Вскакиваем, вспоминая наставления пилота. Рычаг запуска не поддается, приходится просить помощи у Машки. Баобабова наваливается на свежее оборудование всем телом.
Днище под нами проваливается. Распахивается, как в нормальных самолетах для бомбометания. Труба, закрепленная с одной стороны к поперечному швеллеру двумя болтами на семнадцать, не веря своему счастью, обрушивается одним концом в пустоту.
Заглядываю в трубу. С интересом разглядываю круглый кусок проносящейся мимо земли. Неприятное для сердца зрелище.
Из кабины выбегает летчик. Знаками показывает, чтобы мы собрались на инструктаж.
— Через секунду мы зависнем над “Ту”! — кричит он, повторяя ладошками дислокацию самолетов. — Выравняем скорость, и вы можете туда.
“Туда” — значит в трубу. Для непонятливых и слишком возмущенных прапорщиков летчик стучит ногой по металлической дуре.
Баобабова, как и следовало ожидать, показывает, что с головой у летчика не все в порядке. Мне тоже не по себе. Одно дело теоретическая разработка, совсем другое — практическая. Страшно же!
Летчик широко обводит рукой вокруг головы, прикладывает кулак к груди, потом лупит себя по шее. На уровне подсознания понимаю, что хочет сказать товарищ. Есть приказ от генерала, который мы с Машкой должны выполнить, иначе получим от начальства по полной программе. Возможно, с последствиями.
Пока напарница пытается при помощи рук объяснить летчику, что ни в какую трубу она лезть не собирается, кукурузник занимает исходную позицию. Подозрительное воздушное судно “Ту” под нами, а если точнее, под трубой перехода. Неприятно сосет в области пищеварительного тракта. Одно успокаивает: такого в мировой практике еще не было. Значит, мы первые. Возможно, будем. Если не струсим. Инженеры не зря ведь работали, придумывали. Хотя, по моему старшелейтенантскому мнению, за такие выдумки пора гнать из инженеров в три шеи.
Уклоняясь от прямого контакта с Баобабовой, летчик тычет пальцем в часы. Пора, мол, друзья, отдать долг воспитавшему вас государству. Кукурузник, мол, долго зависать над “Ту-104” не в силах. Мощь не та.
Баобабова отчаянным жестом разбивает слишком умному летчику нос и, выкрикнув нечто отвратительное, сигает в трубу. Инженеры — молодцы, предусмотрели, что прапорщик Баобабова в бронежилете. Будь труба поуже, непременно застряла бы. Бросать напарницу — совесть не позволяет. Зажмуриваюсь, перекидываю ноги через края трубы и ухаю вниз.
Новые технологии рождаются и побеждают.
Почему-то вспоминается иностранный широкоформатный фильм, где опять-таки иностранные сотрудники милиции проникают в захваченный террористами самолет посредством похожей на нашу трубу конструкции. Что я хочу сказать: их инженерам до наших, как кукурузнику до вертикального взлета. Наша труба-то попрочнее. И аэродинамика получше. О стоимости разработки даже не вспоминаю.
Ноги упираются в спину Баобабовой. Как впереди идущая, Машка прорубает в “Ту” лаз, используя для этого мачете. Производимого шума не слышу, только гул ветра и ругань напарницы. Труба все-таки тесновата для рабочих операций.
Спина прапорщика исчезает из-под ног. Заглядываю вниз и с небольшим волнением вижу, как “Ту” начинает понемногу отходить от трубы. Расстояние между выходной дырой и прорубленным технологическим отверстием, в котором Баобабова призывно машет рукой, с каждым мгновением увеличивается. Передо мной встает выбор: или остаться в трубе, рискуя вывалиться из нее как без основного, так и без запасного парашюта, или же постараться свалиться в “Ту”, рискуя попасть не в крохотное отверстие, а прямо в объятия рассерженного генерала.
Решение, как всегда, приходит само по себе. На мою голову сваливается некий достаточно твердый предмет, и я, словно подбитый ангел, устремляюсь вниз. Удача на моей стороне. Солдатиком, вернее лейтенантиком, вхожу в технологическое отверстие, где меня принимает на руки напарница. Баобабова откидывает меня в сторону и ловит предмет, протолкнувший мое тело. Это деревянный ящик с рацией.
Машка срывает с ящика крышку и перекрывает только что прорубленное технологическое отверстие. Первый пункт выполнен. Нарушение герметизации “Ту” не грозит. Сквозняки отделу “Пи” не нужны. Сквозь редкие щели вижу, что кукурузник приветливо машет крьшьями, подтверждая удачный переход. Сейчас он вернется домой, и летчики, усталые, но довольные, будут пить чай и рассказывать Друг другу, какие они славные ребята.
