— Личные отношения не должны влиять на служебные. Лидка нормальная секретарша. Чаем напоить хотела. Конфету предлагала.
— Завтра она тебя на футбол потащит, тоже пойдешь? — недобро кривится Машка. — Знаю я таких стерв. В голове только одно. Чужого напарника отбить, да и заставить его, дурака, гвозди в столе забивать. Пускай других ищет. Нет, Лесик, я своих напарников не предаю и не бросаю.
— При чем здесь гвозди?
— Да ни при чем. Я давно заметила, что Лидка на тебя глаз положила. Слышала, как эта лахудра перед убойщиками хвалилась, что, мол, Лесика из “подозрительного” в приемную переманит. Приказы распечатывать. Говорила, что стоит только яблоком поманить, как ты прибежишь.
— Глупости. — Я не спорю. Потому что не понимаю предмет спора. Что мешает мне заниматься расследованием преступлений и одновременно распечатывать приказы в свободное от службы время? Другое дело, что мне это самому не надо. Лучше я с Машкой в кабинете нашем побездельничаю.
— Глупости не глупости, но я тебя, Лесик, предупреждаю. Мне поручено тыл твой прикрывать и голову светлую беречь. Этим я занималась, занимаюсь и буду заниматься, пока работаю в секретном отделе “Подозрительной информации”. И если что… Ты меня знаешь.
Машку я действительно знаю. Мы уже год вместе. В смысле, работаем. Раньше, еще до образования на базе восьмого отделения нашего отдела, прапорщик Баобабова трудилась в специальном отряде по борьбе с особо опасной преступностью. Все больше под прикрытием. За год работы я убедился не только в том, что Машка умеет классно стрелять по любым мишеням из любого положения, отлично выкручивать руки преступникам и махать одновременно собственными руками и ногами, но и в том, что Мария отличный товарищ, верный нашему общему делу сотрудник и щедрый друг.
— У тебя деньги есть? Кушать хочется. — Баобабова поглаживает практически голый живот. — Угробов жмот. Видел, как колбасой чавкал?
Деньги есть. Остались после вчерашней зарплаты. И Баобабова об этом прекрасно знает. Она лично меня вчера домой провожала, чтобы я, не дай бог, в киоск по дороге не забежал.
Неподалеку от отделения есть небольшое, но, как считает хозяин заведения, очень уютное кафе. Нарезные батоны, мутный кофе, настоящий швейцарский сыр на картинках и пятнадцать стоячих мест. Обычно здесь обедают все сотрудники восьмого отделения, но сегодня кафе закрыто на спецобслуживание. У дяди Гриши, босса городской свалки и одновременно нашего внештатного осведомителя, день рождения. Все пятнадцать мест заняты. Общественность гуляет не только внутри, но и снаружи. Благо деревянных ящиков полно.
По старой дружбе виновник празднества выносит завернутые в прошлогоднюю газету бутерброды, конечно, без сыра и всего прочего. А также успевает слить информацию о том, что вчера ночью в районе западного крыла свалки были замечены неопознанные огни, принадлежавшие скорее всего инопланетянам. Или, на худой конец, конкурентам, забравшимся на чужую территорию.
Мы, в свою очередь, преподносим скромный подарок. Успокаиваем дядю Гришу, сообщая, что огни принадлежали дежурной машине, вывозящей на свалку просроченные папки с делами. Или, в крайнем случае, трупы конкурентов, проникших на подотчетную дяде Грише территорию.
Из кафе доносится песня “Русское поле”, и осведомитель, от всего сердца поблагодарив за ценные новости, убегает руководить праздником.
— Хороший мужик, — вздыхает вслед Баобабова. — Но тоже жмот порядочный. Наверняка сейчас кушают просроченную колбасу. Откуда, думаешь, у капитана кусок? С его-то зарплатой? С праздника притащили. Подмазались.
— Угробов взяток не берет. Предлагаю купить по шоколадке и закончить обед в кабинете.
Машка соглашается. Она всегда соглашается на правильные предложения. Тем более что у нас в отделе есть медный самовар, изъятый в свое время у злостных самогонщиков. Не беда, что от чая одеколоном прет, зато всегда кипяток под рукой.
Пока Мария растапливает агрегат старыми, оставшимися после всех культурных революций плакатами, рисую на папке с аэродромным делом большие красные буквы: “Только для отдела “Пи”. На секунду задумываюсь и маленькими буквами добавляю: “И для капитана Угробова”.
