Она думает, будто я все там знаю.
– Ты знаешь, – сказала Советница. – Ты был супругом ее величества.
– Это было двадцать лет назад. До войны. – Я закрыл глаза. – Находясь на базе, я делал все возможное, лишь бы не слышать о том, что творится на планете. Впрочем, наблюдатели и так мало что, могли сказать – из-за нанитов на Трояне не работали ни компьютеры, ни радио. Наши спутники следили за передвижениями войск, но когда не знаешь, кто стоит во главе чьей армии… в общем, большую часть времени наблюдатели просто писали в отчетах отсебятину, чтобы они не выглядели чересчур скудными. Никто на самом деле не знает, что там происходит.
Советница несколько секунд лежала молча. Мне хотелось увидеть выражение ее мордочки, но решил, что смотреть ей в глаза все же не стоит: она могла снова взять меня за руку или начать поглаживать по щеке.
– Адмирал Рамос выясняет, чем занимаются вербовщики, – наконец прошептала Советница. – Женщина с красными ногами говорит, что адмирал пытается предотвратить события, заслуживающие сожаления, и что у вас это называется «специалист по улаживанию конфликтов».
Я не знал, что во флоте есть подобные специалисты, но был рад тому, что на этот пост назначили такого человека, как Фестина.
– Она считает, что вербовщикам помогает какой-то другой адмирал, – сказал я. – Ее это крайне злит, и она пытается как-то все уладить.
– Значит, адмирал Рамос – хороший хуман, – прошептала Советница. – Даже если она хочет забрать тебя от нас.
– Гм…
Когда я посмотрел на Советницу, мордочка ее была грустной – она всеми силами пыталась этого не показывать, но скрыть свое настроение ей явно не удавалось.
– А ты сам хочешь улететь? – спросила Советница.
– Нет, – ответил я. – Но адмирал Рамос считает, что на Трояне могут знать, кто стоит за вербовщиками. Она сказала, что таким образом можно решить ваши проблемы.
– Мне она говорила то же самое. Но это очень больно – и обрести, и потерять тебя в один и тот же день.
Неожиданно она наклонилась и коснулась своим мягким рыльцем моих губ. Поцелуй. Я никогда не видел, чтобы самки поступали так на Трояне. Вероятно, она научилась этому на Целестии – жест, позаимствованный у людей, которые воспитывали ее в детстве. Неуклюже, словно маленькая девочка, подражающая взрослым, она обняла меня за шею, уткнувшись в меня носом – не двигая ртом, просто плотно прижав его к моему лицу, словно не знала, что поцелуй может выглядеть как-то иначе.
Я отодвинулся от нее, чувствуя себя столь же смущенно и неуклюже.
– Все хорошо, – прошептал я. – В самом деле. Все будет хорошо.
Она опустила голову и посмотрела мне в глаза. Ее черные глаза изредка моргали – мандазары не плачут, когда им грустно, но тем не менее могут при этом выглядеть просто душераздирающе.
– На Трояне война. Тебя могут убить… и что тогда будет с нами?
Что я мог сказать? Что я вовсе не спаситель, каким она меня себе представляла? Мне не хотелось возвращаться на Троян, но и на Целестии толку от меня было не много. Вскоре все поймут, что я не стратег, не умею произносить вдохновенные речи и вообще ничем никому не могу помочь.
– Если адмирал Рамос считает, что от меня будет польза на Трояне… – начал я.
– Адмирал Рамос, – прервала меня Советница, – она твоя любовница?
Я вздрогнул. Видимо, Зилипулл разболтал о том, как он застал нас с Фестиной в лесу.
– Нет. Она не моя любовница.
– Ты собираешься сделать ее своей любовницей?
– Нет. Я не могу никого сделать своей любовницей – у людей так не принято. К тому же она адмирал.
– Тилу, – прошептала Советница. – Тилу, Тилу, Тилу, ты что, не знаешь, что можешь сделать кого угодно кем хочешь? – Она приподняла мой подбородок слабыми верхними лапками, глядя мне прямо в глаза. – Разве ты не знаешь, что ты можешь сделать своим сердце любого?
Будь она человеком, ее слова прозвучали бы как приглашение, может быть, даже как мольба. В течение многих лет другие женщины делали мне подобные предложения – поскольку им нравилась моя внешность, или им было просто скучно, или потому, что кто-то другой их обидел и они думали: «По крайней мере, Эдвард хотя бы не поступит жестоко». Они говорили мне это прямо в лицо – я был для них «симпатичным», «безопасным» и «воспитанным».
И много раз я соглашался. За двадцать лет, которые я провел на базе, там периодически появлялся новый персонал, и, даже зная, что они снова улетят через полгода, я порой пытался убедить себя, что полгода – это все же длительный срок, забывая о том чувстве одиночества, которое я испытывал, когда они улетали, о тех жутких мгновениях, когда они начинали охладевать ко мне, еще до отлета, о том, как они иногда относились ко мне, словно всего лишь к некоему лекарству, не дававшему им сойти с ума.
