И мне внезапно захотелось убежать.
— Сколько времени требуется, чтобы родить? — шепотом спросил я у Тэлли. Если она и устала, то не показывала этого. Она стояла на коленях, замерев и не отводя глаз от окна.
— Зависит от обстоятельств. Первый всегда выходит дольше.
— А седьмой?
— Не знаю. К тому времени они, наверное, просто вылетают наружу. А у кого их семь?
— У матери Либби. Семь или восемь. Думаю, она каждый год рожает по младенцу.
Я уже начал было задремывать, когда у роженицы опять начались схватки. И опять ее крики затрясли весь дом, затем перешли в плач, а потом в успокаивающее бормотание. Потом все опять успокоилось, и я понял, что все это может продолжаться очень долго.
Когда я был уже не в состоянии держать глаза открытыми, то свернулся клубочком на теплой земле между двумя рядами хлопчатника. «Может, пойдем домой?» — шепотом спросил я Тэлли.
— Нет, — твердо ответила она, не шевельнувшись.
— Разбуди меня, если что-то произойдет, — сказал я.
Тэлли сменила позу. Села на землю и скрестила ноги и уложила мою голову себе на колени. Погладила меня по плечу, потом по голове. Я не хотел засыпать, но ничего не мог с собой поделать.
Когда я проснулся, то не сразу понял, куда попал. Я лежал на поле, в полной темноте. Я не шевелился. Земля вокруг уже не была теплой, ноги озябли. Открыв глаза, я огляделся в полном ужасе, но потом понял, что это стебли хлопчатника надо мной стоят. Потом услышал голоса неподалеку. Кто-то сказал: «Либби», и я сразу вернулся к реальности. Потянулся было к Тэлли, но ее рядом не оказалось.
Я поднялся с земли и выглянул сквозь ряды хлопка. Ничего не изменилось. Окно было по-прежнему открыто, свечи все еще горели, но мама и Бабка были чем-то очень заняты.
— Тэлли! — прошептал я, может, слишком громко, но я был слишком испуган.
— Ш-ш-ш-ш! — послышалось в ответ. — Иди сюда!
Я едва мог разглядеть ее спину — она виднелась через два ряда хлопка впереди и чуть справа от меня. Ей оттуда, конечно, было теперь лучше видно. Я пролез сквозь стебли и вскоре сидел рядом с ней.
Пластина «дома» расположена в шестидесяти футах от «горки» питчера. Мы находились на гораздо меньшем расстоянии от дома. Только два ряда хлопка отделяли нас от бокового прохода возле него. Низко пригнувшись и глядя верх сквозь стебли, я в конце концов смог различить едва видные лица матери, Бабки и миссис Летчер — они были все в поту. Они смотрели вниз, на Либби, конечно, а нам ее было не видно. Не думаю, что мне в тот момент хотелось ее видеть, а вот моей соучастнице, несомненно, этого очень хотелось.
Женщины все время наклонялись, двигали руками и уговаривали Либби тужиться и глубже дышать, непрестанно повторяя ей, что все будет хорошо. Но, судя по звукам, ничего хорошего пока не было. Бедняжка стонала и орала, иногда вскрикивала — резкие пронзительные вскрики едва заглушались стенами дома. Ее измученные вопли разносились далеко в тишине ночи, и я еще подумал, что ее маленькие братья и сестры думают обо всем этом.
Когда Либби переставала стонать и вопить, то начинала причитать: «Простите меня! Простите!» Это повторялось раз за разом, как бессмысленный вопль исстрадавшейся души.
— Все в порядке, милая, — в сотый раз отвечала ей ее мать.
— Они что, ничем ей не могут помочь? — шепотом спросил я.
— Нет, ничем. Ребенок выйдет, когда сам захочет.
Я еще хотел спросить Тэлли, откуда ей столько известно о деторождении, но решил попридержать язык. Она бы мне наверняка ответила, что это совершенно не мое дело.
Внезапно в доме все стихло и успокоилось. Наши женщины отошли в сторону, а миссис Летчер наклонилась, держа в руке стакан воды. Либби молчала.
— В чем дело? — спросил я.
— Ни в чем.
Перерыв в развитии событий дат мне время подумать о других вещах, а именно о возможности быть пойманным. Я уже достаточно тут насмотрелся. Приключение закончилось. Тэлли сравнивала его с нашим походом на Сайлерз-Крик, но та вылазка казалась сущим пустяком в сравнении с нынешней эскападой. Мы уже несколько часов тут торчали. А что, если Пап-пи заглянет в комнату Рики, чтобы проверить, как я сплю? Что, если кто-то из Спруилов проснется и начнет разыскивать Тэлли? Что, если отцу надоест все это и он решит ехать домой?
Порка, которая меня тогда ожидает, будет потом ощущаться неделями, если я ее вообще переживу. Я уже начал паниковать, когда Либби вдруг тяжело и быстро задышала, очень громко, а все женщины вновь принялись ее уговаривать тужиться и дышать.
