Сам Великий Дер, кажется, потускнел и катит теперь мутные свои воды гораздо тише и медленнее, нежели прежде. Хлопья грязной пены прибиваются водой к берегу, и в них плавает мусор. Даже он страшен. Потому что на мелководье бессильно перекатываются детские куклы, оброненнные в спешке, и кажется, что до сих пор над водами огромной реки несутся плач и крики, – дети не столь коварны, как взрослые, и тяжело переживают разлуку со своими друзьями; изящные туфельки, сорвавшиеся со стройных ножек во время дикой давки, которая образовалась в порту, когда люди стремились попасть на последние отходящие корабли; жалкий скарб бедняков – цветастые узелки с каким-то тряпьем, которым не нашлось места на борту; полуистлевшие, покрытые плесенью и слизью толстые книги, оброненные каким-то книгочеем. Рядом лежат и треснувшие увеличительные линзы – что и как будет теперь читать смешной библиотекарь? Наполовину ушел в мокрый песок огромный медный котел – в нем готовили самый вкусный на весь Аккарон суп в палатке у южных ворот. На довольно большое расстояние разбросаны бусинки ярко-голубого цвета – все, что осталось от ожерелья, порвавшегося в суматохе. И никто не подберет их из воды, потому что в Аккароне больше нет детей и шумные их стайки не возятся в прибрежном песке в поисках ракушек и еще более ценных вещей, которые обычно прибивают к берегу волны. А вот валяется, как хлам, изящная бронзовая статуэтка – антиквары западных королевств дали бы за нее неплохие деньги еще несколько месяцев тому назад, а теперь она никого не интересует. Нагромождаются кучами раздавленные музыкальные инструменты и детские стульчики, рассыпавшаяся кухонная утварь и деревянная игрушка с облезшей краской, бесформенные тряпки, бывшие праздничным нарядом, который берегся для торжественных случаев, и еще неизвестно что, превратившееся в осклизлую кучу темного цвета. Вот и все, что осталось от Аккарона.
Когда западные королевства отказались подтвердить факт развода Фалера с обезумевшей королевой Лаей, Бендигейда Бран-Тайгир взбесилась. Несколько дней неистовствовала она, громя и круша все, что поддавалось ее натиску, и превратив к концу второго дня свои уютные изысканные покои в кучу мусора, осколков и обломков. Вконец обессиленная, с красными от слез и гнева глазами, встрепанная, недавняя красавица сейчас более всего напоминала ведьму. Короля она и близко к себе не подпускала, и тот заперся в своей опочивальне, мрачнее тучи. Придворные шептались по углам, гадая, что из этого выйдет.
Наследные принцы, последовав совету первого министра, уехали в Мерроэ, к своему дяде – королю, опасаясь, что отец не посчитается ни с их положением, ни с тем, что они – его дети. Принц Сунн, старший сын Фалера и наследник престола, прекрасно понимал, какая судьба ему уготована. И только оказавшись в Кайембе – столице родины королевы Лай, переступив порог дворца короля Колумеллы, он почувствовал себя в относительной безопасности и успокоился за судьбу своего младшего брата. Однако за то время, пока они ехали в Кайембу, в Аллаэлле столько всего успело произойти, что их дядя, хоть и горел желанием отомстить коварному Фалеру, тем не менее понимал, насколько нереально сейчас это было бы делать.
Изумленным принцам сообщили, что вся Аллаэлла оказалась во власти темных сил. И происходящее там превосходит то, что можно постичь человеческим разумом.
Вскоре последовали подробности. И самым ужасным известием было сообщение о страшной смерти королевы Лай и гибели храма Тики-утешительницы.
Поздно ночью в двери храма постучали пять человек в длинных черных рясах с капюшонами, которые полностью закрывали все лицо. Путники были худыми и высокими и не произносили ни слова. Но храм Тики-утешительницы для того и стоял на протяжении веков, чтобы давать приют и защиту всем нуждающимся. Здесь не спрашивали ни о чем, а кормили голодных, врачевали больных и давали кров бесприютным. Издавна тут находили убежище и убийцы, прячущиеся от закона, и воры, и смертельно больные, и старики, которые перестали быть нужными своим детям. Тут жили те, кто страдал от неизлечимых сердечных ран, те, кого предали, те, кого уже никто не ждал.
Жизнь в храме была проста и безыскусна. Люди постоянно работали, чтобы обеспечить себе относительно благополучное существование. Многие, излечившись и отдохнув, опять возвращались в шумный мир, бурливший собственной жизнью за стенами обители Тики-утешительницы. Но приходили новые, они требовали того же внимания и заботы. И жрицам храма ни минуты не доводилось сидеть без дела.
Правда, и благодарность была соответственной. Даже в самые неурожайные, голодные или несчастливые для страны годы бывшие подопечные, равно так и жители окрестных городов и селений, не оставляли жриц Тики. Скромные узелки с несколькими лепешками и шкатулки с золотыми монетами одинаково часто встречались на блюде для подношений, установленном во внутреннем дворе. И ни один вор никогда отсюда ничего не украл. Ни один мошенник не взял ломаного гроша у добросердечных обитателей храма. Ибо то был великий грех, и жестокое наказание грозило бы любому, узнай люди о подобной провинности.
Храм Тики оставался последним пристанищем в этом жестоком и суетном мире, последним местом, где единственным законом была доброта, а единственным стремлением – желание помочь другим. И все жители Аллаэллы понимали, что если с обителью что-то случится и она исчезнет в вихре войн, грабежей и убийств, которые случались сплошь и рядом, то вместе с ней исчезнет последняя надежда. И, хранимый этим знанием, освященный всеобщей верой, храм Тики преодолевал самые страшные потрясения.
Когда в маленьком скрипучем возке, запряженном старыми полуслепыми мулами, хуже которых уже нельзя было отыскать в королевских стойлах, привезли сюда безумную государыню, жрицы Тики приняли на себя ответственность за несчастную женщину. Она плакала и кричала о тени Зла, которая медленно наползает на мир, и заклинала всем святым и дорогим, что осталось у . людей, отправить гонца в храм Истины, к Великой Кахатанне, чтобы предупредить ее...
Странно было, откуда берется столько сил в этом измученном, съеденном болезнями теле.
Верховная жрица храма Тики Агунда как-то не вытерпела и вызвала свою доверенную подругу Ханиш, с которой они вместе трудились, спасая и врачуя людей вот уж лет тридцать. Обе были немолоды, у обеих за плечами было горькое прошлое, в котором остались и невосполнимые потери, и жестокие разочарования.
У самой Агунды все четверо сыновей (двое старших близнецов были точной копией отца) погибли в сражении с гемертами, а любимый муж умер от какой-то неизвестной болезни года через два после этого горестного события.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137