Тот приземлился у ног собственного папаши. «Ты, проклятый мошенник, сукин сын!» — заорал Слепень.
Самсон с полным пониманием отнесся к этому оскорблению и сделал Слепню приглашающий жест — пожаловать на ринг лично. Слепень сделал шаг вперед, а Самсон раздвинул канаты. Далила, которая, несомненно, много раз слышала подобные угрозы, тихо сказала:
— На вашем месте я бы не стала этого делать. Он может покалечить, когда разозлится.
К тому времени Слепень уже искал подходящий предлог, чтобы не лезть на рожон. Стоя на краю ринга, глядя вниз и насмешливо улыбаясь, Самсон казался чуть не десяти футов ростом. Слепень нагнулся, осмотрел Хрюка, который тер плечо и, казалось, был готов заплакать. Самсон только посмеялся им вслед, когда они пошли прочь, а затем, чтобы развлечь оставшихся, стал опять напрягать свои мышцы, обходя весь ринг по периметру. Кто-то в толпе восхищенно присвистнул, а ему только того и надо было.
После этого он обработал еще нескольких желающих, а потом Далила заявила, что ее мужу пора ужинать. А через час они вернутся для финального представления.
Было уже совсем темно. Все вокруг заполняли разнообразные звуки, всегда сопровождающие аттракционы и шоу: возбужденные вопли и визг детишек, катающихся на карусели, радостные крики победителей, выигравших призы, музыка из множества динамиков, выдававших самые разнообразные мелодии, непрерывная трескотня зазывал, уговаривающих народ поактивнее расставаться с деньгами, поглядеть на самую большую в мире черепаху, выиграть еще один приз и подавляющий все остальные звуки рев наэлектризованной толпы. Народ у нас такой глупый, его и палкой отсюда не отгонишь, любила повторять Бабка. Вокруг будок и павильонов собрались целые толпы, все пялились и орали. К аттракционам тянулись длиннющие извивающиеся очереди. Повсюду группами бродили мексиканцы, в изумлении озираясь по сторонам, но по большей части не желая расставаться со своими деньгами. Никогда не видел, чтобы в одном месте скопилось столько народу.
Родителей я обнаружил возле Мэйн-стрит — они пили лимонад и наблюдали за всем этим спектаклем с безопасного расстояния. Паппи и Бабка уже сидели в грузовичке, готовые к отъезду, но явно желая еще задержаться. Аттракционы приезжают к нам всего раз в год.
— У тебя сколько денег осталось? — спросил отец.
— Около доллара, — ответил я.
— Это колесо обозрения что-то не очень безопасным выглядит, Люк, — сказала мама.
— Я на нем два раза прокатился. И все в порядке.
— Я дам тебе еще доллар, если ты больше не будешь на нем кататься.
— Ладно, согласен.
Она вручила мне долларовую бумажку. Мы договорились, что вернусь примерно через час. Я нашел Деуэйна, и мы решили, что пора проверить, как там это женское шоу. Мы быстро пробрались сквозь толпу и замедлили ход только возле цыганских фургонов. Здесь, позади них, было гораздо темнее. Перед самим шатром стояли несколько мужчин — курили сигареты, а в дверях вихлялась молоденькая женщина в очень откровенном костюмчике — она вертела бедрами и вызывающе пританцовывала.
Мы, баптисты, всегда считали, что танцы — дело изначально дурное и вообще греховное. Они занимали такое же место в списке самых тяжких прегрешений, что и пьянство или богохульство.
Эта танцорка была не такая привлекательная, как Далила, да и не умела так же изящно демонстрировать свои прелести. Конечно, у Далилы позади годы практического опыта, она ж весь мир объехала.
Мы стали медленно прокрадываться дальше, держась в тени, пока рядом вдруг не раздался какой-то незнакомый голос, провозгласивший словно ниоткуда: «Хватит, и так далеко забрались. А теперь убирайтесь отсюда, ребята!» Мы замерли на месте и оглянулись по сторонам. И в этот самый момент услышали другой, хорошо знакомый голос, провозглашавший позади нас: «Покайтесь! Покайтесь, погрязшие в пороке!»
Это был преподобный Эйкерс, он стоял, выпрямившись во весь рост с Библией в руке, согнутым пальцем другой тыкая в небеса.
— Вы, порождения ехидны! Исчадия ада! — орал он во всю силу своих легких.
Я не успел увидеть, перестала танцевать та молодая женщина и разошлись ли мужчины, стоявшие у шатра. Не было времени оглянуться: мы с Деуэйном тут же бросились на землю и на четвереньках побежали, как преследуемая дичь, сквозь скопление фургонов и грузовиков, пока не увидели свет, пробивавшийся между двумя павильонами возле дорожки. Там мы вылезли и затесались в толпу.
