Или у Абсолютного зла своя иерархия?
– Кто вы, капитан? – тихо спросила я, когда мрачный юноша покинул нас, на ходу почесывая литую задницу.
– В смысле? – Он по-прежнему смотрел на огонь.
– Слишком много на себя берете для своего незначительного звания. Званьица. Крохотного такого званьица. В какой-нибудь заштатной ракетной части вы бы позволили трахать свою жену даже младшему писарю штаба.
– Во-первых, я не женат, я тебе уже об этом говорил. Во-вторых, нет такой должности – младший писарь. Это ты Гоголя начиталась, Николая Васильевича. И в-третьих, – он повернулся ко мне и, качнувшись на стуле, близко придвинулся, – иногда и у капитанов бывает карт-бланш. В особых случаях…
– Скажите, пожалуйста, какой Джеймс Бонд! – Мне хотелось нахамить ему, вывести из себя, но ничего не получалось. – Вы такой крутой, что у вас, должно быть, скорострельный пистолет-пулемет между ног болтается.
– Да нет. Болтается то же, что и у всех. Еще вопросы есть? Если нет – расходимся. Как всегда, приятно было с тобой пообщаться. Виталик тебя проводит.
…Спустя пять минут я уже была в своей комнате. В своей комнате – звучит утешительно, но не утешает. До этого у меня была своя палата, а еще раньше – своя жизнь… Я вытянулась под жестким тонким одеялом и закрыла глаза.
Спокойной ночи, Анна.
Уже засыпая, я вспомнила Фигаро, Олега Куликова, его отчаянное фламенко, его отчаянный монолог в отчаянном, хорошо поставленном свете, его отчаянное жонглирование фольгой, его отчаянное бегство между столиками… Боже мой, бегство, побег. Ведь это о нем говорили капитан и мрачный юноша, он успел добежать только до подземного гаража. Жилетка ценой в тысячу долларов. Ну конечно, это он.
Я резко села в кровати, сон как рукой сняло. В близкой памяти сегодняшней ночи услужливо всплывали обрывки разговора. Они избивали его, они это могут; они могут делать это не хуже подручного Ильи Витька, во всяком случае, безнаказаннее. Я потерла давно заживший, но еще помнящий боль подбородок.
Где эта бильярдная, черт возьми?..
Я смутно представляла себе расположение комнат в доме, Виталик мягко ограничивал мне свободу передвижения. Во всяком случае, в задней части особняка я никогда не была.
Самое время с ней познакомиться.
Я быстро оделась и выскользнула из комнаты – никаких проблем, меня уже давно перестали запирать, кроткое, смирившееся со своей участью, жертвенное животное. В доме было темно и тихо, но я все равно отчаянно трусила. Лапицкий скорее всего уехал к своему гербарию из горных лыж, эти парни – тоже, слово старшего по званию – закон, а они не знают ничего, кроме субординации. Виталик не в счет, он давно сбросил меня со счетов. Оставался еще этот таинственный Капущак, но он волновал меня меньше всего.
После десятиминутного шатания по огромному пустому дому, сориентировавшись на мощный храп, я нашла то, что искала.
Видимо, эта спящая перед телевизором туша и есть Капущак.
В маленький холл, где храпел китообразный опер, выходило три двери. Я безошибочно выбрала нужную – только она была закрыта на крюк. Стараясь не греметь, я осторожно сняла крюк и вошла в темную бильярдную, плотно прикрыв за собой дверь. Теперь нужно подождать, чтобы глаза привыкли к темноте. Но привыкнуть мне не дали.
– Кто здесь? – услышала я близкий измученный голос.
Голос ночного Фигаро.
Я даже не подозревала, что так запомню его: в каждом звуке жили интонации его монолога; он, отделенный темнотой от хозяина, был удивительно красив и существовал сам по себе.
– Олег! – окликнула я голос. – Тише, Олег.
– Кто здесь? Кто вы?
– Где здесь свет включается?
– А вы не знаете? Выключатель с правой стороны, – после паузы ответил он.
Я нащупала выключатель, и комната, которую мрачный юноша называл бильярдной, осветилась мягким неярким светом.
Со вкусом у того, кто отделывал бильярдную, было все в порядке: стены, обшитые деревянными, матово блестящими панелями и затянутые вверху зеленым сукном, точно таким же, как на бильярдных столах. Несколько гравюр в английском стиле, сплошь морские сражения, старательно процарапанные сухой иглой; глубокое кресло хорошей кожи, на которое в беспорядке была свалена одежда Фигаро – я узнала шляпу, плащ и сумку.
Посреди комнаты стояли, два стола. На одном из них матово поблескивали разбросанные шары. На другом лежал человек. Теперь он приподнялся на руках и равнодушно разглядывал меня.
– Кто вы? – снова спросил. – Откуда вы знаете мое имя?.. А, дурацкий вопрос, если вы здесь, то должны знать мое имя. Что вам нужно? Неужели недостаточно?..