Баобабова, не теряя драгоценных секунд, распаковывает походную рацию:
— Гнездо! Гнездо! Я — Наездник. Первая фаза прошла успешно. Прием.
— Хрю. — Это не Баобабова, а рация. И голос генерала следом: — Наездник, я — Гнездо. Отличная работа. Приступайте ко второй стадии.
— Приступаем. А что делать?
— Хрю. — Снова рация и генерал: — Действуйте по обстановке. Для начала советую отыскать следы экипажа. И сажайте самолет. Все посадочные полосы свободны. Земля ждет вас. Выходите на связь каждые десять минут. Удачи.
Рация прекращает хрюкать, лампочки гаснут, и из нутра ящика несет гарантийным ремонтом. Этого следовало ожидать. В нашей тяжелой работе не выдерживают даже надежные китайские батарейки.
— Приехали, — сообщает Машка, пиная рацию.
А я так думаю — пинать надо не дохлую рацию, а того, кто ее нам подсунул. Но генерал со своей командой далеко.
Время проникать в самолет и время его изучать.
Мы в отсеке, где обычно стюардессы разливают газировку в пластмассовые кружки и утилизируют пакеты, наполненные невыдержанными пассажирами. Чисто и прибрано. Нас никто не встречает. Тихо и грустно, как на солдатском посту в новогоднюю ночь.
Я уже освоился. Роюсь в шкафчиках в поисках газировки. Но полки пусты. Это не то чтобы подозрительно, но необычно. Ни один нормальный самолет не получит разрешение на взлет, если не запасся газированной водой.
— Лесик! — Баобабова, с пистолетами на изготовку, тычет стволами в сторону ситцевых занавесок. Слабые потоки воздуха теребят их, отчего кажется, что кто-то сейчас попытается пройти к нам. — Действовать будем или мародерствовать?
По стеночке пробираюсь поближе к занавескам.
Отгибаю краешек, заглядываю в салон и не верю глазам.
Полный салон трупов.
— Ты видишь то же, что и я? — Машка покусывает губы — нервничает.
Перепроверяюсь.
В каждом кресле мертвый человек. Сколько их всего, сказать навскидку сложно, но салон полон. Все пристегнуты, никто по проходам не шляется. Однако удивляет другое: у всех трупов отсутствует такая важная часть тела, как голова.
— А говорили, что никого, — шепчет напарница, подсматривая за трупами в щелочку занавески.
— Генералам верить — век правды не видать.
От вида большого скопления некогда живых людей слегка тошнит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
Днище под нами проваливается. Распахивается, как в нормальных самолетах для бомбометания. Труба, закрепленная с одной стороны к поперечному швеллеру двумя болтами на семнадцать, не веря своему счастью, обрушивается одним концом в пустоту.
Заглядываю в трубу. С интересом разглядываю круглый кусок проносящейся мимо земли. Неприятное для сердца зрелище.
Из кабины выбегает летчик. Знаками показывает, чтобы мы собрались на инструктаж.
— Через секунду мы зависнем над “Ту”! — кричит он, повторяя ладошками дислокацию самолетов. — Выравняем скорость, и вы можете туда.
“Туда” — значит в трубу. Для непонятливых и слишком возмущенных прапорщиков летчик стучит ногой по металлической дуре.
Баобабова, как и следовало ожидать, показывает, что с головой у летчика не все в порядке. Мне тоже не по себе. Одно дело теоретическая разработка, совсем другое — практическая. Страшно же!
Летчик широко обводит рукой вокруг головы, прикладывает кулак к груди, потом лупит себя по шее. На уровне подсознания понимаю, что хочет сказать товарищ. Есть приказ от генерала, который мы с Машкой должны выполнить, иначе получим от начальства по полной программе. Возможно, с последствиями.
Пока напарница пытается при помощи рук объяснить летчику, что ни в какую трубу она лезть не собирается, кукурузник занимает исходную позицию. Подозрительное воздушное судно “Ту” под нами, а если точнее, под трубой перехода. Неприятно сосет в области пищеварительного тракта. Одно успокаивает: такого в мировой практике еще не было. Значит, мы первые. Возможно, будем. Если не струсим. Инженеры не зря ведь работали, придумывали. Хотя, по моему старшелейтенантскому мнению, за такие выдумки пора гнать из инженеров в три шеи.
Уклоняясь от прямого контакта с Баобабовой, летчик тычет пальцем в часы. Пора, мол, друзья, отдать долг воспитавшему вас государству. Кукурузник, мол, долго зависать над “Ту-104” не в силах. Мощь не та.
Баобабова отчаянным жестом разбивает слишком умному летчику нос и, выкрикнув нечто отвратительное, сигает в трубу. Инженеры — молодцы, предусмотрели, что прапорщик Баобабова в бронежилете. Будь труба поуже, непременно застряла бы. Бросать напарницу — совесть не позволяет. Зажмуриваюсь, перекидываю ноги через края трубы и ухаю вниз.
