошадь и окликнул меня по имени. Это был Висцилий. Он дожидался меня.
— Бросить вас, мой господин? — сказал он, скаля зубы из-под густых усов. — Только потому, что вурдалак дал мне деньги? — Он сплюнул и разразился проклятьем в адрес паши. — Откуда ему знать, — продолжал Висцилий, — что и разбойник чтит свою честь не меньше, чем священники падки до золота и мальчиков?
Очередной поток брани хлынул из его уст, а затем он сказал, что построил хижину в скалах.
— Мы двинемся на рассвете, мой господин, но теперь девушке необходим отдых. Там есть огонь и еда, — он подмигнул, — да и раки тоже найдется.
Я не мог ничего возразить, даже поблагодарить его мне было трудно. Помни, сказал я себе, людей с добрым сердцем следует искать среди разбойников.
Даже Гайдэ как будто ожила, когда мы расположились у огня. Она все еще не разговаривала, но, отужинав, я начал задавать ей вопросы о наших шансах на спасение — станут ли твари из деревни преследовать нас или нет? Гайдэ покачала головой. Она сказала, что это исключено, если паша действительно уничтожен. Я спросил, что она хочет этим сказать. После недолгого раздумья она прерывистым голосом стала объяснять: когда паша делает человека вурдалаком, тот становится чудовищем, все существование которого заключено лишь в ненасытной жажде человеческой крови. Некоторые из этих существ всего лишь зомби, целиком зависимые от воли паши; другие же переходят в состояние животной жестокости, заражая тех, у кого они пьют кровь таким же всепоглощающим безумием. Она запнулась, и Висцилий протянул ей бутыль с раки. Гайдэ отпила из нее и продолжила рассказ. Как она полагает, именно таким сделали ее отца. Она взглянула на меня. Глаза ее горели ненавистью.
— Он должен был знать, к чему это приведет. Он сделал это совершенно осознанно, обрек моего отца, семью, целую деревню на участь живых мертвецов. Но, Байрон, если ты убил его, создания тоже начнут умирать, и нам ничего не грозит. Если ты убил его…
— Что это значит, если? Я застрелил его, я видел, как он умер.
Висцилий хмыкнул.
— Вы выстрелили ему в сердце, мой господин?
— Да.
— Вы в этом точно уверены, мой господин?
— Черт возьми, Висцилий, я трость могу расщепить с двадцати шагов, а уж в сердце с двух я всяко попаду.
Висцилий пожал плечами.
— Ну, тогда нам, кроме татар, бояться некого.
— Кроме солдат паши? Им-то зачем за нами гнаться?
Висцилий снова пожал плечами.
— Отомстить за смерть Вахель-паши, разумеется. Он опять взглянул на меня и улыбнулся.
— Милосердия у них столько же, сколько и у разбойников.
— Столько же? Ну уж нет, с разбойниками им в милосердии не тягаться.
Висцилий оскалил зубы в ответ на мой комплимент, на который он и не думал напрашиваться, и его теплота тронула меня.
— Нет сомнения, — сказал я, — что мертвые твари сожрут солдат.
— Будем надеяться, что так.
Висцилий вытащил свой нож и уставился на него.
— Но я бы на месте татар спалил деревню и дождался рассвета.
— А солнечный свет убивает этих существ?
— Это и ребенку ясно, мой господин.
— Но я видел пашу при свете дня.
— Ему ничего не страшно, — сказала вдруг Гайдэ, обхватив себя руками. — Он старше, чем эти горы, и укус его смертельнее змеиного, что же ему бояться каких-то солнечных лучей? Но солнце действительно делает его слабее, и он теряет все силы, когда в небе нет луны, чтобы восстановить их.
Она схватила мои руки и страстно поцеловала их.
— Вот почему нам необходимо отправиться в дорогу завтра же, с первыми лучами. И ехать как можно быстрее, с такой скоростью, на которую только способны наши лошади. — Она кивнула. — Только тогда мы освободимся от них. — Она улыбнулась мне. — Ты помолился богине, Байрон, как я тебя просила?
— Да.
— И она услышала твои молитвы?
— Несомненно, — прошептал я. Я нежно поцеловал ее в лоб.
— Она не могла не услышать.
И я велел ей идти спать.
Висцилий всю ночь провел на часах, будто был сделан из камня. Я хотел было сидеть с ним, но тут же стал клевать носом, а едва я сомкнул глаза, как он уже шептал мне на ухо, что вот-вот начнет светать. Я взглянул на небо — гроза прошла, и ранний утренний воздух был прозрачен и чист.