Наш отдел совершенно автономен. Раньше, когда еще Садовник находился не в психиатрической клинике, а на свободе, подчинялись ему. По сути, теперь мы никого с Баобабовой не слушаемся. Но по факту, если никому не подчиняться, то и работы не будет. Поэтому мы решили, что Угробов свой человек и, раз уж мы селимся на его территории, он имеет право знать, что творится в нашем кабинете. Нет-нет да и работку какую подкинет.
Угробов от предложения не отказался. И теперь посылает всех психов, всех “фьють-фьють” и прочих не в себе граждан прямиком к нам. Иногда, правда, и стоящие дела попадаются. Например, как с самолетом.
Бутерброды Баобабова делит поровну. Если у нее плохое настроение, тогда делит по-честному. Себе, как физической составляющей, больше, мне, как аналитическому центру, меньше.
— Когда займемся? — кивает на папку.
Осторожно наливаю в общепитовскую тарелку, найденную в бывшем Красном уголке, пол-литра чая. Старательно дую, боясь обжечься. Это только Машка может прямо из самовара черпать.
— Капитан сказал — дело срочное. И я с ним согласен. Представляешь, что творится в аэропорту? Все рейсы отменены, прибывающие самолеты отправляются на запасные аэродромы. А вдруг иностранная делегация? Да и пассажиров жалко. Им говорят, что погодные условия, но они-то видят, что все неправда. Самолет российской конструкции две недели над ними кружит.
— Кругом враги, — подытоживает Машка, опрокидывая двухведерный самовар и сливая остатки в кружку.
— Не враги, а подозрительные события.
— Точно. У меня тетка раньше стюардессой летала. Говорит, что для самолета две недели без дозаправки многовато. Я тетке верю. Кто посуду мыть будет? А я пока стол протру.
Не надо думать плохо. Мы с Машкой посуду по очереди, через день, моем. Впрочем, и обедаем мы через день, так что, выходит, мою я один. Еще один необъяснимый с человеческой точки зрения временной парадокс.
— Леш, мне оружие брать?
— Все бери. Пригодится, Ты же знаешь.
Баобабова знает. Когда работу поручает капитан Угробов, нельзя ничего сказать со всей определенностью. День может закончиться в степи, в лесной чащобе или в заснеженной тундре. Как, например, в тот раз, когда мы секретную базу в глухой и непроходимой тайге рассекречивали. Газеты о том случае не писали, но кто надо подробности знает. На самолете довезли, на парашютах сбросили. Поддержки никакой, инструкций никаких. Два дня плутали среди голодных медведей и одичавших туристов, пока разобрались, что к чему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
— Завтра она тебя на футбол потащит, тоже пойдешь? — недобро кривится Машка. — Знаю я таких стерв. В голове только одно. Чужого напарника отбить, да и заставить его, дурака, гвозди в столе забивать. Пускай других ищет. Нет, Лесик, я своих напарников не предаю и не бросаю.
— При чем здесь гвозди?
— Да ни при чем. Я давно заметила, что Лидка на тебя глаз положила. Слышала, как эта лахудра перед убойщиками хвалилась, что, мол, Лесика из “подозрительного” в приемную переманит. Приказы распечатывать. Говорила, что стоит только яблоком поманить, как ты прибежишь.
— Глупости. — Я не спорю. Потому что не понимаю предмет спора. Что мешает мне заниматься расследованием преступлений и одновременно распечатывать приказы в свободное от службы время? Другое дело, что мне это самому не надо. Лучше я с Машкой в кабинете нашем побездельничаю.
— Глупости не глупости, но я тебя, Лесик, предупреждаю. Мне поручено тыл твой прикрывать и голову светлую беречь. Этим я занималась, занимаюсь и буду заниматься, пока работаю в секретном отделе “Подозрительной информации”. И если что… Ты меня знаешь.
Машку я действительно знаю. Мы уже год вместе. В смысле, работаем. Раньше, еще до образования на базе восьмого отделения нашего отдела, прапорщик Баобабова трудилась в специальном отряде по борьбе с особо опасной преступностью. Все больше под прикрытием. За год работы я убедился не только в том, что Машка умеет классно стрелять по любым мишеням из любого положения, отлично выкручивать руки преступникам и махать одновременно собственными руками и ногами, но и в том, что Мария отличный товарищ, верный нашему общему делу сотрудник и щедрый друг.
— У тебя деньги есть? Кушать хочется. — Баобабова поглаживает практически голый живот. — Угробов жмот. Видел, как колбасой чавкал?
Деньги есть. Остались после вчерашней зарплаты. И Баобабова об этом прекрасно знает. Она лично меня вчера домой провожала, чтобы я, не дай бог, в киоск по дороге не забежал.
