Я невольно вскинул кулаки. В голове у меня промелькнула дикая мысль: за мной шпионили, пока я слушал сообщение Сэм, и теперь Фестина, Проуп и все остальные намереваются меня схватить. Еще мгновение, и я ударил бы разведчика прямо в набухший с красными прожилками нос… но он быстро попятился, показывая на пол за дверью.
Палуба была покрыта ковром – учитывая, что эта часть корабля предназначалась для важных гостей, – украшенным изображениями красных палисандровых деревьев в окружении разноцветных спиралей. Сначала я ничего не увидел в том месте, куда показывал Тобит, но затем на одном из ближайших к двери палисандров заметил маленькое светящееся красное пятнышко.
– Мозг корабля, – сдавленно произнес Филар, – отключи освещение в коридоре.
Стало темно – за исключением пяти красных спор, мерцавших посреди ковра. Они расположились прямо на пяти красных палисандрах в ковровом орнаменте, из-за чего их трудно было заметить – и легко на них наступить.
– Кгм… – Я судорожно сглотнул.
– Кайшо, похоже, разбрасывает семена, – пробормотал Тобит. – Хорошо, что я заметил какое-то мерцание, прежде чем ты успел шагнуть.
Присев на край моей койки, он поднял ноги, проверяя подошвы ботинок. Никаких следов красных точек на них не было.
– Либо мне просто повезло, – сказал он, – либо он чересчур осторожен для того, чтобы меня кусать: у меня в крови осталось еще достаточно алкоголя, чтобы отравить любой поганый грибок, который попытается на мне укорениться.
Светящиеся пятнышки – одно прямо перед моей каютой и еще два по сторонам, так что я на них наверняка наступил, в какую бы сторону ни отправился.
– Думаешь, Кайшо специально хотела… В смысле, ведь это моя дверь…
– Йорк, старина, этот чертов мох по тебе сохнет. Или Кайшо. Или оба. Если ты попытаешься ее допросить, она наверняка поклянется, что это была всего лишь «маленькая милая шутка». Просто чтобы подразнить – споры бы на самом деле тебя не сожрали. Просто лизнули бы слегка и оставили в покое… этакий флирт со стороны балрога. – Он нахмурился. – Советую смотреть под ноги, приятель; похоже, слишком многим ты пришелся по душе.
В голосе его прозвучали язвительные нотки, словно он был неравнодушен к некоей женщине, вот только меня она любила куда больше. Но единственными женщинами на «Палисандре» были Проуп, Кайшо и Фестина…
Да уж…
– К черту! – с отвращением буркнул Тобит, вытирая ботинки о пол, хотя на подошвах и так ничего не было. – Давай вызовем пылесос и пошли отсюда. Нас ждут в лазарете.
Я молча кивнул.

***
– Вообще-то нам это делать не положено. – Вересиан, молодой флотский офицер – ему было лет тридцать, что не так уж и много для доктора медицины, – изучал мою медицинскую карту. – Там есть отметка: «Медицинскому обследованию не подвергать, за исключением экстренных случаев». Распоряжение Адмиралтейства. Официальное.
Фестина нахмурилась.
– Странно. Все на флоте проходят регулярные медицинские проверки.
– Прошу прощения, адмирал, но это не совсем так, – заметил Вересиан. – Бывают и исключения. Обычно по религиозным соображениям – например, оптеры.
Врач не мог прямо спросить, кому или чему я поклоняюсь – учитывая действовавшие на флоте строгие правила относительно религиозной терпимости, – но оптеры никогда не стеснялись говорить о своей вере. Их бог не приемлет никаких медицинских процедур; предполагается, что лишь небесам дано решать, выздоровеешь ты или нет.
(Только не спрашивайте меня, зачем бог сотворил вселенную, полную лекарств, а затем не велел их употреблять. Боги порой обожают создавать нечто великое и подсовывать его прямо вам под нос, а потом заявлять: «Если ты воистину любишь меня – никогда к этому не прикасайся». Примерно так, как моя сестра, когда прятала у меня в комнате свой дневник, чтобы отец его не нашел.)
– Я не оптер, – сказал я. – Я… гм… другой.
– Ты разведчик, старина, – ответил Тобит. – Мы все другие.
Но я был другим незаконно. Об этом я, естественно, не стал говорить вслух – если что-то и удалось вбить мне в голову, так это то, чтобы я всегда молчал о том, как стал таким. Не просто потому, что я был генетически модифицирован. Если уж говорить правду, то я в некотором роде был клоном собственного отца.
Ужасно, верно?
Конечно, не в точности им – врач, который меня проектировал, начал с отцовской ДНК, а затем внес в нее изменения с тем, чтобы сделать меня еще лучше. То же можно было сказать и про Саманту – та же самая личность, клон отца, за исключением того, что у нее была X-хромосома там, где у меня была хромосома Y. Что означало, что той же самой личностью она быть никак не могла. Вам, конечно, известно о генетических пороках, связанных с полом, когда если ты девочка – с тобой все в порядке, но если мальчик, то у тебя обязательно обнаруживаются какие-то недостатки. Сэм как-то раз пыталась мне рассказывать про различия X– и Y-хромосом, но у меня не было особого желания слушать. Все равно ведь ничего не изменить, верно?
Даже если сестре и не удалось объяснить мне, почему я получился таким глупым, она недвусмысленно дала мне понять, что я должен хранить свое происхождение в тайне. Клонирование в Технократии было запрещено уже много столетий, а генетические модификации строго ограничивались «устранением катастрофических нарушений», так что, если вам просто хотелось, чтобы ваши дети были красивее или умнее, вас могли посадить в тюрьму.
Хуже того, такие дети считались «потенциально неразумными», поскольку никто не мог предсказать, каким образом изменения в ДНК могут повлиять на «моральные характеристики». Слишком много факторов приходилось принимать во внимание и слишком много чудовищных примеров имело место в течение многих лет, когда люди пытались получить идеальное потомство, а в итоге получали монстров – психопатов, убийц или таких, у кого с мозгами дела обстояли куда хуже, чем у меня. Если бы на флоте знали правду о Сэм и обо мне, нас никогда больше не допустили бы ни на один корабль – из опасения, что мы можем внезапно свихнуться и стать неразумными существами, в которых уже нет ничего человеческого.
Чем больше я об этом думал, тем больше сожалел, что позволил Тобиту привести меня к доктору. Но мне просто не хватило тогда сообразительности.
– Гм…
Я пытался сочинить какую-нибудь причину, из-за которой меня нельзя обследовать. Неплохо, конечно, если бы отец меня предупредил о подобном распоряжении, так что оно не застало бы меня врасплох, но он, естественно, этого не сделал. Все, что я смог, это пробормотать:
– Моему отцу не нравилось, когда врачи слишком мной интересовались.
Фестина сочувственно посмотрела на меня. Вероятно, она решила, что мой отец был оптером, что окончательно повергло меня в замешательство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106