— Сегодня будет жарко, — прошептала Гайдэ, когда мы собирались в путь.
Я посмотрел на нее. Ее щеки были свежи, как рассвет на востоке, а глаза сияли светом рождающегося дня. Я впервые увидел, что из-под мрака воспоминаний в ней пульсирует свобода, о которой до сих пор она лишь мечтала.
— У нас получится, — сказал я, крепче сжимая ей руку.
Она ответила кивком, села в седло, подождала, пока мы с Висцилием последуем ее примеру, и затем поскакала по тропе.
Мы гнали лошадей во весь опор, а солнце между тем поднималось все выше и палило все сильнее. Время от времени Висцилий слезал с коня и взбирался на какой-нибудь утес или выступ в скале, а когда догонял нас, то лишь улыбался и качал головой. Но около полудня, когда он в очередной раз спустился к нам, он выглядел хмурым и, поравнявшись с нами, пробормотал, что видел облако пыли. Хотя и далеко, но оно двигалось.
— В нашу сторону? — спросил я. Висцилий пожал плечами.
— Они едут быстрее нас?
Василий пожал плечами во второй раз:
— Если это татары, то очень может быть. Я тихо выругался, глядя вперед на дорогу, потом оглянулся через плечо на голубое безоблачное небо.
— Куда же нам деваться, Висцилий? — медленно спросил я. — Как нам скрыться?
— Надо выехать за пределы владений паши. Они не посмеют преследовать знатного иноземного господина дальше этих границ, тем более если этот господин — друг великого Али-паши.
— Ты уверен в этом?
— Да, мой господин.
— Где же эта граница?
— На Миссолунгской дороге. Там есть небольшая крепость.
— И долго ли еще до нее ехать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
— Простите меня…
— Но?..
Ребекка утвердительно улыбнулась.
— Совершенно верно, но вы так и не объяснили, что же произошло с деревней. Это-то вы можете мне рассказать?
Лорд Байрон поднял брови.
— Как все они могли так быстро измениться? Это дело рук паши? Горгиу?
Лорд Байрон вновь едва заметно улыбнулся.
— Подобные вопросы, как вы легко можете себе представить, волновали меня не меньше. Мне не хотелось донимать Гайдэ расспросами, я не хотел, чтобы она вспоминала то, что случилось с ее семьей. Но тем не менее, по мере того как гроза усиливалась, я вынужден был думать о месте, где мог бы ее переждать, поэтому мне надо было знать, безопасно ли будет сделать остановку или мы должны ехать всю ночь.
— Ваш конь, если он нес вас обоих… я полагаю, вы могли загнать его?
— Нет. Мы встретили кое-кого. Видите ли, у моста, где мы раньше повстречали Горгиу, — мы как раз этот мост переезжали, — из пелены дождя вдруг возник всадник, он вел на привязи вторую лошадь и окликнул меня по имени. Это был Висцилий. Он дожидался меня.
— Бросить вас, мой господин? — сказал он, скаля зубы из-под густых усов. — Только потому, что вурдалак дал мне деньги? — Он сплюнул и разразился проклятьем в адрес паши. — Откуда ему знать, — продолжал Висцилий, — что и разбойник чтит свою честь не меньше, чем священники падки до золота и мальчиков?
Очередной поток брани хлынул из его уст, а затем он сказал, что построил хижину в скалах.
— Мы двинемся на рассвете, мой господин, но теперь девушке необходим отдых. Там есть огонь и еда, — он подмигнул, — да и раки тоже найдется.
Я не мог ничего возразить, даже поблагодарить его мне было трудно. Помни, сказал я себе, людей с добрым сердцем следует искать среди разбойников.
Даже Гайдэ как будто ожила, когда мы расположились у огня. Она все еще не разговаривала, но, отужинав, я начал задавать ей вопросы о наших шансах на спасение — станут ли твари из деревни преследовать нас или нет? Гайдэ покачала головой. Она сказала, что это исключено, если паша действительно уничтожен. Я спросил, что она хочет этим сказать. После недолгого раздумья она прерывистым голосом стала объяснять: когда паша делает человека вурдалаком, тот становится чудовищем, все существование которого заключено лишь в ненасытной жажде человеческой крови. Некоторые из этих существ всего лишь зомби, целиком зависимые от воли паши; другие же переходят в состояние животной жестокости, заражая тех, у кого они пьют кровь таким же всепоглощающим безумием. Она запнулась, и Висцилий протянул ей бутыль с раки. Гайдэ отпила из нее и продолжила рассказ. Как она полагает, именно таким сделали ее отца. Она взглянула на меня. Глаза ее горели ненавистью.