Новые технологии рождаются и побеждают.
Почему-то вспоминается иностранный широкоформатный фильм, где опять-таки иностранные сотрудники милиции проникают в захваченный террористами самолет посредством похожей на нашу трубу конструкции. Что я хочу сказать: их инженерам до наших, как кукурузнику до вертикального взлета. Наша труба-то попрочнее. И аэродинамика получше. О стоимости разработки даже не вспоминаю.
Ноги упираются в спину Баобабовой. Как впереди идущая, Машка прорубает в “Ту” лаз, используя для этого мачете. Производимого шума не слышу, только гул ветра и ругань напарницы. Труба все-таки тесновата для рабочих операций.
Спина прапорщика исчезает из-под ног. Заглядываю вниз и с небольшим волнением вижу, как “Ту” начинает понемногу отходить от трубы. Расстояние между выходной дырой и прорубленным технологическим отверстием, в котором Баобабова призывно машет рукой, с каждым мгновением увеличивается. Передо мной встает выбор: или остаться в трубе, рискуя вывалиться из нее как без основного, так и без запасного парашюта, или же постараться свалиться в “Ту”, рискуя попасть не в крохотное отверстие, а прямо в объятия рассерженного генерала.
Решение, как всегда, приходит само по себе. На мою голову сваливается некий достаточно твердый предмет, и я, словно подбитый ангел, устремляюсь вниз. Удача на моей стороне. Солдатиком, вернее лейтенантиком, вхожу в технологическое отверстие, где меня принимает на руки напарница. Баобабова откидывает меня в сторону и ловит предмет, протолкнувший мое тело. Это деревянный ящик с рацией.
Машка срывает с ящика крышку и перекрывает только что прорубленное технологическое отверстие. Первый пункт выполнен. Нарушение герметизации “Ту” не грозит. Сквозняки отделу “Пи” не нужны. Сквозь редкие щели вижу, что кукурузник приветливо машет крьшьями, подтверждая удачный переход. Сейчас он вернется домой, и летчики, усталые, но довольные, будут пить чай и рассказывать Друг другу, какие они славные ребята.
Баобабова, не теряя драгоценных секунд, распаковывает походную рацию:
— Гнездо! Гнездо! Я — Наездник. Первая фаза прошла успешно. Прием.
— Хрю. — Это не Баобабова, а рация. И голос генерала следом: — Наездник, я — Гнездо. Отличная работа. Приступайте ко второй стадии.
— Приступаем. А что делать?
— Хрю. — Снова рация и генерал: — Действуйте по обстановке. Для начала советую отыскать следы экипажа. И сажайте самолет. Все посадочные полосы свободны. Земля ждет вас. Выходите на связь каждые десять минут. Удачи.
Рация прекращает хрюкать, лампочки гаснут, и из нутра ящика несет гарантийным ремонтом. Этого следовало ожидать. В нашей тяжелой работе не выдерживают даже надежные китайские батарейки.
— Приехали, — сообщает Машка, пиная рацию.
А я так думаю — пинать надо не дохлую рацию, а того, кто ее нам подсунул. Но генерал со своей командой далеко.
Время проникать в самолет и время его изучать.
Мы в отсеке, где обычно стюардессы разливают газировку в пластмассовые кружки и утилизируют пакеты, наполненные невыдержанными пассажирами. Чисто и прибрано. Нас никто не встречает. Тихо и грустно, как на солдатском посту в новогоднюю ночь.
Я уже освоился. Роюсь в шкафчиках в поисках газировки. Но полки пусты. Это не то чтобы подозрительно, но необычно. Ни один нормальный самолет не получит разрешение на взлет, если не запасся газированной водой.
— Лесик! — Баобабова, с пистолетами на изготовку, тычет стволами в сторону ситцевых занавесок. Слабые потоки воздуха теребят их, отчего кажется, что кто-то сейчас попытается пройти к нам. — Действовать будем или мародерствовать?
По стеночке пробираюсь поближе к занавескам.
Отгибаю краешек, заглядываю в салон и не верю глазам.
Полный салон трупов.
— Ты видишь то же, что и я? — Машка покусывает губы — нервничает.
Перепроверяюсь.
В каждом кресле мертвый человек. Сколько их всего, сказать навскидку сложно, но салон полон. Все пристегнуты, никто по проходам не шляется. Однако удивляет другое: у всех трупов отсутствует такая важная часть тела, как голова.
— А говорили, что никого, — шепчет напарница, подсматривая за трупами в щелочку занавески.
— Генералам верить — век правды не видать.
От вида большого скопления некогда живых людей слегка тошнит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108