До сих пор ему как-то не приходилось побираться, и он понятия не имел, что это так тяжело. Ничего, с лютым весельем подумал он. Ничего, дружок. В первый раз всегда трудно, а потом ничего, привыкаешь…
– Слушай, – для разгона повторил он, – у тебя парочки лишних рублей не завалялось?
Чиж окинул его внимательным взглядом, дернул щекой и полез в карман.
– Мало того, что киллер, – проворчал он, – так еще и нищеброд. Между прочим, там, на рынке, кроме пяти трупов, взяли и еще одного живого. Некто Ищенко, сержант муниципальной милиции… Бывший сержант, – поправился он. – Вел этот Ищенко себя как-то подозрительно. Заявил, что прибежал на выстрелы и никого не застал – в смысле, из живых.
А у самого на челюсти синяк и штаны мокрые… В общем, заставили его вывернуть карманы, а там, сам понимаешь, пять пар золотых часов, три «рыжухи», горсть «гаек» – в смысле, перстней, – и, конечно, пять лопатников. В тех лопатниках капусты было тысяч на двадцать, да наших «деревянных» полвагона…
Короче, все ценное, что на тех жмуриках было, наш ментяра прикарманил. Знаешь, что он в объяснительной написал? Что взял ценности «для сохранности и в качестве вещественных доказательств».
Абзац не удержался и разразился неприлично громким смехом.
– Орел! – воскликнул он. – Ну мусор, ну молодец! А я-то, грешным делом, думал, что он полная дубина. Надо же, сообразил: для сохранности!
– Это все, что ты можешь сказать? – рассеянно поинтересовался Чиж, копаясь в бумажнике.
– А что ты хотел услышать? – холодно спросил Абзац. – Что я не мародер?
Чиж длинно вздохнул, махнул рукой, выгреб из бумажника все, что в нем было, и сунул в ладонь Абзаца горсть мятых бумажек вперемежку с мелочью.
– Я где-то вычитал, что, когда человек голоден, он имеет право на любую пищу, которую сможет найти, – сказал он. – Это в корне противоречит букве и духу уголовного кодекса, но по сути кажется верным.
– Право – это еще не обязанность, – возразил Абзац, запихивая деньги в карман. – Прости, майор, но падалью я не питаюсь. С души воротит, ничего не могу с собой поделать.
– Конечно, конечно, – проворчал Чиж. – Ты у нас не гиена, ты у нас лев…
Абзац промолчал – ссориться с Чижом ему совершенно не хотелось.
– Спасибо, майор, – сказал он после паузы, гася окурок о каблук и прицельно забрасывая его в урну. – Можно сказать, выручил.
– Давай считать, что мы в расчете, – предложил Чиж. – Ты выручил меня, я выручил тебя, и говорить тут не о чем.
– То есть в следующий раз ты придешь с наручниками? – уточнил Абзац.
– Там видно будет.
– Э, нет, майор, так не пойдет. Что ты меня вываживаешь, как рыбину? Думаешь, я у тебя на крючке? Ошибаешься, приятель. Шантажировать тебе меня нечем, так что, если ты где-то в глубине души рассчитываешь сделать из меня сексота, лучше сразу откажись от этой мысли. Конечно, в вашей конторе тоже попадаются приличные люди, но они там подолгу не держатся.
– Я в этой конторе пятнадцать лет, – обиделся Чиж.
– А я и не говорил, что ты приличный человек, – нанес удар ниже пояса Абзац.
– На себя посмотри, – замыкая круг, повторил майор, после чего оба замолчали, усиленно дымя сигаретами и избегая смотреть друг на друга.
– Кстати, – немного успокоившись, сказал Абзац, – ты не в курсе, что стало с моей машиной?
– А что с ней станет, – неохотно откликнулся Чиж. – Стоит себе на штрафной стоянке.
Абзац поморщился, словно от боли.
– Разворуют же, – сказал он. – Хоть бы с аукциона толкнули, что ли…
– Толкнули бы обязательно, – заверил его Чиж, – но только после вынесения приговора судом.
С конфискацией… А суда ты, как известно, ждать не стал, так что теперь никто не знает, что делать с твоим драндулетом. Так и сгниет на стоянке.
– Паршиво, – расстроился Абзац. – Хорошая была машина. И что у нас, в России, за жизнь такая корявая?
– Каковы сами, таковы и сани, – ответил Чиж. – И потом, в бегах везде несладко. Между прочим, зря ты слоняешься по улицам на виду у всего города. Могут ведь и узнать.
– Надоело все, – признался Абзац. – Ну узнают, ну шлепнут… Ну и что? Что от этого изменится?
– Для тебя – все.
– А я не эгоист. То есть эгоист, конечно, но умеренный. Я не считаю, что мир перестанет существовать вместе со мной. Но это поэзия, а проза жизни заключается в том, что сегодня у меня дома коммунисты отмечают свой профессиональный праздник.