— Вот он, показался! — воскликнула мама, и тут же началась суматоха — женщины жутко засуетились вокруг своей пациентки.
— Тужься, тужься! — громко сказала Бабка.
Либби застонала еще сильнее. Она была вымотана, но по крайней мере конец уже был виден.
— Не останавливайся, милая! — повторяла ее мать. — Нельзя сдаваться!
Тэлли и я сидели совершенно замерев, загипнотизированные разворачивающимися драматическими событиями. Она взяла меня за руку и сильно ее сжала. Стиснула зубы и широко раскрыла глаза, словно в ожидании чуда.
— Выходит, выходит! — воскликнула мама, и на несколько секунд все стихло. Потом мы услышали крик новорожденного, короткий булькающий вопль протеста, и на свет появился новый Летчер.
— Мальчик, — сказала Бабка, подняв на руках маленького, все еще в крови и слизи.
— Мальчик, — повторила миссис Летчер.
От Либби не последовало никакого ответа.
Я уже увидел больше, чем рассчитывал. «Пошли отсюда!» — сказал я, пытаясь оттащить Тэлли, но она не двинулась с места.
Бабка и мама продолжали возиться с Либби, а миссис Летчер обмыла ребенка, который был чем-то очень недоволен и громко кричал. А я не мог не думать о том, как это грустно — родиться Летчером, в маленьком, грязном домике, и так уже битком набитом детьми.
Прошло несколько минут, и у окна появился Перси.
— Можно посмотреть на ребенка? — спросил он, боясь заглянуть внутрь.
— Сейчас, одну минутку, — ответила миссис Летчер.
Они собрались у окна, полная коллекция Летчеров, включая папашу, который теперь стал дедом, и стали ждать, когда им покажут младенца. Они стояли прямо перед нами, на полпути от «дома» до «горки», как мне это представлялось, и я даже перестал дышать, боясь, что они услышат. Но им было не до посторонних. Они смотрели в распахнутое окно, по-прежнему пребывая в некотором изумлении и благоговении.
Миссис Летчер поднесла ребенка к окну и наклонилась, чтобы он мог познакомиться со всем семейством. Видом своим он напоминал мою бейсбольную перчатку — почти такой же темный и завернутый в одеяло. Сейчас он молчал, на него вроде бы не произвело никакого впечатления, что его рассматривает вся эта толпа.
— А как Либби? — спросил кто-то из них.
— У нее все в порядке, — ответила миссис Летчер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
— Сколько времени требуется, чтобы родить? — шепотом спросил я у Тэлли. Если она и устала, то не показывала этого. Она стояла на коленях, замерев и не отводя глаз от окна.
— Зависит от обстоятельств. Первый всегда выходит дольше.
— А седьмой?
— Не знаю. К тому времени они, наверное, просто вылетают наружу. А у кого их семь?
— У матери Либби. Семь или восемь. Думаю, она каждый год рожает по младенцу.
Я уже начал было задремывать, когда у роженицы опять начались схватки. И опять ее крики затрясли весь дом, затем перешли в плач, а потом в успокаивающее бормотание. Потом все опять успокоилось, и я понял, что все это может продолжаться очень долго.
Когда я был уже не в состоянии держать глаза открытыми, то свернулся клубочком на теплой земле между двумя рядами хлопчатника. «Может, пойдем домой?» — шепотом спросил я Тэлли.
— Нет, — твердо ответила она, не шевельнувшись.
— Разбуди меня, если что-то произойдет, — сказал я.
Тэлли сменила позу. Села на землю и скрестила ноги и уложила мою голову себе на колени. Погладила меня по плечу, потом по голове. Я не хотел засыпать, но ничего не мог с собой поделать.
Когда я проснулся, то не сразу понял, куда попал. Я лежал на поле, в полной темноте. Я не шевелился. Земля вокруг уже не была теплой, ноги озябли. Открыв глаза, я огляделся в полном ужасе, но потом понял, что это стебли хлопчатника надо мной стоят. Потом услышал голоса неподалеку. Кто-то сказал: «Либби», и я сразу вернулся к реальности. Потянулся было к Тэлли, но ее рядом не оказалось.
Я поднялся с земли и выглянул сквозь ряды хлопка. Ничего не изменилось. Окно было по-прежнему открыто, свечи все еще горели, но мама и Бабка были чем-то очень заняты.
— Тэлли! — прошептал я, может, слишком громко, но я был слишком испуган.
— Ш-ш-ш-ш! — послышалось в ответ. — Иди сюда!
Я едва мог разглядеть ее спину — она виднелась через два ряда хлопка впереди и чуть справа от меня. Ей оттуда, конечно, было теперь лучше видно. Я пролез сквозь стебли и вскоре сидел рядом с ней.