Зачем я пришла сюда? Я даже не знаю, что сказать ему… Пожалеть, посочувствовать. Господи, какой бред… Чтобы выиграть время, я подошла ко второму столу, взобралась на него и взяла в руки шар.
Номер три.
Неплохая цифра, вот только у меня ничего с ней не связано. Только ощущение шара в руке было знакомым. Неужели я когда-нибудь пробовала играть в бильярд? Сентиментальное развлечение для валютной проститутки и закоренелой убийцы.
– Что нужно? Какого ляда? – Мое назойливое появление и еще более назойливое молчание раздражали Олега. – Вы все меня задолбали… Хоть ночью не лезьте…
Нет, у него действительно красивый, хорошо поставленный голос.
– Что вы заканчивали, Олег?
– Школу-студию МХАТ, – машинально ответил он и тут же пожалел об этом. – Неужели вы этого до сих пор не вынюхали?
– Вы очень хороший актер. У вас большое будущее… Возможно, я не очень разбираюсь, но то, что вы делали сегодня…
– Пошли вы все на хрен. Я не сделаю больше ничего, если вы будете так меня метелить, будьте вы прокляты…
– Больно, да?
– Слушай, кто ты такая? Откуда ты выискалась, такая жалостливая?
– Я просто слышала, что тебя избили. Думаю, что они просто сволочи.
– А я думаю, что ты такая же сволочь, как они. Что ты одна из них. Знаем мы все эти подсадки.
Я не нашлась что ему возразить. Сволочь, конечно же, сволочь. До боли в пальцах я сжала согревшийся шар номер три. Олег уткнулся лицом в шершавое сукно стола и затих. Он больше не обращал на меня внимания.
Я спрыгнула со стола, осторожно подошла к нему и сделала то, что хотела сделать с тех самых пор, как увидела его, – коснулась окаменевшей от напряжения щеки. Лучше бы я этого не делала – под кожей актера жерновами заходили желваки, и он желчно бросил, не поворачивая лица ко мне:
– Вы там уже совсем с ума посходили – шлюх по ночам присылаете. Передай этому гаду, что я на лажу не клюю. А если они хотят, чтобы я оттрахал какого-нибудь младшего сержанта с силиконовыми сиськами, пусть поменьше бьют по яйцам. Усекла?
Конечно же, усекла. «Этот гад» – несомненно, Лапицкий. «Шлюха» – несомненно, я, кто же еще…
– Прости… – мне больше нечего было сказать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114
– Кто вы, капитан? – тихо спросила я, когда мрачный юноша покинул нас, на ходу почесывая литую задницу.
– В смысле? – Он по-прежнему смотрел на огонь.
– Слишком много на себя берете для своего незначительного звания. Званьица. Крохотного такого званьица. В какой-нибудь заштатной ракетной части вы бы позволили трахать свою жену даже младшему писарю штаба.
– Во-первых, я не женат, я тебе уже об этом говорил. Во-вторых, нет такой должности – младший писарь. Это ты Гоголя начиталась, Николая Васильевича. И в-третьих, – он повернулся ко мне и, качнувшись на стуле, близко придвинулся, – иногда и у капитанов бывает карт-бланш. В особых случаях…
– Скажите, пожалуйста, какой Джеймс Бонд! – Мне хотелось нахамить ему, вывести из себя, но ничего не получалось. – Вы такой крутой, что у вас, должно быть, скорострельный пистолет-пулемет между ног болтается.
– Да нет. Болтается то же, что и у всех. Еще вопросы есть? Если нет – расходимся. Как всегда, приятно было с тобой пообщаться. Виталик тебя проводит.
…Спустя пять минут я уже была в своей комнате. В своей комнате – звучит утешительно, но не утешает. До этого у меня была своя палата, а еще раньше – своя жизнь… Я вытянулась под жестким тонким одеялом и закрыла глаза.
Спокойной ночи, Анна.
Уже засыпая, я вспомнила Фигаро, Олега Куликова, его отчаянное фламенко, его отчаянный монолог в отчаянном, хорошо поставленном свете, его отчаянное жонглирование фольгой, его отчаянное бегство между столиками… Боже мой, бегство, побег. Ведь это о нем говорили капитан и мрачный юноша, он успел добежать только до подземного гаража. Жилетка ценой в тысячу долларов. Ну конечно, это он.
Я резко села в кровати, сон как рукой сняло. В близкой памяти сегодняшней ночи услужливо всплывали обрывки разговора. Они избивали его, они это могут; они могут делать это не хуже подручного Ильи Витька, во всяком случае, безнаказаннее. Я потерла давно заживший, но еще помнящий боль подбородок.
Где эта бильярдная, черт возьми?..
Я смутно представляла себе расположение комнат в доме, Виталик мягко ограничивал мне свободу передвижения. Во всяком случае, в задней части особняка я никогда не была.
Самое время с ней познакомиться.