От них рехнуться можно, ей-богу. Уж лучше Барабан с его отморозками или твои менты. Они, по крайней мере, моралей не читают.
Чиж невесело рассмеялся, хлопнул себя по колену большой белой ладонью, стрельнул окурком в сторону урны и решительно поднялся.
– Ну, все, – сказал он, потягиваясь. – Будем считать, что все сказано.
– Деньги я верну, – сказал Абзац. – Как только, так сразу.
– Сомневаюсь, – возразил Чиж. – Помнится, в детстве я где-то вычитал отличную фразу: у савана нет карманов. В применении к твоему случаю это означает, что у покойника маловато возможностей вернуть долги.
– Посмотрим, – спокойно сказал Абзац.
– Ох, не хочется мне на это смотреть… Я даже рад, что меня в ближайшие несколько недель не будет в городе. Помочь я тебе все равно не в состоянии, а наблюдать за всем этим со стороны… Не умею я так. Да, и еще одно… Приятно было повидаться.
– Мне тоже, – просто ответил Абзац.
Чиж повернулся к нему спиной и двинулся по аллее, закуривая на ходу. Абзац проводил его взглядом, снова забросил локти на спинку скамьи, вытянул скрещенные ноги, откинул голову, зажмурился и подставил запрокинутое лицо солнцу.
* * *
Замок стареньких «жигулей» сдался практически без боя. Послышался глухой щелчок, и дверца приоткрылась. Абзац напоследок огляделся по сторонам с таким видом, словно был банкиром, садящимся в собственный лимузин, и скользнул за руль.
В машине сильно пахло бензином и почему-то сырой землей. «Матерью сырой землей», – мысленно поправил себя Абзац, вслепую нашаривая под приборным щитком провода зажигания. Лежавший за пазухой длинноствольный «смит-и-вессон», еще больше удлиненный трубой глушителя, мешал ему неимоверно: изогнутая рукоятка упиралась в подбородок, а ствол буквально завинчивался в низ живота.
Абзац одним резким рывком оборвал провода и соединил их накоротко. Стартер немного покудахтал и заглох. Абзац покосился на приборную панель, чтобы убедиться в наличии бензина, тяжело вздохнул и снова закоротил провода. Между оголенными медными концами проводов с треском проскочила голубая искра, стартер снова заквохтал, как курица, пытающаяся снести яйцо, но двигатель ни в какую не желал заводиться.
– Ах ты, срань, – сказал ему Абзац.
Собственно, обижаться на ни в чем не повинный двигатель не имело смысла. Шкабров долго искал машину, которая бы не привлекала к себе внимания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
– Слушай, – для разгона повторил он, – у тебя парочки лишних рублей не завалялось?
Чиж окинул его внимательным взглядом, дернул щекой и полез в карман.
– Мало того, что киллер, – проворчал он, – так еще и нищеброд. Между прочим, там, на рынке, кроме пяти трупов, взяли и еще одного живого. Некто Ищенко, сержант муниципальной милиции… Бывший сержант, – поправился он. – Вел этот Ищенко себя как-то подозрительно. Заявил, что прибежал на выстрелы и никого не застал – в смысле, из живых.
А у самого на челюсти синяк и штаны мокрые… В общем, заставили его вывернуть карманы, а там, сам понимаешь, пять пар золотых часов, три «рыжухи», горсть «гаек» – в смысле, перстней, – и, конечно, пять лопатников. В тех лопатниках капусты было тысяч на двадцать, да наших «деревянных» полвагона…
Короче, все ценное, что на тех жмуриках было, наш ментяра прикарманил. Знаешь, что он в объяснительной написал? Что взял ценности «для сохранности и в качестве вещественных доказательств».
Абзац не удержался и разразился неприлично громким смехом.
– Орел! – воскликнул он. – Ну мусор, ну молодец! А я-то, грешным делом, думал, что он полная дубина. Надо же, сообразил: для сохранности!
– Это все, что ты можешь сказать? – рассеянно поинтересовался Чиж, копаясь в бумажнике.
– А что ты хотел услышать? – холодно спросил Абзац. – Что я не мародер?
Чиж длинно вздохнул, махнул рукой, выгреб из бумажника все, что в нем было, и сунул в ладонь Абзаца горсть мятых бумажек вперемежку с мелочью.
– Я где-то вычитал, что, когда человек голоден, он имеет право на любую пищу, которую сможет найти, – сказал он. – Это в корне противоречит букве и духу уголовного кодекса, но по сути кажется верным.
– Право – это еще не обязанность, – возразил Абзац, запихивая деньги в карман. – Прости, майор, но падалью я не питаюсь. С души воротит, ничего не могу с собой поделать.
– Конечно, конечно, – проворчал Чиж. – Ты у нас не гиена, ты у нас лев…
Абзац промолчал – ссориться с Чижом ему совершенно не хотелось.
– Спасибо, майор, – сказал он после паузы, гася окурок о каблук и прицельно забрасывая его в урну. – Можно сказать, выручил.