— Как думаешь, он нас видел? — спросил меня Деуэйн, когда мы оказались в безопасности.
— Не знаю. Вряд ли.
Мы сделали круг и снова подобрались поближе к цыганским фургонам. Брат Эйкерс был в прекрасной форме. Он подошел уже футов на тридцать к шатру и теперь изгонял демонов самым громким голосом, на какой был способен. И имел некоторый успех. Танцорка куда-то исчезла, так же как и мужчины, что слонялись у шатра и курили. Он угробил это шоу, хотя, как я подозревал, все они сидели внутри и ждали, когда он уберется.
А Далила между тем снова появилась у ринга — опять в другом костюме. Он был сшит из леопардовой шкуры и едва прикрывал ее прелести, так что я был уверен, что на следующее утро брату Эйкерсу будет что сказать об этом. Он обожал приезды аттракционов, потому что они давали ему материал для обличений с церковной кафедры.
Возле борцовского ринга уже собралась толпа, все глазели на Далилу и ждали Самсона. Она еще раз представила его публике, теми же словами, что мы уже слышали. Потом он наконец запрыгнул на ринг — он тоже был теперь в леопардовой шкуре. Плюс тесные шорты, никакой рубашки, сверкающие черные кожаные сапоги. Он с важным видом прошелся по рингу, потом встал в красивую позу и попытался раззадорить нас, чтобы посвистели.
Мой приятель Джеки Мун первым влез на ринг и, подобно большинству предыдущих жертв Самсона, предпочел стратегию уловок и уверток. Двадцать секунд он ловко уворачивался и ускользал, пока Самсону это не надоело. Сначала «ножницы», захват ногами, потом бросок с перекатыванием, как нам объяснила Далила, и вот Джеки уже лежит на траве неподалеку от меня. И смеется: «Совсем не так уж и плохо!»
Самсон и впрямь не собирался никого увечить: это могло повредить его бизнесу. Но по мере того как его выступление приближалось к концу, он становился все более задиристым. И все время кричал нам: «Что, настоящих мужчин среди вас больше не осталось?» Акцент у него был какой-то совершенно экзотический, а голос низкий и пугающий. «Ну, остались еще настоящие воины в городе Блэк-Оук, штат Арканзас?»
Мне хотелось сейчас быть семи футов ростом. Тогда бы я тоже влез на ринг и напал бы на старичка Самсона, и толпа бы орала от восторга. Я в ему показал! Я в его так вышвырнул с ринга! И стал бы настоящим героем Блэк-Оука!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
Самсон с полным пониманием отнесся к этому оскорблению и сделал Слепню приглашающий жест — пожаловать на ринг лично. Слепень сделал шаг вперед, а Самсон раздвинул канаты. Далила, которая, несомненно, много раз слышала подобные угрозы, тихо сказала:
— На вашем месте я бы не стала этого делать. Он может покалечить, когда разозлится.
К тому времени Слепень уже искал подходящий предлог, чтобы не лезть на рожон. Стоя на краю ринга, глядя вниз и насмешливо улыбаясь, Самсон казался чуть не десяти футов ростом. Слепень нагнулся, осмотрел Хрюка, который тер плечо и, казалось, был готов заплакать. Самсон только посмеялся им вслед, когда они пошли прочь, а затем, чтобы развлечь оставшихся, стал опять напрягать свои мышцы, обходя весь ринг по периметру. Кто-то в толпе восхищенно присвистнул, а ему только того и надо было.
После этого он обработал еще нескольких желающих, а потом Далила заявила, что ее мужу пора ужинать. А через час они вернутся для финального представления.
Было уже совсем темно. Все вокруг заполняли разнообразные звуки, всегда сопровождающие аттракционы и шоу: возбужденные вопли и визг детишек, катающихся на карусели, радостные крики победителей, выигравших призы, музыка из множества динамиков, выдававших самые разнообразные мелодии, непрерывная трескотня зазывал, уговаривающих народ поактивнее расставаться с деньгами, поглядеть на самую большую в мире черепаху, выиграть еще один приз и подавляющий все остальные звуки рев наэлектризованной толпы. Народ у нас такой глупый, его и палкой отсюда не отгонишь, любила повторять Бабка. Вокруг будок и павильонов собрались целые толпы, все пялились и орали. К аттракционам тянулись длиннющие извивающиеся очереди. Повсюду группами бродили мексиканцы, в изумлении озираясь по сторонам, но по большей части не желая расставаться со своими деньгами. Никогда не видел, чтобы в одном месте скопилось столько народу.
Родителей я обнаружил возле Мэйн-стрит — они пили лимонад и наблюдали за всем этим спектаклем с безопасного расстояния. Паппи и Бабка уже сидели в грузовичке, готовые к отъезду, но явно желая еще задержаться. Аттракционы приезжают к нам всего раз в год.
