На ее памяти только Бордонкай мог бы с ним сравниться.
– Это урмай-гохон Самаэль, – говорит Ши-Гуа.
– Тот самый варвар, который завоевал Сихем, – на всякий случай поясняет Ма-Гуа.
Да-Гуа молчит.
Он залюбовался крохотным енотом, который бегает сквозь него взад и вперед, устраивая что-то в своем жилище.
– Урмай-гохон завладел сокровищами Джаганнатхи, – говорит Ма-Гуа, но Каэ не дает ему продолжать:
– Да что же это за напасть: сокровища Джаганнатхи, талисманы Джаганнатхи, перстень Джаганнатхи. Есть что-нибудь, что не относится к этой одиозной фигуре?
– Есть, – совершенно серьезно отвечает Да-Гуа. – Но об этом мы расскажем позднее. А сейчас нам нужно рассказать тебе о вещах Джаганнатхи.
Каэ скрежещет зубами, но покоряется необходимости. Она и сама понимает, насколько мало знает о том, что случилось вокруг нее за последнее время.
– Император не должен стремиться воевать сейчас с этим варваром, – говорит Да-Гуа. – Было бы прекрасно избавиться от него, но это невозможно до того, как ты завладеешь перстнем. Правда, он будет с каждым днем набирать силы, но тут уж ничего не поделаешь. С ним нужно действовать наверняка. Отговори императора от его планов, даже если урмай-гохон пойдет с войском на Бали.
– Он не пойдет на Бали, – возражает Ма-Гуа. – Он слишком умен и не станет рисковать.
Каэтана ждет, что скажет по этому поводу Ши-Гуа.
Ши-Гуа молчит.
– На Джемаре беда, – продолжает Ма-Гуа. – Некто или нечто скрестил хорхутов с людьми и создал новых существ. Они крайне опасны тем, что обладают разумом и волей человека и при этом свирепостью и злобным нравом животного.
Каэтана о хорхутах слышала очень давно и краем уха.
Ши-Гуа видит, что она в недоумении, и торопится объяснить:
– Хорхуты издревле населяли Джемар. Кроме них там было мало живых существ, потому что они уничтожают всех, кто иной крови. У них всегда был разум отличный от человеческого, но из-за своей свирепости и кровожадности они не достигли состояния цивилизации. И жили как звери. Теперь же они представляют собой грозную опасность. Предупреди Джоу Лахатала и его братьев. Они должны что-то предпринять.
– Хорошо, – соглашается Каэ.
Ее радует и одновременно слегка пугает то, что впервые за все время их знакомства монахи заговорили конкретно. Они не просто анализируют обстановку, но и делают выводы. Словно в ответ на ее мысли Ши-Гуа говорит:
– Мы не должны были бы давать советы. Но времени мало, и ты не справишься в одиночку. Правда, Ма-Гуа?
Ма-Гуа молчит.
– Бессмертные по твоей просьбе разыскивают наследника Аэдоны, Пресветлого Эльфа Энгурры... – не то спрашивает, не то утверждает Да-Гуа.
Каэтана кивает. Она сосредоточена и напряжена.
– Пусть ждут его у Гайамарта, – говорит монах.
– А каким образом? – опешивает богиня.
– Это длинное построение, тебе его незачем отслеживать. Скажи Траэтаоне, чтобы ждал в Аллефельде. Там понадобится его помощь.
– Хорошо, – покорно соглашается Интагейя Сангасойя.
Истина не склонна устанавливать свое главенство и не чувствует себя угнетенной, выслушивая советы и подсказки.
– В Аллаэлле творится злое. Попроси повелителей мертвых отправиться туда.
– Попрошу.
– Но пусть ни один из них не пытается сделать все сам. Пусть идут вместе.
– Я скажу им, если они согласятся...
– Они должны послушать тебя, – говорит Ма-Гуа. – Нынче твое время. И без тебя никто не может ничего решать.
– Почему? – изумляется Истина.
– Твое дело – отличать настоящее от поддельного, злое от доброго, полезное от вредного. У тебя много работы.
– Это правда. – Она пожимает плечами. Отмахивается от назойливой осы.
Трое монахов смотрят на нее странными взглядами.
– Теперь иди. Тебя ждут.
– А вы?
– Мы вернемся, когда в нас возникнет необходимость. Мы тоже платим по своим счетам. Пришло наше время расплачиваться.
Кахатанна предпочитает не спрашивать у них, чем платят такие, как они. Она встает с травы, отряхивается, улыбается.
– До скорого свидания, – произносит с легким оттенком грусти. – Я буду ждать вас.
Трое монахов медленно и глубоко кланяются ей. Как никогда раньше не кланялись.
Трое монахов молчат.
В ожидании Интагейя Сангасойи голодный император ходит вдоль накрытого стола и рассеянно жует кусочек солоноватой лепешки. Агатияр чувствует себя немного спокойнее – он успел подкрепиться блюдом-другим и теперь готов терпеливо сидеть здесь хоть несколько часов.