– Давай считать, что мы в расчете, – предложил Чиж. – Ты выручил меня, я выручил тебя, и говорить тут не о чем.
– То есть в следующий раз ты придешь с наручниками? – уточнил Абзац.
– Там видно будет.
– Э, нет, майор, так не пойдет. Что ты меня вываживаешь, как рыбину? Думаешь, я у тебя на крючке? Ошибаешься, приятель. Шантажировать тебе меня нечем, так что, если ты где-то в глубине души рассчитываешь сделать из меня сексота, лучше сразу откажись от этой мысли. Конечно, в вашей конторе тоже попадаются приличные люди, но они там подолгу не держатся.
– Я в этой конторе пятнадцать лет, – обиделся Чиж.
– А я и не говорил, что ты приличный человек, – нанес удар ниже пояса Абзац.
– На себя посмотри, – замыкая круг, повторил майор, после чего оба замолчали, усиленно дымя сигаретами и избегая смотреть друг на друга.
– Кстати, – немного успокоившись, сказал Абзац, – ты не в курсе, что стало с моей машиной?
– А что с ней станет, – неохотно откликнулся Чиж. – Стоит себе на штрафной стоянке.
Абзац поморщился, словно от боли.
– Разворуют же, – сказал он. – Хоть бы с аукциона толкнули, что ли…
– Толкнули бы обязательно, – заверил его Чиж, – но только после вынесения приговора судом.
С конфискацией… А суда ты, как известно, ждать не стал, так что теперь никто не знает, что делать с твоим драндулетом. Так и сгниет на стоянке.
– Паршиво, – расстроился Абзац. – Хорошая была машина. И что у нас, в России, за жизнь такая корявая?
– Каковы сами, таковы и сани, – ответил Чиж. – И потом, в бегах везде несладко. Между прочим, зря ты слоняешься по улицам на виду у всего города. Могут ведь и узнать.
– Надоело все, – признался Абзац. – Ну узнают, ну шлепнут… Ну и что? Что от этого изменится?
– Для тебя – все.
– А я не эгоист. То есть эгоист, конечно, но умеренный. Я не считаю, что мир перестанет существовать вместе со мной. Но это поэзия, а проза жизни заключается в том, что сегодня у меня дома коммунисты отмечают свой профессиональный праздник.
От них рехнуться можно, ей-богу. Уж лучше Барабан с его отморозками или твои менты. Они, по крайней мере, моралей не читают.
Чиж невесело рассмеялся, хлопнул себя по колену большой белой ладонью, стрельнул окурком в сторону урны и решительно поднялся.
– Ну, все, – сказал он, потягиваясь. – Будем считать, что все сказано.
– Деньги я верну, – сказал Абзац. – Как только, так сразу.
– Сомневаюсь, – возразил Чиж. – Помнится, в детстве я где-то вычитал отличную фразу: у савана нет карманов. В применении к твоему случаю это означает, что у покойника маловато возможностей вернуть долги.
– Посмотрим, – спокойно сказал Абзац.
– Ох, не хочется мне на это смотреть… Я даже рад, что меня в ближайшие несколько недель не будет в городе. Помочь я тебе все равно не в состоянии, а наблюдать за всем этим со стороны… Не умею я так. Да, и еще одно… Приятно было повидаться.
– Мне тоже, – просто ответил Абзац.
Чиж повернулся к нему спиной и двинулся по аллее, закуривая на ходу. Абзац проводил его взглядом, снова забросил локти на спинку скамьи, вытянул скрещенные ноги, откинул голову, зажмурился и подставил запрокинутое лицо солнцу.
* * *
Замок стареньких «жигулей» сдался практически без боя. Послышался глухой щелчок, и дверца приоткрылась. Абзац напоследок огляделся по сторонам с таким видом, словно был банкиром, садящимся в собственный лимузин, и скользнул за руль.
В машине сильно пахло бензином и почему-то сырой землей. «Матерью сырой землей», – мысленно поправил себя Абзац, вслепую нашаривая под приборным щитком провода зажигания. Лежавший за пазухой длинноствольный «смит-и-вессон», еще больше удлиненный трубой глушителя, мешал ему неимоверно: изогнутая рукоятка упиралась в подбородок, а ствол буквально завинчивался в низ живота.
Абзац одним резким рывком оборвал провода и соединил их накоротко. Стартер немного покудахтал и заглох. Абзац покосился на приборную панель, чтобы убедиться в наличии бензина, тяжело вздохнул и снова закоротил провода. Между оголенными медными концами проводов с треском проскочила голубая искра, стартер снова заквохтал, как курица, пытающаяся снести яйцо, но двигатель ни в какую не желал заводиться.
– Ах ты, срань, – сказал ему Абзац.
Собственно, обижаться на ни в чем не повинный двигатель не имело смысла. Шкабров долго искал машину, которая бы не привлекала к себе внимания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89