— У тебя сколько денег осталось? — спросил отец.
— Около доллара, — ответил я.
— Это колесо обозрения что-то не очень безопасным выглядит, Люк, — сказала мама.
— Я на нем два раза прокатился. И все в порядке.
— Я дам тебе еще доллар, если ты больше не будешь на нем кататься.
— Ладно, согласен.
Она вручила мне долларовую бумажку. Мы договорились, что вернусь примерно через час. Я нашел Деуэйна, и мы решили, что пора проверить, как там это женское шоу. Мы быстро пробрались сквозь толпу и замедлили ход только возле цыганских фургонов. Здесь, позади них, было гораздо темнее. Перед самим шатром стояли несколько мужчин — курили сигареты, а в дверях вихлялась молоденькая женщина в очень откровенном костюмчике — она вертела бедрами и вызывающе пританцовывала.
Мы, баптисты, всегда считали, что танцы — дело изначально дурное и вообще греховное. Они занимали такое же место в списке самых тяжких прегрешений, что и пьянство или богохульство.
Эта танцорка была не такая привлекательная, как Далила, да и не умела так же изящно демонстрировать свои прелести. Конечно, у Далилы позади годы практического опыта, она ж весь мир объехала.
Мы стали медленно прокрадываться дальше, держась в тени, пока рядом вдруг не раздался какой-то незнакомый голос, провозгласивший словно ниоткуда: «Хватит, и так далеко забрались. А теперь убирайтесь отсюда, ребята!» Мы замерли на месте и оглянулись по сторонам. И в этот самый момент услышали другой, хорошо знакомый голос, провозглашавший позади нас: «Покайтесь! Покайтесь, погрязшие в пороке!»
Это был преподобный Эйкерс, он стоял, выпрямившись во весь рост с Библией в руке, согнутым пальцем другой тыкая в небеса.
— Вы, порождения ехидны! Исчадия ада! — орал он во всю силу своих легких.
Я не успел увидеть, перестала танцевать та молодая женщина и разошлись ли мужчины, стоявшие у шатра. Не было времени оглянуться: мы с Деуэйном тут же бросились на землю и на четвереньках побежали, как преследуемая дичь, сквозь скопление фургонов и грузовиков, пока не увидели свет, пробивавшийся между двумя павильонами возле дорожки. Там мы вылезли и затесались в толпу.
— Как думаешь, он нас видел? — спросил меня Деуэйн, когда мы оказались в безопасности.
— Не знаю. Вряд ли.
Мы сделали круг и снова подобрались поближе к цыганским фургонам. Брат Эйкерс был в прекрасной форме. Он подошел уже футов на тридцать к шатру и теперь изгонял демонов самым громким голосом, на какой был способен. И имел некоторый успех. Танцорка куда-то исчезла, так же как и мужчины, что слонялись у шатра и курили. Он угробил это шоу, хотя, как я подозревал, все они сидели внутри и ждали, когда он уберется.
А Далила между тем снова появилась у ринга — опять в другом костюме. Он был сшит из леопардовой шкуры и едва прикрывал ее прелести, так что я был уверен, что на следующее утро брату Эйкерсу будет что сказать об этом. Он обожал приезды аттракционов, потому что они давали ему материал для обличений с церковной кафедры.
Возле борцовского ринга уже собралась толпа, все глазели на Далилу и ждали Самсона. Она еще раз представила его публике, теми же словами, что мы уже слышали. Потом он наконец запрыгнул на ринг — он тоже был теперь в леопардовой шкуре. Плюс тесные шорты, никакой рубашки, сверкающие черные кожаные сапоги. Он с важным видом прошелся по рингу, потом встал в красивую позу и попытался раззадорить нас, чтобы посвистели.
Мой приятель Джеки Мун первым влез на ринг и, подобно большинству предыдущих жертв Самсона, предпочел стратегию уловок и уверток. Двадцать секунд он ловко уворачивался и ускользал, пока Самсону это не надоело. Сначала «ножницы», захват ногами, потом бросок с перекатыванием, как нам объяснила Далила, и вот Джеки уже лежит на траве неподалеку от меня. И смеется: «Совсем не так уж и плохо!»
Самсон и впрямь не собирался никого увечить: это могло повредить его бизнесу. Но по мере того как его выступление приближалось к концу, он становился все более задиристым. И все время кричал нам: «Что, настоящих мужчин среди вас больше не осталось?» Акцент у него был какой-то совершенно экзотический, а голос низкий и пугающий. «Ну, остались еще настоящие воины в городе Блэк-Оук, штат Арканзас?»
Мне хотелось сейчас быть семи футов ростом. Тогда бы я тоже влез на ринг и напал бы на старичка Самсона, и толпа бы орала от восторга. Я в ему показал! Я в его так вышвырнул с ринга! И стал бы настоящим героем Блэк-Оука!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107