Неподалеку от отделения есть небольшое, но, как считает хозяин заведения, очень уютное кафе. Нарезные батоны, мутный кофе, настоящий швейцарский сыр на картинках и пятнадцать стоячих мест. Обычно здесь обедают все сотрудники восьмого отделения, но сегодня кафе закрыто на спецобслуживание. У дяди Гриши, босса городской свалки и одновременно нашего внештатного осведомителя, день рождения. Все пятнадцать мест заняты. Общественность гуляет не только внутри, но и снаружи. Благо деревянных ящиков полно.
По старой дружбе виновник празднества выносит завернутые в прошлогоднюю газету бутерброды, конечно, без сыра и всего прочего. А также успевает слить информацию о том, что вчера ночью в районе западного крыла свалки были замечены неопознанные огни, принадлежавшие скорее всего инопланетянам. Или, на худой конец, конкурентам, забравшимся на чужую территорию.
Мы, в свою очередь, преподносим скромный подарок. Успокаиваем дядю Гришу, сообщая, что огни принадлежали дежурной машине, вывозящей на свалку просроченные папки с делами. Или, в крайнем случае, трупы конкурентов, проникших на подотчетную дяде Грише территорию.
Из кафе доносится песня “Русское поле”, и осведомитель, от всего сердца поблагодарив за ценные новости, убегает руководить праздником.
— Хороший мужик, — вздыхает вслед Баобабова. — Но тоже жмот порядочный. Наверняка сейчас кушают просроченную колбасу. Откуда, думаешь, у капитана кусок? С его-то зарплатой? С праздника притащили. Подмазались.
— Угробов взяток не берет. Предлагаю купить по шоколадке и закончить обед в кабинете.
Машка соглашается. Она всегда соглашается на правильные предложения. Тем более что у нас в отделе есть медный самовар, изъятый в свое время у злостных самогонщиков. Не беда, что от чая одеколоном прет, зато всегда кипяток под рукой.
Пока Мария растапливает агрегат старыми, оставшимися после всех культурных революций плакатами, рисую на папке с аэродромным делом большие красные буквы: “Только для отдела “Пи”. На секунду задумываюсь и маленькими буквами добавляю: “И для капитана Угробова”.
Наш отдел совершенно автономен. Раньше, когда еще Садовник находился не в психиатрической клинике, а на свободе, подчинялись ему. По сути, теперь мы никого с Баобабовой не слушаемся. Но по факту, если никому не подчиняться, то и работы не будет. Поэтому мы решили, что Угробов свой человек и, раз уж мы селимся на его территории, он имеет право знать, что творится в нашем кабинете. Нет-нет да и работку какую подкинет.
Угробов от предложения не отказался. И теперь посылает всех психов, всех “фьють-фьють” и прочих не в себе граждан прямиком к нам. Иногда, правда, и стоящие дела попадаются. Например, как с самолетом.
Бутерброды Баобабова делит поровну. Если у нее плохое настроение, тогда делит по-честному. Себе, как физической составляющей, больше, мне, как аналитическому центру, меньше.
— Когда займемся? — кивает на папку.
Осторожно наливаю в общепитовскую тарелку, найденную в бывшем Красном уголке, пол-литра чая. Старательно дую, боясь обжечься. Это только Машка может прямо из самовара черпать.
— Капитан сказал — дело срочное. И я с ним согласен. Представляешь, что творится в аэропорту? Все рейсы отменены, прибывающие самолеты отправляются на запасные аэродромы. А вдруг иностранная делегация? Да и пассажиров жалко. Им говорят, что погодные условия, но они-то видят, что все неправда. Самолет российской конструкции две недели над ними кружит.
— Кругом враги, — подытоживает Машка, опрокидывая двухведерный самовар и сливая остатки в кружку.
— Не враги, а подозрительные события.
— Точно. У меня тетка раньше стюардессой летала. Говорит, что для самолета две недели без дозаправки многовато. Я тетке верю. Кто посуду мыть будет? А я пока стол протру.
Не надо думать плохо. Мы с Машкой посуду по очереди, через день, моем. Впрочем, и обедаем мы через день, так что, выходит, мою я один. Еще один необъяснимый с человеческой точки зрения временной парадокс.
— Леш, мне оружие брать?
— Все бери. Пригодится, Ты же знаешь.
Баобабова знает. Когда работу поручает капитан Угробов, нельзя ничего сказать со всей определенностью. День может закончиться в степи, в лесной чащобе или в заснеженной тундре. Как, например, в тот раз, когда мы секретную базу в глухой и непроходимой тайге рассекречивали. Газеты о том случае не писали, но кто надо подробности знает. На самолете довезли, на парашютах сбросили. Поддержки никакой, инструкций никаких. Два дня плутали среди голодных медведей и одичавших туристов, пока разобрались, что к чему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108