— Должно быть, он хорошо зарабатывает на своей торговле, если идет на такой риск и не боится стольких опытных моряков! Позвольте мне пойти дальше в моей дерзости, которая, на ваш взгляд, по-видимому, и так зашла слишком далеко, и задать еще один вопрос: известно ли что-нибудь об облике и приметах этого контрабандиста или, вернее сказать, грабителя?
— Не все ли равно, как выглядит этот негодяй? — сказал капитан Ладлоу, по-видимому решив, что вольности собеседника пора положить конец.
— И впрямь все равно! Я спросил лишь потому, что встречал когда-то на морях далекой Индии подобного человека. С тех пор, правда, прошло уже много времени, и он бесследно исчез. Но этот Бороздящий Океаны либо испанец из Мейна, либо голландец, прибывший со своей полузатопленной родины, чтобы познакомиться с земной твердью.
— Испанцы с южного побережья никогда не отваживались плавать в этих водах, и я еще не встречал голландцев, которые были бы так легки на подъем. Этот парень, как говорят, насмехается над самыми быстроходными английскими крейсерами. Я не слышал о нем ничего хорошего. Говорят, это какой-то беспутный офицер, покинувший приличное общество потому, что мошенство отчетливо написано на его лице и ему не удается скрыть этого.
— Нет, тот, которого я видел, был порядочный человек и мог смело показываться на глаза людям, — произнес моряк. — Это, конечно, не он, если вообще кто-нибудь появился у здешних берегов. Вам доподлинно известно, ваша честь, что этот человек тут?
— Так говорят, хотя всякая болтовня уже не раз вынуждала меня искать негодяя там, где его не было, и я не очень-то верю слухам… Однако ветер подул с запада и разгоняет тучи над Раританом. Олдермену посчастливилось.
— И чайки летают мористей — верный признак хорошей погоды, — подхватил моряк, окинув горизонт быстрым, внимательным взглядом. — Ваш пират, видно, улетел вместе с ними на своих легких парусах.
— Тогда мы бросимся в погоню. «Кокетка» выходит в море, и мне пора бы знать, мистер Румпель, какую койку вы хотели бы занять на службе у королевы.
— Благослови бог ее величество! Анна — царственная особа и мужем себе избрала адмирала флота. Что касается койки, сэр, то любой матрос желает стать капитаном, даже если ему приходится жевать свой харч возле подветренного шпигатаnote 60. Надо полагать, должность старшего помощника у вас уже занята?
— Неуместная шутка, сэр! В ваши годы и при вашей опытности я не должен объяснять вам, что звание надо заслужить.
— Прошу прощения и признаю свою ошибку. Капитан Ладлоу, вы человек чести и, думаю, не обманете простого матроса, который доверится вам?
— Матрос или кто другой, всякий может положиться на мое слово.
— Тогда я прошу дать его. Позвольте мне подняться на борт вашего крейсера, познакомиться с моими будущими сослуживцами, посмотреть, окажется ли мне по нраву корабль, и затем покинуть его, если я не пожелаю остаться.
— Перед такой дерзостью бессильно всякое терпение! — воскликнул Ладлоу.
— Моя просьба весьма разумна, берусь доказать это, — серьезно ответил незнакомец. — Командир «Кокетки», капитан Ладлоу, с удовольствием связал бы свою жизнь с одной прекрасной леди, которая находится сейчас на периагве, хотя есть тысячи других, на которых он мог бы жениться с меньшими трудностями.
— Твое бесстыдство переходит все границы! Ну, а что, если это действительно так?
— Сэр, корабль для моряка — все равно что хозяйка дома. Ведь когда он на корабле да еще во время войны, можно считать, что они состоят в браке, законном или нет, безразлично.
Моряк становится как бы «кость от кости, плоть от плоти» корабля, «пока смерть не разлучит их». Для столь длительного единения необходима свобода выбора. Разве моряки, так же как и влюбленные, не могут иметь вкуса? Обшивка и линии корабля для него — все равно что талия и плечи возлюбленной, такелаж — украшения, покрой и пригонка парусов — фасон дамской шляпки; пушки всегда уподоблялись зубам, а окраска — это румянец на щеках. Вот почему выбор необходим, сэр, и, если я буду лишен возможности выбирать, мне придется пожелать вам счастливого плавания, а королеве — лучшего слуги, чем я.
— Послушайте, мистер Румпель, — рассмеялся Ладлоу, — не слишком ли вы доверяете этим чахлым дубкам, полагая, что сможете укрыться среди них от моего преследования, уж коли я того пожелаю? Но я ловлю вас на слове. «Кокетка» примет вас на борт на ваших условиях и в полной уверенности в себе, с какой первая в городе красавица появляется на балу.
— Без лишних слов следую за вами в кильватере, — ответил обладатель индийского шарфа и впервые за все время беседы почтительно обнажил голову перед молодым офицером. — Хоть я еще и не женат, считайте меня помолвленным.
Нет надобности излагать дальнейшую беседу двух моряков. Младший по положению разговаривал довольно непринужденно до тех пор, пока они не достигли берега и не стали видны с корабля ее величества, а затем Румпель с тактом бывалого моряка перешел на почтительный тон, как того и требовала разница в положении.
Полчаса спустя порывы берегового ветра наполнили три марселя «Кокетки», стоявшей на одном якоре, и вскоре, подгоняемая свежим юго-западным ветром, она прошла через Нарроус. Это передвижение не привлекло ничьего внимания. Вопреки саркастическим замечаниям олдермена ван Беверута, крейсер был далеко не праздным, а его выход в открытое море — столь обыденным явлением, что это не вызвало никаких толков среди лодочников и жителей побережья, единственных свидетелей отплытия корабля.
Глава VII
Не кормчий я, но будь ты так далеко,
Как самый дальний берег океана, —
Я б за такой отважился добычей.
Ш е к с п и р. Ромео и Джульетта
Чудесное сочетание моря и суши, освещенных яркой луной на 40° северной широты, ласкает взор. Такую картину должен создать в своем воображении читатель.
Широкое устье Раритана укрыто от ветров и морских волн длинным, узким, низким мысом, или косой, которая на смеси голландского и английского языков, обычной для названий мест, лежащих в пределах бывших Объединенных провинций Голландии, называется Санди-Хук. Этот отросток суши намыт никогда не прекращающимся прибоем с одной стороны и встречными течениями многих рек, впадающих в бухту, — с другой. На юге коса обычно соединена с низкими берегами Нью-Джерси, но временами — и так бывает несколько лет кряду — море промывает между основанием косы и материком узкий пролив, и тогда Санди-Хук становится островом. Именно так и было во время описываемых нами событий.
Со стороны океана коса представляет собой гладкое песчаное побережье, обычное для всего джерсийского берега, в то время как ее внутренняя сторона изрезана заливчиками и бухтами, удобными для стоянки судов, ищущих укрытия от непогоды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118