Улица встретила его пронзительной морозной свежестью и блестевшими над головой колючими точками звезд. Это был первый настоящий заморозок в этом году, и ночной воздух казался ледяным и чистым, как родниковая вода. Утоптанная земля под ногами окаменела, схваченная холодом, и готова была зазвенеть от малейшего прикосновения. Мертвая трава серебрилась от инея и ломалась с тихим хрустом, стоило на нее наступить.
Кузнец дошел до середины утоптанного пятачка и немного постоял там, прислонившись плечом к дюралевому борту незаконченного глиссера и глядя на звезды. Мерцающие в ледяной вышине созвездия успокаивали, навевая привычные мысли о возвышенном.
Кузнец свято верил в то, что там, в невообразимой дали, есть кто-то, кто в данный момент точно так же смотрит в ночное небо. Возможно, их взгляды пересекаются. Может быть, они смотрят прямиком в глаза друг другу, даже не подозревая об этом…
Это тоже была мысль, которой Кузнец немного стеснялся, потому что она принадлежала не ему.
По сути дела, это была банальность, растиражированная во множестве скверных научно-фантастических романов, которые Кузнец поглощал в огромных количествах наряду с технической литературой, но она была близка Кузнецу, идеально соответствуя складу его ума.
Когда папироса, догорев, потухла, он обнаружил, что держит в руке недопитую бутылку водки. Как и, главное, зачем он стащил бутылку со стола, Кузнец не знал, но сейчас она оказалась весьма кстати. Раскрутив ее почти карикатурным движением киношного пьяницы, Кузнец запрокинул голову и слил остатки водки прямиком в горло, впервые в жизни ухитрившись при этом не поперхнуться. Он постоял еще немного с запрокинутой головой, пережидая судорогу отвращения, а потом со свистом втянул сквозь зубы морозный воздух и вдруг, широко размахнувшись, ударил пустой бутылкой по борту глиссера. Бутылка разлетелась вдребезги, оставив на дюралевом борту безобразную вмятину. Кузнец потрогал эту вмятину рукой, вздохнул и нехотя двинулся к смутно белевшему в темноте бункеру. На холодном металле осталась смазанная кровавя полоса – Кузнец порезал ладонь осколком бутылочного стекла.
Глава 4
Здравствуй и прощай
Седьмого ноября Абзац почел за благо уйти из дома пораньше, пока празднование годовщины великого Октября не набрало обороты. Хозяин квартиры, которого все звали дядей Федей, до сих пор хранил в комоде засаленный партбилет и считал себя одним из немногих оставшихся в строю настоящих коммунистов. Зюганова и иже с ним он называл бандой жуликов и трепачей, а всех остальных – и левых, и правых, и умеренных, и радикалов – именовал просто и незатейливо: сволочами и кровососами. Политическая активность и сознательность дяди Феди заметно обострялась пропорционально количеству выпитого и достигала своего апогея в дни революционных праздников – седьмого ноября и первого мая.
За неимением боевых и трудовых наград в такие дни он пришпиливал к лацкану своего засаленного мятого пиджака крупный значок с изображением профиля вождя мирового пролетариата и наливался портвейном до тех пор, пока его одутловатая, вечно небритая физиономия не приобретала милый его сердцу оттенок кумача.
Именно поэтому Абзац ушел из дома, как только услышал, что дядя Федя, бренча стеклотарой и напевая «Интернационал», направился в гастроном.
Дождя, к счастью, не было, но проезжая часть и тротуары все еще влажно поблескивали – ночью выпал иней, чтобы растаять под лучами утреннего солнца. Неторопливо шагая по Остоженке в сторону площади, он курил первую за день сигарету и прикидывал, где можно дешево и в то же время вкусно перекусить. Перекусить ему в последнее время хотелось непрерывно, из чего следовало, что с такой жизнью пора кончать. Нужно было что-то делать, причем быстро – привыкать к нищете Абзац не хотел.
Впереди над крышами домов блестели сусальным золотом купола Храма Христа Спасителя.
По тротуарам, лениво уворачиваясь от ног прохожих, бродили жирные московские голуби. В сторону Зубовского бульвара с воем и улюлюканьем промчался милицейский «форд», неразборчиво рявкая громкоговорителем на зазевавшихся водителей и пешеходов. Абзац проводил его равнодушным взглядом и пошел дальше.
Из коммерческого магазина, небрежно зажимая под мышкой квадратную бутылку «Блек Лейбл», торопливо вышел какой-то тип в длиннополом плаще и свободно болтающемся шелковом шарфе. Бутылка с янтарной жидкостью на какое-то время приковала взгляд Абзаца. Не так давно он не мог и часа прожить, не отхлебнув из плоской карманной фляги глоточек жидкого янтарного пламени. Теперь это осталось в прошлом – так же, как и многое другое. Абзац не знал, грустить ему по этому поводу или радоваться. Пожалуй, это все-таки было грустно: мечты, желания и даже простенькие удовольствия со временем умирали, засыхали и неслышно опадали на землю, как мертвые осенние листья, оставляя после себя лишь пустоту и невнятную печаль полустершихся от частого употребления воспоминаний.
"Ба, – подумал Абзац, – да я становлюсь сентиментальным! Это надо же, до чего может довести человека пустое брюхо… Того и гляди, начну слагать вирши и пачками таскать их в молодежные журналы. Авось, что-нибудь напечатают и даже дадут немного денег. Как там было у Ильфа и Петрова? «Работал киллером Гаврила, он бизнесменов убивал. Клиента уложив в могилу, Гаврила бабки получал…»
Тип в длиннополом плаще подошел к поджидавшему его у бровки тротуара серебристому «лексусу» и распахнул дверцу, по-прежнему зажимая под мышкой бутылку виски. Абзац автоматически проводил его взглядом, споткнулся и на секунду замер посреди тротуара в нелепой позе, во все глаза глядя на сидевшую на переднем сиденье женщину.
В следующее мгновение он выпрямился, заставил себя отвести взгляд от лобового стекла чужой машины и прежней неторопливой походкой двинулся вперед, чувствуя неприятную слабость в ногах. Все-таки мир тесен, думал он, адским усилием воли удерживаясь от того, чтобы обернуться и бросить последний взгляд на ту, что сидела в машине. Она всегда любила кататься и могла часами напролет предаваться пассивному созерцанию, сидя на переднем сиденье движущегося сквозь сутолоку городских улиц автомобиля. Только раньше она каталась на «ягуаре», за рулем которого сидел Абзац, а теперь, значит, ее возят на «лексусе»… Что ж, подумал он, вот и обнаружилось еще кое-что, не подверженное изменениям. Имеется в виду приверженность Лики к дорогим автомобилям и мужчинам, пьющим скотч. Уверен, сама она продолжает каждый вечер наливаться шампанским. Судя по «лексусу» и скотчу, на «Советское» она не перешла и по-прежнему ящиками закупает «Дом Периньон».., Он все-таки не выдержал и обернулся, но увидел только широкий серебристый багажник, мелькнувший в потоке уличного движения и сразу же заслоненный грязной кормой какого-то автобуса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89