Да, все это касалось человеческих женщин – но не мандазаров. Самки никогда не флиртовали, даже с представителями своего собственного вида, не говоря уже о людях. Даже в брачный период самки ни в кого не влюблялись – они лишь повиновались инстинктам, никого не пытаясь соблазнить и просто демонстрируя свою доступность. Но, что бы ни старалась мне дать понять Советница, я воспринимал это исключительно по-человечески – как нечто вроде предложения, о котором ты мечтаешь после стольких лет одиночества.
– Советница… – Я обнял ее за плечи, чувствуя, как прогибается ее тонкий панцирь, хрупкий, словно яичная скорлупа, по сравнению с броней воина. Она положила лапки мне на плечи и поясницу, затем уткнулась носом мне в шею – возможно, это был еще один поцелуй, а возможно, ее нос оказался там просто случайно. – Я вовсе не такой особенный, как ты думаешь. Истина взяла меня в супруги из политических соображений, а не потому, что я был каким-то там героем. А то, как вы ко мне относитесь, – всего лишь из-за запаха яда, вот и все. Рано или поздно вы станете злиться на меня потому, что я не оправдаю ваших надежд.
Она слегка отодвинулась, посмотрев мне в глаза.
– Ты маленький безгрешный отец и значишь намного больше, чем мы надеялись, и намного больше, чем понимаешь сам. Мне очень жаль, что ты не можешь стать одним из моего вида хотя бы на эту ночь… чтобы ты перестал относиться ко мне как к детенышу, которому нельзя причинять вред. Меня воспитывали люди, Тилу; я не настолько наивна, как ты думаешь.
Она снова склонилась надо мной и поцеловала – легко и быстро, в щеку, – а затем мягко выскользнула из моих объятий. Я отпустил ее, ошеломленный тем, что она предлагала. Я не мог этого сделать, не мог – хотя она и была уже взрослой, она не могла знать… ее сбил с толку запах яда, вот в чем дело. И ее человеческое воспитание. После сказок вроде «Белоснежки» или «Золушки» Советница могла фантазировать о том, чтобы отдаться прекрасному принцу, но мандазары не могли по-настоящему чувствовать… не могли желать…
Или могли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
– Ты знаешь, – сказала Советница. – Ты был супругом ее величества.
– Это было двадцать лет назад. До войны. – Я закрыл глаза. – Находясь на базе, я делал все возможное, лишь бы не слышать о том, что творится на планете. Впрочем, наблюдатели и так мало что, могли сказать – из-за нанитов на Трояне не работали ни компьютеры, ни радио. Наши спутники следили за передвижениями войск, но когда не знаешь, кто стоит во главе чьей армии… в общем, большую часть времени наблюдатели просто писали в отчетах отсебятину, чтобы они не выглядели чересчур скудными. Никто на самом деле не знает, что там происходит.
Советница несколько секунд лежала молча. Мне хотелось увидеть выражение ее мордочки, но решил, что смотреть ей в глаза все же не стоит: она могла снова взять меня за руку или начать поглаживать по щеке.
– Адмирал Рамос выясняет, чем занимаются вербовщики, – наконец прошептала Советница. – Женщина с красными ногами говорит, что адмирал пытается предотвратить события, заслуживающие сожаления, и что у вас это называется «специалист по улаживанию конфликтов».
Я не знал, что во флоте есть подобные специалисты, но был рад тому, что на этот пост назначили такого человека, как Фестина.
– Она считает, что вербовщикам помогает какой-то другой адмирал, – сказал я. – Ее это крайне злит, и она пытается как-то все уладить.
– Значит, адмирал Рамос – хороший хуман, – прошептала Советница. – Даже если она хочет забрать тебя от нас.
– Гм…
Когда я посмотрел на Советницу, мордочка ее была грустной – она всеми силами пыталась этого не показывать, но скрыть свое настроение ей явно не удавалось.
– А ты сам хочешь улететь? – спросила Советница.
– Нет, – ответил я. – Но адмирал Рамос считает, что на Трояне могут знать, кто стоит за вербовщиками. Она сказала, что таким образом можно решить ваши проблемы.
– Мне она говорила то же самое. Но это очень больно – и обрести, и потерять тебя в один и тот же день.
Неожиданно она наклонилась и коснулась своим мягким рыльцем моих губ. Поцелуй. Я никогда не видел, чтобы самки поступали так на Трояне. Вероятно, она научилась этому на Целестии – жест, позаимствованный у людей, которые воспитывали ее в детстве. Неуклюже, словно маленькая девочка, подражающая взрослым, она обняла меня за шею, уткнувшись в меня носом – не двигая ртом, просто плотно прижав его к моему лицу, словно не знала, что поцелуй может выглядеть как-то иначе.