Пластина «дома» расположена в шестидесяти футах от «горки» питчера. Мы находились на гораздо меньшем расстоянии от дома. Только два ряда хлопка отделяли нас от бокового прохода возле него. Низко пригнувшись и глядя верх сквозь стебли, я в конце концов смог различить едва видные лица матери, Бабки и миссис Летчер — они были все в поту. Они смотрели вниз, на Либби, конечно, а нам ее было не видно. Не думаю, что мне в тот момент хотелось ее видеть, а вот моей соучастнице, несомненно, этого очень хотелось.
Женщины все время наклонялись, двигали руками и уговаривали Либби тужиться и глубже дышать, непрестанно повторяя ей, что все будет хорошо. Но, судя по звукам, ничего хорошего пока не было. Бедняжка стонала и орала, иногда вскрикивала — резкие пронзительные вскрики едва заглушались стенами дома. Ее измученные вопли разносились далеко в тишине ночи, и я еще подумал, что ее маленькие братья и сестры думают обо всем этом.
Когда Либби переставала стонать и вопить, то начинала причитать: «Простите меня! Простите!» Это повторялось раз за разом, как бессмысленный вопль исстрадавшейся души.
— Все в порядке, милая, — в сотый раз отвечала ей ее мать.
— Они что, ничем ей не могут помочь? — шепотом спросил я.
— Нет, ничем. Ребенок выйдет, когда сам захочет.
Я еще хотел спросить Тэлли, откуда ей столько известно о деторождении, но решил попридержать язык. Она бы мне наверняка ответила, что это совершенно не мое дело.
Внезапно в доме все стихло и успокоилось. Наши женщины отошли в сторону, а миссис Летчер наклонилась, держа в руке стакан воды. Либби молчала.
— В чем дело? — спросил я.
— Ни в чем.
Перерыв в развитии событий дат мне время подумать о других вещах, а именно о возможности быть пойманным. Я уже достаточно тут насмотрелся. Приключение закончилось. Тэлли сравнивала его с нашим походом на Сайлерз-Крик, но та вылазка казалась сущим пустяком в сравнении с нынешней эскападой. Мы уже несколько часов тут торчали. А что, если Пап-пи заглянет в комнату Рики, чтобы проверить, как я сплю? Что, если кто-то из Спруилов проснется и начнет разыскивать Тэлли? Что, если отцу надоест все это и он решит ехать домой?
Порка, которая меня тогда ожидает, будет потом ощущаться неделями, если я ее вообще переживу. Я уже начал паниковать, когда Либби вдруг тяжело и быстро задышала, очень громко, а все женщины вновь принялись ее уговаривать тужиться и дышать.
— Вот он, показался! — воскликнула мама, и тут же началась суматоха — женщины жутко засуетились вокруг своей пациентки.
— Тужься, тужься! — громко сказала Бабка.
Либби застонала еще сильнее. Она была вымотана, но по крайней мере конец уже был виден.
— Не останавливайся, милая! — повторяла ее мать. — Нельзя сдаваться!
Тэлли и я сидели совершенно замерев, загипнотизированные разворачивающимися драматическими событиями. Она взяла меня за руку и сильно ее сжала. Стиснула зубы и широко раскрыла глаза, словно в ожидании чуда.
— Выходит, выходит! — воскликнула мама, и на несколько секунд все стихло. Потом мы услышали крик новорожденного, короткий булькающий вопль протеста, и на свет появился новый Летчер.
— Мальчик, — сказала Бабка, подняв на руках маленького, все еще в крови и слизи.
— Мальчик, — повторила миссис Летчер.
От Либби не последовало никакого ответа.
Я уже увидел больше, чем рассчитывал. «Пошли отсюда!» — сказал я, пытаясь оттащить Тэлли, но она не двинулась с места.
Бабка и мама продолжали возиться с Либби, а миссис Летчер обмыла ребенка, который был чем-то очень недоволен и громко кричал. А я не мог не думать о том, как это грустно — родиться Летчером, в маленьком, грязном домике, и так уже битком набитом детьми.
Прошло несколько минут, и у окна появился Перси.
— Можно посмотреть на ребенка? — спросил он, боясь заглянуть внутрь.
— Сейчас, одну минутку, — ответила миссис Летчер.
Они собрались у окна, полная коллекция Летчеров, включая папашу, который теперь стал дедом, и стали ждать, когда им покажут младенца. Они стояли прямо перед нами, на полпути от «дома» до «горки», как мне это представлялось, и я даже перестал дышать, боясь, что они услышат. Но им было не до посторонних. Они смотрели в распахнутое окно, по-прежнему пребывая в некотором изумлении и благоговении.
Миссис Летчер поднесла ребенка к окну и наклонилась, чтобы он мог познакомиться со всем семейством. Видом своим он напоминал мою бейсбольную перчатку — почти такой же темный и завернутый в одеяло. Сейчас он молчал, на него вроде бы не произвело никакого впечатления, что его рассматривает вся эта толпа.
— А как Либби? — спросил кто-то из них.
— У нее все в порядке, — ответила миссис Летчер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107