— Естественно.
Оукли разделся до нижнего белья и закрылся в ванной, чтобы принять душ, побриться, почистить зубы. Он чувствовал, что все его мышцы отекли и воспалились, особенно болели шея и колени. «Становлюсь старым», — мысленно произнес он и вдруг понял, что в последнее время навязчиво повторяет эту фразу. Смотреться в зеркало было бесполезно — что он там увидит, кроме измученного лица? Карл попробовал вспомнить, когда в последний раз он действительно смотрел на себя в зеркало. Бреясь или причесываясь, он никогда не оценивал себя в целом. Теперь же видел глубокие складки вокруг рта, начинающую слабеть кожу под глазами, стальную щетину и седину в волосах. У него все еще было фотогеничное лицо, более молодое, чем обычно бывает в его годы, но шея начинала уже морщиниться, и, чтобы не впадать в панику, Оукли неосознанно защитил себя оборонительной фразой: «В конце концов, мне сорок шесть». Затем поспешил отойти от зеркала и одеться.
— Я выпил бы кофе, — сказал он, вернувшись в спальню.
— Я тоже, — отозвался Диего.
Они прошли на кухню. Орозко стоял, прислонившись бедром к стойке, пока Оукли исследовал незнакомые шкафы в поисках кофейника. Наконец, не найдя его, остановился на сковороде с крышкой, в которую налил воду и поставил ее кипятить. Электрические часы над дверью показывали семь пятнадцать. Карл поставил на стол быстрорастворимый кофе и пару чашек:
— Тебе с сахаром?
— Просто черный.
— Мне также. Мы в трауре. — Карл усмехнулся своей мелодраматической глупой шутке, потом прислонился к холодильнику и сложил на груди руки:
— Ну?
— Автомобиль Терри нашли в Ногалесе. Стоял припаркованным в переулке. Ничего особенного в нем не обнаружили, кроме наполовину стертых отпечатков пальцев. Их уже прогнали через идентификацию. Впрочем, они спокойно могут принадлежать какому-нибудь воришке, укравшему машину у похитителей.
— Ясно.
— Через полчаса прибудет самолет с досье на двоих мертвецов и людей, с которыми они были связаны. У одного из них есть брат — они вместе работали в одной группе в ночном клубе. Всего их там было четверо парней. Это может быть как раз наша банда.
— Банда музыкантов?
— Последнюю работу они потеряли в Тусоне две недели назад. Тот тощий мертвец, которого нашли, был наркоманом. Не знаю, кем еще он был, но эта привычка требует чертовски много денег. Его брат был дилером. Уже можно сделать предположение: у них не было работы и им срочно нужны были деньги.
— Вывод такой же скользкий, как семечки арбуза. Нужно что-нибудь понадежнее, Диего.
— Я и подхожу к этому, — мягко отозвался тот. — Мы раскусим их. Помнишь голос похитителя? В нем слишком много тщеславия. А когда ты встречаешься с любителем, думающим, что он разбирается в стратегии лучше Клаузевица, то перед тобой человек, который обязательно сделает ошибку. Вот когда он ее сделает, мы его и поймаем.
Оукли снял крышку сковородки, разлил вскипевшую воду по чашкам:
— Может быть. Но я уже не могу просто сидеть здесь и ждать. Позови кого-нибудь, чтобы он держал под контролем Адамса и Луизу. А мы с тобой давай поедем в этот призрачный город. Может, найдем что-нибудь, что они вчера просмотрели.
Час спустя, когда он уже был готов, чтобы ехать, зазвонил телефон. Оукли снял трубку и услышал слова, которые давно ожидал:
— Карл? Ты получил свое: рынок открылся Коннистоном.
— Хорошо. У тебя есть мои инструкции.
После этого Карлу пришлось сделать с дюжину телефонных звонков, чтобы привести машину в действие; теперь, когда все зашевелились, он обнаружил, что зациклился на меланхолическом похоронном настроении. Это было как первые раунды сражения в зале суда. После угрюмой ночи, полной страха перед аудиторией, он оказался наконец на арене; это подняло настроение, заставило четко работать мозги, разожгло его решимость и веру. До этого, пытаясь держать контроль над всем происходящим, он походил на человека со шляпой в руках на порывистом ветру. Риск казался огромным, задача — невыполнимой. Но теперь Оукли стал передвигаться уверенными твердыми шагами.
Он позвонил доктору Эрла и, пока его ждали, провел короткое совещание в офисе, проинструктировав Луизу и Адамса в отсутствие Орозко, что и как им следует говорить. Доктор появился в десять, восприимчивый и скучающий. Уделив должное внимание ритуалу, Оукли проводил доктора к машине.
— Вы получите ваш гонорар наличными, — сообщил он. — Но я хотел бы, чтобы они не осели на банковских счетах. Поместите их в сейф и тратьте, где никто вас не знает. От нас об этом никто не узнает, но никогда не угадаешь, когда на вас нажмут с местным контролем по компьютеру.
— Конечно. — Доктор был понятлив и учтив. — Я договорюсь с директором похоронного бюро. Бальзамирование будет сделано здесь, если это вас устраивает. Полагаю, вы похороните его на ранчо?
— Я верю, что Эрл хотел кремации. Это его завещание.
— Превосходно, — отреагировал доктор и добавил с откровенной улыбкой: — Не будет возможности для эксгумации и вскрытия трупа, не так ли?
Когда он уехал, Оукли позвонил в офис «Коннистон индастрис» и сообщил секретарю о смерти Эрла. Начался соответствующий печальному событию обмен словами сочувствия и сокрушения, после которых Оукли распорядился, как следует подать известие о смерти магната. Затем приказал управляющему ранчо не допускать в дом никаких журналистов, сообщая всем, что жена и дочь покойного слишком огорчены, чтобы встречаться с прессой, а завтра в полдень он от имени семейства сделает официальное заявление. Трое из людей Орозко встали на страже вокруг дома, чтобы никто не потревожил плачущую вдову и сироту.
Карл знал, что к полудню о смерти миллиардера будет известно на Уолл-стрит. Цена акций Коннистона понизится до предела. Подставные лица Оукли, используя деньги от продажи, могут снова скупить акции по пониженной цене. Он прикинул, что эта операция займет приблизительно тридцать шесть часов. Ключом к его схеме был тот факт, что сам Эрл не имел в своем бизнесе контрольного пакета акций — он так быстро расширялся, что был вынужден продать акции, чтобы увеличить капитал, однако приложил немало усилий, чтобы большие пакеты акций не попали в руки возможных конкурентов, даже членов его совета директоров. Коннистон держал приблизительно двадцать три процента акций в «Коннистон индастрис» — основном конгломерате, объединяющем остальные его филиалы. Эти акции теперь принадлежат Луизе и Терри, если она еще жива. Остальные семьдесят семь процентов держали тысячи акционеров, среди которых был и Оукли. Он уже имел большой процент акций, но хотел заполучить еще, используя надвигающуюся мини-панику. Когда известие о смерти Коннистона поразит кредиторов, большие фонды будут первыми, кто захочет продать свои акции перед неизбежным понижением их цены.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47