ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Но зададимся вопросом: какой количественный минимум совместно действующего контингента обеспечивает формирование речи? Можно ли предположить, что такое начало, как язык, в состоянии развиться уже на уровне отдельной весьма немногочисленной и при этом практически полностью изолированной от других не только абсолютной автаркичностью своего хозяйства, но и довольно большими расстояниями верхнепалеолитической или даже мезолитической общины? Ведь известно, что там, где еще не возникло производительного хозяйства, где пробиваются лишь собиранием готового, минимальная площадь, потребная для прокормления даже одного индивида, лишь в редких случаях снижалась до 10 квадратных километров. Однозначного ответа не существует, но представляется, что численность, не превышающая нескольких десятков человек (человек?), явно недостаточна для становления столь фундаментального начала, которое способно инициировать образование планетарной ноосферы. В процессы становления языка должны быть вовлечены куда большие количества; в своем пределе пусть и не сливающиеся с общей численностью формирующихся этносов массы, но во всяком случае сопоставимые с ней.
Устанавливаемый археологическими раскопками факт постоянно сохраняющейся связи между смежными общинами положения не спасает, ибо те же расстояния делают невозможным систематические контакты рядом живущих групп, речь может идти лишь о каких-то челночных визитах отдельных их представителей. Но кратковременные эпизодические контакты отдельных членов соприкасающихся сообществ, скорее всего, не могут обеспечить становление единого для них языка. Для этого необходимо, чтобы все составляющие их индивиды были на долгое время вовлечены в какие-то единые совместно исполняемые действия.
Поэтому не логичней ли предположить, что система речевого общения формируется отнюдь не тогда, когда заканчивается становление нового биологического вида Homo sapiens, но значительно позднее, только в процессе так называемой неолитической революции, между тем как до неолитизации древнего человека общение осуществлялось на какой-то иной, предшествующей речи, основе? Это только греческим богиням подобает выходить из головы Зевса-Вседержителя в полном облачении, окончательное же становление новой формы организации и движения материи требует одоления многих промежуточных ступеней, но предполагать, что все они проходятся еще до того, как человек становится собственно человеком, едва ли правильно. Что же касается предречевых форм коммуникации, то они и сегодня не забыты нами. Так, попадая в иноязычную среду, мы в общем-то не теряемся в ней и легко переходим к интерлингве мимики, жестов и еще непонятно чего. И если действительно для возникновения собственно речевого общения необходимы огромные контингенты людей, на целые столетия мобилизующихся какой-то одной для всех целью, то здесь обнаруживается новая ипостась всех тех циклопических процессов, о которых говорилось в первой части настоящей работы. На протяжении поколений нуждавшиеся в соединенных усилиях больших масс, они выступали в качестве именно таких исполинских региональных камертонов, которые позволяли обеспечить требуемый уровень взаимопонимания, а значит, в конечном счете, и становление нового, единого для всех, механизма информационного общения.
(Этот же вывод дает основание утверждать, что разные ритуалы, образующие основу разных этотипов, в конечном счете должны вести к формированию отличных друг от друга языков: так, наиболее отчетливо глубинная связь родного языка с какими-то фундаментальными ритмами организма проявляется в различиях артикуляции, с трудом преодолеваемых взрослыми, но не представляющих никакого препятствия для ребенка.)
По-видимому, сегодня невозможно вынести окончательный вердикт по вопросу о том, какой именно должна быть минимальная численность того сообщества, где впервые формируется речевое общение его членов, но как бы то ни было, он требует своего разрешения, и уже хотя бы поэтому его постановка является вполне оправданной. Но даже если и не подвергать сомнению бытующее мнение, согласно которому уже существо верхнего палеолита является носителем всех мыслимых предикатов вполне «произошедшего» человека, останется вопрос о том, что именно обусловливает становление единых для целых регионов языков. Ведь принятие оспариваемого здесь тезиса, согласно которому такое становление происходит само собой, автоматически влечет за собой признание принципиальной возможности самостоятельного формирования своего языка в каждой замкнутой общине, и следовательно, вопрос образования единой для всех лексики, единой для всех грамматической структуры оказывается не менее актуальным. Возможность слияния и унификации таких нуклеарных микроязыков посредством челночных миссий отдельных «культуртрегеров» вызывает большие сомнения; только постоянное смешение жизни общин, только длительное (на протяжении веков) объединение их в каких-то общих для всех действиях могло бы унифицировать средства речевого общения и сформировать единый язык, а вместе с ним и единую культуру формирующейся народности. А это вновь обращает нас ко всему тому, о чем уже говорилось здесь, то есть к функциям ритуала.
Но дело не только в языке, ведь в конечном счете язык – это лишь средство достижения какой-то (какой?) цели, причем средство отнюдь не единственное, ибо существуют и иные. Поэтому обратим внимание и на другую сторону ритуала.
Инстинктивная деятельность животного в состоянии моделировать собой (мы видели это на примере «танца» пчел) структуру основных отношений окружающего мира, но только тех, непременным субъектом которых является оно само; в то же время кодирование в ее алгоритмах основных закономерностей, связующих между собой предметы окружающей действительности, – невозможно. В этом смысле ритуал уже изначально отличается от всех форм биологической деятельности, ибо он представляет собой модель объективной логики чисто предметных (орудие – предмет) взаимодействий, а значит сугубо внешних по отношению к субъекту связей, то есть с самого начала предстает как специфическая форма познания окружающего мира. Но если поначалу заместительное движение могло фиксировать в себе логику отношений только между теми предметами, которые непосредственно включались в структуру какого-то целевого процесса, то каждый новый ритуал вписывается уже в целую систему таких предзнаков, и тем самым в рамках интегрального опыта субъекта орудийной деятельности оказывается неизбежным образование также и межритуальных связей. Другими словами, неизбежным становится своеобразный «кроссоверинг» полностью итериоризированных алгоритмов, когда отдельные фрагменты индивидуального опыта каким-то образом переносятся в состав других действий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28