– Позволит ли император нарушить его трапезу? – спрашивает от порога одетый в шелка и бархат юный вельможа – верный соратник императора и любимый ученик Агатияра.
Это фаррский князь Дзайсан-толгой. Он исполняет обязанности советника по иностранным делам в мирное время – нельзя сказать, чтобы он этим был горд или счастлив. Как и его обожаемый император, юный Дзайсан чувствует себя гораздо более уверенно на поле боя. Он командует конным отрядом тхаухудов, и это у него выходит намного лучше, чем писание бумаг.
Но Агатияр непреклонен. Даже император не смеет протестовать, понимая в глубине души всю меру правоты своего наставника. Глядя на повелителя, Дзайсан-толгой тоже корпит над надоевшими письмами, разбирается с послами мелких государств, решает простые вопросы. Кроме того, с аитой его связывает давняя детская дружба. Князь посвящен в сердечные тайны Зу-Л-Карнайна и вот уже два дня старается не попадаться ему на глаза, взвалив на себя львиную долю забот. Он хочет, чтобы император насладился хотя бы видимостью покоя со своей возлюбленной. Дзайсан-толгой, безусловно, молод, но достаточно прожил, чтобы правильно истолковать блаженное выражение на лице Зу, появившееся с позавчерашней ночи.
Он бы и теперь не беспокоил аиту, но дело не терпит отлагательств, и князь не вправе решить его сам.
– Входи, – приглашает его Зу-Л-Карнайн.
– Прости, Зу. Я думал, ты не один.
– Он на самом деле не один, – недовольно бурчит Агатияр. – Я еще занимаю немного места в этом мире.
– Прости и ты, Агатияр. Ты ведь знаешь, что я думал.
– Конечно, – отвечает визирь. – У вас, бездельников, только это на уме и есть.
Молодые люди улыбаются.
В присутствии посторонних такого разговора не могло бы состояться, потому что и Агатияр, и приближенные Зу-Л-Карнайна всячески стараются создать образ грозного и властного императора, с которым нельзя спорить и которого опасно раздражать непослушанием и нерасторопностью. Но наедине они опять становятся добрыми друзьями, которые не имеют друг от друга секретов, и это помогает им выжить.
– Что там у тебя? – спрашивает Агатияр.
– Прибыл посол от урмай-гохона Самаэля. Если не ошибаюсь, это тот варвар, который завоевал Сихем?
– Не ошибаешься, – бурчит визирь, косясь на императора.
Только не хватало, чтобы ополоумевший варвар объявил войну аите.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137
– Это урмай-гохон Самаэль, – говорит Ши-Гуа.
– Тот самый варвар, который завоевал Сихем, – на всякий случай поясняет Ма-Гуа.
Да-Гуа молчит.
Он залюбовался крохотным енотом, который бегает сквозь него взад и вперед, устраивая что-то в своем жилище.
– Урмай-гохон завладел сокровищами Джаганнатхи, – говорит Ма-Гуа, но Каэ не дает ему продолжать:
– Да что же это за напасть: сокровища Джаганнатхи, талисманы Джаганнатхи, перстень Джаганнатхи. Есть что-нибудь, что не относится к этой одиозной фигуре?
– Есть, – совершенно серьезно отвечает Да-Гуа. – Но об этом мы расскажем позднее. А сейчас нам нужно рассказать тебе о вещах Джаганнатхи.
Каэ скрежещет зубами, но покоряется необходимости. Она и сама понимает, насколько мало знает о том, что случилось вокруг нее за последнее время.
– Император не должен стремиться воевать сейчас с этим варваром, – говорит Да-Гуа. – Было бы прекрасно избавиться от него, но это невозможно до того, как ты завладеешь перстнем. Правда, он будет с каждым днем набирать силы, но тут уж ничего не поделаешь. С ним нужно действовать наверняка. Отговори императора от его планов, даже если урмай-гохон пойдет с войском на Бали.
– Он не пойдет на Бали, – возражает Ма-Гуа. – Он слишком умен и не станет рисковать.
Каэтана ждет, что скажет по этому поводу Ши-Гуа.
Ши-Гуа молчит.
– На Джемаре беда, – продолжает Ма-Гуа. – Некто или нечто скрестил хорхутов с людьми и создал новых существ. Они крайне опасны тем, что обладают разумом и волей человека и при этом свирепостью и злобным нравом животного.
Каэтана о хорхутах слышала очень давно и краем уха.
Ши-Гуа видит, что она в недоумении, и торопится объяснить:
– Хорхуты издревле населяли Джемар. Кроме них там было мало живых существ, потому что они уничтожают всех, кто иной крови. У них всегда был разум отличный от человеческого, но из-за своей свирепости и кровожадности они не достигли состояния цивилизации. И жили как звери. Теперь же они представляют собой грозную опасность. Предупреди Джоу Лахатала и его братьев. Они должны что-то предпринять.
– Хорошо, – соглашается Каэ.