Я быстро оделась и выскользнула из комнаты – никаких проблем, меня уже давно перестали запирать, кроткое, смирившееся со своей участью, жертвенное животное. В доме было темно и тихо, но я все равно отчаянно трусила. Лапицкий скорее всего уехал к своему гербарию из горных лыж, эти парни – тоже, слово старшего по званию – закон, а они не знают ничего, кроме субординации. Виталик не в счет, он давно сбросил меня со счетов. Оставался еще этот таинственный Капущак, но он волновал меня меньше всего.
После десятиминутного шатания по огромному пустому дому, сориентировавшись на мощный храп, я нашла то, что искала.
Видимо, эта спящая перед телевизором туша и есть Капущак.
В маленький холл, где храпел китообразный опер, выходило три двери. Я безошибочно выбрала нужную – только она была закрыта на крюк. Стараясь не греметь, я осторожно сняла крюк и вошла в темную бильярдную, плотно прикрыв за собой дверь. Теперь нужно подождать, чтобы глаза привыкли к темноте. Но привыкнуть мне не дали.
– Кто здесь? – услышала я близкий измученный голос.
Голос ночного Фигаро.
Я даже не подозревала, что так запомню его: в каждом звуке жили интонации его монолога; он, отделенный темнотой от хозяина, был удивительно красив и существовал сам по себе.
– Олег! – окликнула я голос. – Тише, Олег.
– Кто здесь? Кто вы?
– Где здесь свет включается?
– А вы не знаете? Выключатель с правой стороны, – после паузы ответил он.
Я нащупала выключатель, и комната, которую мрачный юноша называл бильярдной, осветилась мягким неярким светом.
Со вкусом у того, кто отделывал бильярдную, было все в порядке: стены, обшитые деревянными, матово блестящими панелями и затянутые вверху зеленым сукном, точно таким же, как на бильярдных столах. Несколько гравюр в английском стиле, сплошь морские сражения, старательно процарапанные сухой иглой; глубокое кресло хорошей кожи, на которое в беспорядке была свалена одежда Фигаро – я узнала шляпу, плащ и сумку.
Посреди комнаты стояли, два стола. На одном из них матово поблескивали разбросанные шары. На другом лежал человек. Теперь он приподнялся на руках и равнодушно разглядывал меня.
– Кто вы? – снова спросил. – Откуда вы знаете мое имя?.. А, дурацкий вопрос, если вы здесь, то должны знать мое имя. Что вам нужно? Неужели недостаточно?..
Зачем я пришла сюда? Я даже не знаю, что сказать ему… Пожалеть, посочувствовать. Господи, какой бред… Чтобы выиграть время, я подошла ко второму столу, взобралась на него и взяла в руки шар.
Номер три.
Неплохая цифра, вот только у меня ничего с ней не связано. Только ощущение шара в руке было знакомым. Неужели я когда-нибудь пробовала играть в бильярд? Сентиментальное развлечение для валютной проститутки и закоренелой убийцы.
– Что нужно? Какого ляда? – Мое назойливое появление и еще более назойливое молчание раздражали Олега. – Вы все меня задолбали… Хоть ночью не лезьте…
Нет, у него действительно красивый, хорошо поставленный голос.
– Что вы заканчивали, Олег?
– Школу-студию МХАТ, – машинально ответил он и тут же пожалел об этом. – Неужели вы этого до сих пор не вынюхали?
– Вы очень хороший актер. У вас большое будущее… Возможно, я не очень разбираюсь, но то, что вы делали сегодня…
– Пошли вы все на хрен. Я не сделаю больше ничего, если вы будете так меня метелить, будьте вы прокляты…
– Больно, да?
– Слушай, кто ты такая? Откуда ты выискалась, такая жалостливая?
– Я просто слышала, что тебя избили. Думаю, что они просто сволочи.
– А я думаю, что ты такая же сволочь, как они. Что ты одна из них. Знаем мы все эти подсадки.
Я не нашлась что ему возразить. Сволочь, конечно же, сволочь. До боли в пальцах я сжала согревшийся шар номер три. Олег уткнулся лицом в шершавое сукно стола и затих. Он больше не обращал на меня внимания.
Я спрыгнула со стола, осторожно подошла к нему и сделала то, что хотела сделать с тех самых пор, как увидела его, – коснулась окаменевшей от напряжения щеки. Лучше бы я этого не делала – под кожей актера жерновами заходили желваки, и он желчно бросил, не поворачивая лица ко мне:
– Вы там уже совсем с ума посходили – шлюх по ночам присылаете. Передай этому гаду, что я на лажу не клюю. А если они хотят, чтобы я оттрахал какого-нибудь младшего сержанта с силиконовыми сиськами, пусть поменьше бьют по яйцам. Усекла?
Конечно же, усекла. «Этот гад» – несомненно, Лапицкий. «Шлюха» – несомненно, я, кто же еще…
– Прости… – мне больше нечего было сказать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114