Я отодвинулся от нее, чувствуя себя столь же смущенно и неуклюже.
– Все хорошо, – прошептал я. – В самом деле. Все будет хорошо.
Она опустила голову и посмотрела мне в глаза. Ее черные глаза изредка моргали – мандазары не плачут, когда им грустно, но тем не менее могут при этом выглядеть просто душераздирающе.
– На Трояне война. Тебя могут убить… и что тогда будет с нами?
Что я мог сказать? Что я вовсе не спаситель, каким она меня себе представляла? Мне не хотелось возвращаться на Троян, но и на Целестии толку от меня было не много. Вскоре все поймут, что я не стратег, не умею произносить вдохновенные речи и вообще ничем никому не могу помочь.
– Если адмирал Рамос считает, что от меня будет польза на Трояне… – начал я.
– Адмирал Рамос, – прервала меня Советница, – она твоя любовница?
Я вздрогнул. Видимо, Зилипулл разболтал о том, как он застал нас с Фестиной в лесу.
– Нет. Она не моя любовница.
– Ты собираешься сделать ее своей любовницей?
– Нет. Я не могу никого сделать своей любовницей – у людей так не принято. К тому же она адмирал.
– Тилу, – прошептала Советница. – Тилу, Тилу, Тилу, ты что, не знаешь, что можешь сделать кого угодно кем хочешь? – Она приподняла мой подбородок слабыми верхними лапками, глядя мне прямо в глаза. – Разве ты не знаешь, что ты можешь сделать своим сердце любого?
Будь она человеком, ее слова прозвучали бы как приглашение, может быть, даже как мольба. В течение многих лет другие женщины делали мне подобные предложения – поскольку им нравилась моя внешность, или им было просто скучно, или потому, что кто-то другой их обидел и они думали: «По крайней мере, Эдвард хотя бы не поступит жестоко». Они говорили мне это прямо в лицо – я был для них «симпатичным», «безопасным» и «воспитанным».
И много раз я соглашался. За двадцать лет, которые я провел на базе, там периодически появлялся новый персонал, и, даже зная, что они снова улетят через полгода, я порой пытался убедить себя, что полгода – это все же длительный срок, забывая о том чувстве одиночества, которое я испытывал, когда они улетали, о тех жутких мгновениях, когда они начинали охладевать ко мне, еще до отлета, о том, как они иногда относились ко мне, словно всего лишь к некоему лекарству, не дававшему им сойти с ума.
Да, все это касалось человеческих женщин – но не мандазаров. Самки никогда не флиртовали, даже с представителями своего собственного вида, не говоря уже о людях. Даже в брачный период самки ни в кого не влюблялись – они лишь повиновались инстинктам, никого не пытаясь соблазнить и просто демонстрируя свою доступность. Но, что бы ни старалась мне дать понять Советница, я воспринимал это исключительно по-человечески – как нечто вроде предложения, о котором ты мечтаешь после стольких лет одиночества.
– Советница… – Я обнял ее за плечи, чувствуя, как прогибается ее тонкий панцирь, хрупкий, словно яичная скорлупа, по сравнению с броней воина. Она положила лапки мне на плечи и поясницу, затем уткнулась носом мне в шею – возможно, это был еще один поцелуй, а возможно, ее нос оказался там просто случайно. – Я вовсе не такой особенный, как ты думаешь. Истина взяла меня в супруги из политических соображений, а не потому, что я был каким-то там героем. А то, как вы ко мне относитесь, – всего лишь из-за запаха яда, вот и все. Рано или поздно вы станете злиться на меня потому, что я не оправдаю ваших надежд.
Она слегка отодвинулась, посмотрев мне в глаза.
– Ты маленький безгрешный отец и значишь намного больше, чем мы надеялись, и намного больше, чем понимаешь сам. Мне очень жаль, что ты не можешь стать одним из моего вида хотя бы на эту ночь… чтобы ты перестал относиться ко мне как к детенышу, которому нельзя причинять вред. Меня воспитывали люди, Тилу; я не настолько наивна, как ты думаешь.
Она снова склонилась надо мной и поцеловала – легко и быстро, в щеку, – а затем мягко выскользнула из моих объятий. Я отпустил ее, ошеломленный тем, что она предлагала. Я не мог этого сделать, не мог – хотя она и была уже взрослой, она не могла знать… ее сбил с толку запах яда, вот в чем дело. И ее человеческое воспитание. После сказок вроде «Белоснежки» или «Золушки» Советница могла фантазировать о том, чтобы отдаться прекрасному принцу, но мандазары не могли по-настоящему чувствовать… не могли желать…
Или могли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106