ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Но одно уже можно сказать со всей определенностью: историческая роль прибавочного продукта состоит в принудительном объединении изначально разобщенных автаркией примитивного собирательного хозяйства племен.
Здесь важно понять, что обеспеченное место и под солнцем политико-экономической теории, и в реально свершившейся истории прибавочный продукт мог получить только при условии своевременного радикального изменения всей его исходной номенклатуры. Ведь если по своему содержанию прибавочный продукт будет оставаться тождественными составу необходимого, другими словами, если прибавочный продукт будет составлять все ту же совокупность предметов удовлетворения первичных потребностей человека, никаких изменений в социальной организации он вызвать не сможет. Да, назначение этого продукта, как и назначение любого другого, состоит в том, чтобы в конечном счете быть потребленным. Но если он полностью «проедается» только для того, чтобы произвести точно такую же массу в точности тех же вещей, то, независимо от того, кем и в какой форме будет осуществляться это производство, структура общества рано или поздно кристаллизуется и история человечества застынет в раз навсегда заданных формах. Структура первобытного сообщества так и не получит никакого импульса к совершенствованию и развитию. Единственное изменение, о каком можно будет говорить в этих условиях, – это медленное колебание масштабов производства, повторяющее собой динамику численности населения.
Иное дело, если мы предположим радикальное изменение структуры потребления, формирование каких-то новых, ранее неведомых животному, потребностей. Допустить такое и означает собой предположить изменение структуры производства на уровне целого региона.
Человеческое общество может получить импульс к качественному развитию только при наличии хронического дефицита продукта, призванного удовлетворять его базовые физиологические потребности. Там, где полное самообеспечение не составляет трудностей, никакое совершенствование невозможно, – поэтому если дефицита нет, его нужно организовать. Иначе говоря, ускорение может быть получено только в том случае, если какая-то часть всего, что производится коллективными усилиями, будет постоянно выпадать из процессов непосредственного жизнеобеспечения и превращаться в нечто такое, что в сугубо биологическом контексте лишено всякого положительного смысла. Эта часть может принимать какую угодно форму, лишь бы (в рамках первично сформировавшегося круга физических потребностей индивидов) она была начисто лишена всякой сиюминутной целесообразности. Сокровенная тайна прибавочного продукта вообще не может быть осознана в виде индивидуальной пользы или частного интереса.
Таким образом, первичный импульс, преобразующий (все еще стадное) бытие предчеловека в собственно исторический процесс, может быть дан только омертвлением известной части совокупного труда, только направлением ее на производство чего-то бессмысленного и ненужного никому из тех, кто еще не отравлен никакими мифологемами социальности. Действительное объединение первично разобщенных групп и формирование более высокой общности людей может произойти только в процессе совместного производства таких абсолютно лишенных утилитарного прикладного смысла вещей, и чем масштабней будет процесс кажущегося омертвления живого труда, воплощенного в них, тем интенсивней станет процесс социального синтеза.
Вглядимся пристальней.
Мы говорим о принудительном развитии человеческого общества, и можем видеть, что уже самые первые цивилизации обладают хорошо развитым инструментом государственного управления. Бросается в глаза, что центры сосредоточения политической власти и центры сосредоточения первичных богатств совпадают, и едва ли способен вызвать возражения тезис о том, что первые постепенно эволюционировали из вторых. Другими словами, доминирование одних над другими, принуждение одних другими к чему бы то ни было может впервые возникнуть только там, где впервые же создается прибавочный продукт. Само собой разумеется, что политическое принуждение в его классическом виде (полиция, армия, тюрьмы) не может взяться ниоткуда, поэтому ясно, что весь его инструментарий обязан претерпеть долгую эволюцию, в ходе которой одни (исходные) механизмы заменяются какими-то другими, более развитыми и совершенными, а самое главное – белее функциональными в новых условиях, которые вовлекают в орбиту совместного существования куда более широкие общности. Поэтому логично заключить, что, как полюса концентрации политической власти могут развиться лишь из первичных полюсов концентрации необходимого продукта, так и политическое принуждение в исходном пункте своей истории может быть только продолжением древней экономики.
Любая форма принуждения – не только политического – нуждается в каком-то специальном инструменте, в этом смысле не является исключением и экономическое. Его инструментом как раз и предстает закономерно осаждающийся на катодах социальной структуры излишек необходимого продукта. При этом, повторюсь, роль инструмента принуждения он может играть только и только потому, что в рамках хозяйства каких-то смежных социумов этот продукт производится в значительно меньшей, чем необходимо для выживания, мере. Именно поэтому все те, кто испытывает недостаток, со временем оказываются в известной зависимости от того, кто производит больше необходимого ему самому. Но парадокс состоит в том, что полная материальная зависимость решительно невозможна там, где излишек полностью перекрывает собой образующийся рядом с ним дефицит. Здесь очень важно понять, что устойчивая зависимость одних от других может быть гарантирована только в том случае, если излишек продукта будет, хотя бы отчасти, выпадать из сферы удовлетворения первичных физиологических потребностей и формировать собою какой-то новый, если так можно выразиться, «надстроечный» круг потребления. Проще говоря, трудно предположить, что принуждаемый станет подчиняться чужой победительной воле, если будет уверен, что избытку продукта, который производится успешным и сильным, нет никакого иного применения, кроме как оставить в полном распоряжении того, кто испытывает дефицит.
Само по себе экономическое принуждение нежизнеспособно. Поэтому оно всегда будет нуждаться в политико-правовом закреплении, в становлении специального политического аппарата, который имеет и возможность, и признаваемое всеми право осуществлять насилие. Именно этому аппарату и предстоит быть основным регулятором общественного бытия на протяжении шести тысячелетий человеческой истории.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28