Ее радует и одновременно слегка пугает то, что впервые за все время их знакомства монахи заговорили конкретно. Они не просто анализируют обстановку, но и делают выводы. Словно в ответ на ее мысли Ши-Гуа говорит:
– Мы не должны были бы давать советы. Но времени мало, и ты не справишься в одиночку. Правда, Ма-Гуа?
Ма-Гуа молчит.
– Бессмертные по твоей просьбе разыскивают наследника Аэдоны, Пресветлого Эльфа Энгурры... – не то спрашивает, не то утверждает Да-Гуа.
Каэтана кивает. Она сосредоточена и напряжена.
– Пусть ждут его у Гайамарта, – говорит монах.
– А каким образом? – опешивает богиня.
– Это длинное построение, тебе его незачем отслеживать. Скажи Траэтаоне, чтобы ждал в Аллефельде. Там понадобится его помощь.
– Хорошо, – покорно соглашается Интагейя Сангасойя.
Истина не склонна устанавливать свое главенство и не чувствует себя угнетенной, выслушивая советы и подсказки.
– В Аллаэлле творится злое. Попроси повелителей мертвых отправиться туда.
– Попрошу.
– Но пусть ни один из них не пытается сделать все сам. Пусть идут вместе.
– Я скажу им, если они согласятся...
– Они должны послушать тебя, – говорит Ма-Гуа. – Нынче твое время. И без тебя никто не может ничего решать.
– Почему? – изумляется Истина.
– Твое дело – отличать настоящее от поддельного, злое от доброго, полезное от вредного. У тебя много работы.
– Это правда. – Она пожимает плечами. Отмахивается от назойливой осы.
Трое монахов смотрят на нее странными взглядами.
– Теперь иди. Тебя ждут.
– А вы?
– Мы вернемся, когда в нас возникнет необходимость. Мы тоже платим по своим счетам. Пришло наше время расплачиваться.
Кахатанна предпочитает не спрашивать у них, чем платят такие, как они. Она встает с травы, отряхивается, улыбается.
– До скорого свидания, – произносит с легким оттенком грусти. – Я буду ждать вас.
Трое монахов медленно и глубоко кланяются ей. Как никогда раньше не кланялись.
Трое монахов молчат.
В ожидании Интагейя Сангасойи голодный император ходит вдоль накрытого стола и рассеянно жует кусочек солоноватой лепешки. Агатияр чувствует себя немного спокойнее – он успел подкрепиться блюдом-другим и теперь готов терпеливо сидеть здесь хоть несколько часов.
– Позволит ли император нарушить его трапезу? – спрашивает от порога одетый в шелка и бархат юный вельможа – верный соратник императора и любимый ученик Агатияра.
Это фаррский князь Дзайсан-толгой. Он исполняет обязанности советника по иностранным делам в мирное время – нельзя сказать, чтобы он этим был горд или счастлив. Как и его обожаемый император, юный Дзайсан чувствует себя гораздо более уверенно на поле боя. Он командует конным отрядом тхаухудов, и это у него выходит намного лучше, чем писание бумаг.
Но Агатияр непреклонен. Даже император не смеет протестовать, понимая в глубине души всю меру правоты своего наставника. Глядя на повелителя, Дзайсан-толгой тоже корпит над надоевшими письмами, разбирается с послами мелких государств, решает простые вопросы. Кроме того, с аитой его связывает давняя детская дружба. Князь посвящен в сердечные тайны Зу-Л-Карнайна и вот уже два дня старается не попадаться ему на глаза, взвалив на себя львиную долю забот. Он хочет, чтобы император насладился хотя бы видимостью покоя со своей возлюбленной. Дзайсан-толгой, безусловно, молод, но достаточно прожил, чтобы правильно истолковать блаженное выражение на лице Зу, появившееся с позавчерашней ночи.
Он бы и теперь не беспокоил аиту, но дело не терпит отлагательств, и князь не вправе решить его сам.
– Входи, – приглашает его Зу-Л-Карнайн.
– Прости, Зу. Я думал, ты не один.
– Он на самом деле не один, – недовольно бурчит Агатияр. – Я еще занимаю немного места в этом мире.
– Прости и ты, Агатияр. Ты ведь знаешь, что я думал.
– Конечно, – отвечает визирь. – У вас, бездельников, только это на уме и есть.
Молодые люди улыбаются.
В присутствии посторонних такого разговора не могло бы состояться, потому что и Агатияр, и приближенные Зу-Л-Карнайна всячески стараются создать образ грозного и властного императора, с которым нельзя спорить и которого опасно раздражать непослушанием и нерасторопностью. Но наедине они опять становятся добрыми друзьями, которые не имеют друг от друга секретов, и это помогает им выжить.
– Что там у тебя? – спрашивает Агатияр.
– Прибыл посол от урмай-гохона Самаэля. Если не ошибаюсь, это тот варвар, который завоевал Сихем?
– Не ошибаешься, – бурчит визирь, косясь на императора.
Только не хватало, чтобы ополоумевший варвар объявил войну аите.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137