– Вам все объяснят.
– Правильно, когда мы туда попадем.
Исполненные в стиле псевдобарокко, с полурельефными дорическими колоннами, грифонами и греческими воинами, парадные ворота Штифтсказерне, штаб-квартиры 796-го отделения военной полиции, несколько нелепо располагались между двумя входами-близнецами в магазин Тиллера и составляли единое целое с четырехэтажным зданием, которое выходило на Мария-Хильфер-штрассе. Мы проехали под массивной аркой и, миновав главный корпус, затем учебный плац, направились к другому зданию, где поместились военные казармы.
Грузовик миновал еще какие-то ворота и остановился около казарм. Мы вошли внутрь и, преодолев пару лестничных маршей, оказались в большом светлом помещении, из окна которого открывался впечатляющий вид на противовоздушную башню, возвышавшуюся на другой стороне плаца.
Шилдс поднялся из-за письменного стола и широко улыбнулся, будто старался произвести впечатление на зубного врача.
– Давай заходи и садись, – сказал он мне, как своему старому приятелю, и посмотрел, на сержанта: – Он пошел спокойно, Дженни? Или тебе пришлось выколачивать дерьмо из его задницы?
Сержант слегка улыбнулся и невнятно пробормотал нечто для меня непонятное. «Неудивительно, что их английский невозможно разобрать, – подумал я. – Американцы все время что-то жуют».
– Будь где-нибудь поблизости, Дженни, – добавил Шилдс. – На случай, если придется грубо обойтись с этим парнем. – Он усмехнулся, подтянул брюки и уселся напротив меня, расставив толстые ноги на манер какого-нибудь самурайского властителя, только он был, наверное, раза в два покрупнее любого японца.
– Прежде всего, Гюнтер, должен тебе сказать, что там, в Международной штаб-квартире, есть некий лейтенант Кэнфилд, настоящий дерьмовый британец, который с удовольствием получил бы от кого-нибудь помощь в одном маленьком дельце. Похоже, какой-то каменотес в английском секторе загнулся, когда на его сиськи свалился камень. Почти все, включая босса того лейтенанта, полагают, что это, скорее всего, несчастный случай. Однако этот лейтенант из умников. Он, видишь ли, начитался про Шерлока Холмса и даже задумал поступить в школу детективов после армии. Так вот, у него своя теория. Он уверен, что кто-то возился с книгами покойника. Ну, я не знаю, достаточный ли это повод, чтобы убить человека или нет, но зато мне известно другое: ты заходил в контору Пихлера вчера утром после похорон капитана Линдена. – Он захихикал. – Черт, признаюсь, Гюнтер, я за тобой шпионил. Ну, что ты на это скажешь?
– Пихлер мертв?
– А почему бы тебе не изобразить большее удивление? Скажем, так: «Не говорите мне, что Пихлер мертв!» – или: «Господи, я не верю в то, что вы мне говорите!» Ты, конечно, не знал, что с ним случилось, не так ли, Гюнтер?
Я пожал плечами:
– Может, дела его задавили.
На мое замечание Шилдс рассмеялся, да так, будто когда-то брал урок смеха, показывая все свои зубы, кстати, большей частью плохие, в синеватой, похожей на боксерскую перчатку, челюсти, которая была шире верхней части его лысеющей головы. Он оказался таким же шумным, как большинство американцев, этот большой, сильный человек с плечами, как у носорога. Шилдс носил костюм из светло-коричневой фланели с лацканами широкими и острыми, словно две швейцарские алебарды, галстук, заслуживающий, чтобы его повесили на террасе кафе, и тяжелые коричневые туфли модели «Оксфорд». У американцев та же страсть к тяжелым ботинкам, что у Иванов к наручным часам, с одной только разницей: ботинки они обычно покупали в магазине.
– Откровенно говоря, на фиг мне проблемы того лейтенанта? – сказал он. – Это дерьмо – в британской избе, не в моей, так пусть они его и выносят. Нет, я просто объясню, почему тебе необходимо сотрудничать со мной. Возможно, ты и не имеешь ни малейшего отношения к смерти Пихлера, но, уверен, не захочешь угробить целый день, втолковывая все это лейтенанту Кэнфилду. Поэтому помоги мне, а я помогу тебе: забуду, что видел тебя заходящим в мастерскую Пихлера. Ты понимаешь, о чем я говорю?
– Ваш немецкий в полном порядке, – сказал я. Тем не менее меня поразило, с какой злостью он атаковал акцент, произнося согласные с театральной точностью, как будто считал, что на этом языке непременно нужно говорить жестко. – Думаю, не имеет значения, если я скажу, что абсолютно ничего не знаю о случившемся с господином Пихлером.
С извиняющимся видом Шилдс пожал плечами:
– Как я сказал, эта британская проблема – не моя. Может быть, ты и невиновен. Но, поверь моему слову, заработаешь геморрой, пока объяснишь все англичанам. Клянусь, они в каждом из вас, капустников, видят чертова нациста.
Я вскинул руки, как бы защищаясь.
– Итак, чем я могу вам помочь?
– Знаешь, когда мне стало известно, что до похорон капитана Линдена ты посетил его убийцу в тюрьме, то мою пытливую натуру просто невозможно было сдержать. – Его тон стал резче. – Давай, Гюнтер, рассказывай. Я хочу знать, какая дьявольщина происходит между тобой и Беккером.
– Полагаю, вы представляете, как выглядит эта история с точки зрения Беккера.
– Так хорошо, как если бы она была выгравирована на моем портсигаре.
– Ну, Беккер, во всяком случае, в нее верит. И платит мне, чтобы я ее расследовал и доказал его правоту. Он очень на это надеется.
– Говоришь, чтобы расследовал? Так кто же ты такой?
– Частный детектив.
– Вранье! – Он подался вперед и, взяв меня за край пиджака, стал пальцами щупать материал. Хорошо, что в этом пиджаке не было вшито бритвенных лезвий. – Нет, меня на это не купишь. Ты недостаточно сальный.
– Сальный или нет, но это правда. – Я достал бумажник и показал Шилдсу удостоверение личности, а вслед на ним – старую лицензионную карточку. – До войны я служил в берлинской уголовной полиции. Уверен, не мне вам говорить, что и Беккер тоже. Вот откуда я его знаю.
Я вытащил сигареты.
– Не возражаете, если я закурю?
– Кури, но шевели губами.
– Ну, после войны я не захотел возвращаться в полицию: там полно коммунистов. – Таким заявлением я попытался его задобрить, потому что не встречал ни одного американца, которому бы нравился коммунизм. – Решил начать собственное дело. У меня, знаете ли, был перерыв в работе в середине тридцатых годов, и я в то время немного подрабатывал частным сыском, так что я не совсем новичок в этой игре. После войны столько обиженных, что впору каждому нанять по частному шпику. Поверьте мне, их немало и в Берлине, благодаря Иванам.
– Да, здесь то же самое. Советы добрались сюда первыми и поназначали своих людей на все главные должности в полиции. Дела так плохи, что австрийскому правительству пришлось обратиться к шефу венских пожарных, когда потребовалось найти честного человека на пост нового вице-президента полиции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86