— Он должен был знать, к чему это приведет. Он сделал это совершенно осознанно, обрек моего отца, семью, целую деревню на участь живых мертвецов. Но, Байрон, если ты убил его, создания тоже начнут умирать, и нам ничего не грозит. Если ты убил его…
— Что это значит, если? Я застрелил его, я видел, как он умер.
Висцилий хмыкнул.
— Вы выстрелили ему в сердце, мой господин?
— Да.
— Вы в этом точно уверены, мой господин?
— Черт возьми, Висцилий, я трость могу расщепить с двадцати шагов, а уж в сердце с двух я всяко попаду.
Висцилий пожал плечами.
— Ну, тогда нам, кроме татар, бояться некого.
— Кроме солдат паши? Им-то зачем за нами гнаться?
Висцилий снова пожал плечами.
— Отомстить за смерть Вахель-паши, разумеется. Он опять взглянул на меня и улыбнулся.
— Милосердия у них столько же, сколько и у разбойников.
— Столько же? Ну уж нет, с разбойниками им в милосердии не тягаться.
Висцилий оскалил зубы в ответ на мой комплимент, на который он и не думал напрашиваться, и его теплота тронула меня.
— Нет сомнения, — сказал я, — что мертвые твари сожрут солдат.
— Будем надеяться, что так.
Висцилий вытащил свой нож и уставился на него.
— Но я бы на месте татар спалил деревню и дождался рассвета.
— А солнечный свет убивает этих существ?
— Это и ребенку ясно, мой господин.
— Но я видел пашу при свете дня.
— Ему ничего не страшно, — сказала вдруг Гайдэ, обхватив себя руками. — Он старше, чем эти горы, и укус его смертельнее змеиного, что же ему бояться каких-то солнечных лучей? Но солнце действительно делает его слабее, и он теряет все силы, когда в небе нет луны, чтобы восстановить их.
Она схватила мои руки и страстно поцеловала их.
— Вот почему нам необходимо отправиться в дорогу завтра же, с первыми лучами. И ехать как можно быстрее, с такой скоростью, на которую только способны наши лошади. — Она кивнула. — Только тогда мы освободимся от них. — Она улыбнулась мне. — Ты помолился богине, Байрон, как я тебя просила?
— Да.
— И она услышала твои молитвы?
— Несомненно, — прошептал я. Я нежно поцеловал ее в лоб.
— Она не могла не услышать.
И я велел ей идти спать.
Висцилий всю ночь провел на часах, будто был сделан из камня. Я хотел было сидеть с ним, но тут же стал клевать носом, а едва я сомкнул глаза, как он уже шептал мне на ухо, что вот-вот начнет светать. Я взглянул на небо — гроза прошла, и ранний утренний воздух был прозрачен и чист.
— Сегодня будет жарко, — прошептала Гайдэ, когда мы собирались в путь.
Я посмотрел на нее. Ее щеки были свежи, как рассвет на востоке, а глаза сияли светом рождающегося дня. Я впервые увидел, что из-под мрака воспоминаний в ней пульсирует свобода, о которой до сих пор она лишь мечтала.
— У нас получится, — сказал я, крепче сжимая ей руку.
Она ответила кивком, села в седло, подождала, пока мы с Висцилием последуем ее примеру, и затем поскакала по тропе.
Мы гнали лошадей во весь опор, а солнце между тем поднималось все выше и палило все сильнее. Время от времени Висцилий слезал с коня и взбирался на какой-нибудь утес или выступ в скале, а когда догонял нас, то лишь улыбался и качал головой. Но около полудня, когда он в очередной раз спустился к нам, он выглядел хмурым и, поравнявшись с нами, пробормотал, что видел облако пыли. Хотя и далеко, но оно двигалось.
— В нашу сторону? — спросил я. Висцилий пожал плечами.
— Они едут быстрее нас?
Василий пожал плечами во второй раз:
— Если это татары, то очень может быть. Я тихо выругался, глядя вперед на дорогу, потом оглянулся через плечо на голубое безоблачное небо.
— Куда же нам деваться, Висцилий? — медленно спросил я. — Как нам скрыться?
— Надо выехать за пределы владений паши. Они не посмеют преследовать знатного иноземного господина дальше этих границ, тем более если этот господин — друг великого Али-паши.
— Ты уверен в этом?
— Да, мой господин.
— Где же эта граница?
— На Миссолунгской дороге. Там есть небольшая крепость.
— И долго ли еще до нее ехать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87