Едва завидев коляску, княжна тяжело вздохнула. Дурное предчувствие не обмануло ее: это была та самая коляска, в которой Зеленские приезжали к ней с визитом. Экипаж княжны остановился; рядом осадил свою лошадку Фрол Кузьмич и сразу же засуетился, разгоняя женщин. Те отошли в сторонку, крестясь и кланяясь княжне. Мария Андреевна вышла из экипажа и с замиранием сердца двинулась туда, где на пыльной придорожной траве лежало накрытое чьим-то платком тело.
На полпути ее догнал лакей и принялся совать в руки забытый ею в коляске зонтик.
— Перестань немедля, — сказала ему княжна. — Брось это и ступай со мной. И Гаврилу позови, вы мне понадобитесь.
Угодливая физиономия лакея поскучнела. Бросать хозяйский зонтик он не стал; вместо этого, рысью вернувшись к коляске, он бережно, как великую драгоценность, водрузил развернутый зонтик на сиденье. Краем уха Мария Андреевна услышала, как лакей приглушенно ругается с кучером: «Чего я там не видал-то? Я их, покойников этих, страсть как боюсь!» — «Говорят тебе, велено!» — «Велено, велено... Вот сам и иди, раз тебе велено...» Она резко обернулась, заранее хмуря брови, но дворовые уже торопливо бежали к ней, всем своим видом выражая готовность услужить.
Княжна приблизилась к телу и остановилась над ним, борясь с дурнотой. Время как будто скачком вернулось на год назад, переместив Марию Андреевну в тот жаркий августовский день, когда она впервые стояла над свежим трупом — помнится, то был труп французского карабинера в белоснежном, запачканном кровью колете, сверкающей золоченой кирасе и медной каске с алым волосяным гребнем. С тех пор княжна повидала множество убитых и раненых, но теперь вдруг оказалось, что к этому зрелищу невозможно привыкнуть.
Покойник лежал на спине. Какая-то добрая душа сложила ему руки на груди, но вынуть из мертвых пальцев длинноствольный дуэльный пистолет крестьяне не то не смогли, не то не отважились, и теперь граненое дуло, неуместно блестя на солнце, высовывалось из-под платка, которым было накрыто лицо убитого. Серые панталоны и бутылочного цвета сюртук лежавшего под платком человека были княжне положительно знакомы: именно в таком наряде Аполлон Игнатьевич предстал перед нею во время их последнего свидания. Неожиданно княжна заметила то, чего не могла видеть ранее: сапоги убитого были изрядно стоптаны, каблуки скосились вовнутрь, а подметки истерлись чуть ли не до дыр. Она закусила губу, чтобы не расплакаться от жалости, и сдавленным голосом приказала:
— Платок уберите. Ну?!
Лакей, кучер и староста, поначалу медлившие в надежде, что на слова княжны отреагирует кто-нибудь другой, после ее нетерпеливого окрика разом бросились выполнять приказание, едва не сшибившись лбами. Они сняли платок и отступили, испуганно крестясь.
Спохватившись, княжна тоже перекрестилась и заставила себя подойти к телу вплотную. Запаха, слава богу, еще не было, но он ей чудился. Лицо Аполлона Игнатьевича было бледно-серым, как кусок скверного мыла, мокрые пряди седых волос разметались по пыльной траве, перепутавшись с нею. «Руки», — сказала княжна, и кто-то развел в стороны руки мертвеца, открыв его грудь. Она увидела против сердца отверстие, пробитое пулей; вокруг него на светлой ткани жилета расплылось бледное, обесцвеченное водой кровавое пятно. Княжна наклонилась ниже, вглядываясь в это пятно, и краем глаза заметила, как наблюдавшие издали жнеи начали дружно креститься.
— Уберите их, — велела она.
Княжна не сказала, кого именно следует убрать, но староста понял ее с полуслова и, сорвавшись с места, криками погнал женщин на поле. Несомненно, крестьянкам поведение княжны должно было казаться странным; несомненно, странным оно казалось и дворовым Марии Андреевны. Да что там говорить! Княжна сама удивлялась тому, что делала. Она чувствовала, что после этого случая о ней снова начнут говорить как об опасной сумасшедшей, но чувствовала также, что иначе нельзя.
— Переверните-ка его, — осененная внезапной догадкой, приказала она.
— Да зачем же, ваше сиятельство? — заныл лакей, не желавший, как видно, пачкать парадные белые перчатки. — Нешто это дело — покойного барина, как бревно, ворочать?
— А вот я прогоню тебя прочь со двора, — не глядя на него, процедила княжна, — и попрошу Фрола Кузьмича, чтоб он поставил тебя настоящие бревна ворочать. Делай, что тебе велено!
Она резко обернулась — как раз вовремя, чтобы заметить, как губы лакея беззвучно шевельнулись, обозначив какое-то короткое слово. Ей показалось, что это слово было «ведьма»; впрочем, она могла и ошибиться.
«Что я делаю? — думала она, наблюдая за тем, как лакей и кучер, нарочно кряхтя и воротя носы, приподнимают тело Аполлона Игнатьевича. — Зачем мне это надобно? Неужто мало у меня забот, чтобы влезать еще и в это?»
— Довольно, — сказала она. — Кладите обратно, я уже все увидела. Лицо ему накройте.
Она действительно увидела все, что хотела. Тело князя было прострелено навылет, сюртук на спине торчал кровавыми клочьями, и Мария Андреевна вдруг усомнилась в том, что все это могла натворить пуля, выпущенная из изящного дуэльного пистолета. Впрочем, судить об этом было рано, и княжна, слегка приподняв подол, направилась к коляске.
Щипавшая овес лошадь при ее приближении только мотнула головой и начала жевать быстрее. Не обращая внимания на ее разбойничье поведение, княжна взобралась в коляску, поморщившись, когда с окровавленного сиденья с сердитым жужжанием взлетела целая туча мух. Крови в коляске было ужасно много, она натекла даже на пол, и княжне приходилось всячески изворачиваться, чтобы не угодить в загустевшую лужу. Она удивилась, поймав себя на том, что не испытывает более тошноты и желания упасть в обморок. То же было с нею и прошлым летом: как только шок от первого столкновения с жестокой действительностью прошел, все чувства Марии Андреевны вернулись к норме, словно кровь и разбросанные повсюду мертвые тела были для нее самым обыкновенным делом. Князь Александр Николаевич часто говорил, что человек может приспособиться к любым условиям существования. Отправь его в ад, говорил старый князь, и уже на другой день он будет покрикивать на чертей, требуя поддать жару. В ту пору эти слова казались Марии Андреевне просто одним из остроумных парадоксов, до коих князь был великим охотником, и лишь теперь она осознала их истинное значение.
Дырка, пробитая пулей в атласной спинке сиденья, обнаружилась именно там, где княжна ожидала ее найти. Обернувшись, она увидела лакея и кучера, уныло торчавших рядом с коляской в ожидании дальнейших приказаний.
— Нож подайте, — велела она им.
Дворовые засуетились, кучер даже сбегал к коляске княжны, но ножа так и не нашли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88