И вдруг меня что-то сильно схватило за руку и выдернуло из объятий этого невидимого спрута. Один рывок, сильный удар – Враг отступил на секунду, но этого хватило. Я успела...
– Ты поразила его?
– Да. Все силы, которые я до того тратила на сопротивление, я смогла вложить в свой бросок. Я даже почувствовала, как он откатился. И даже услышала что-то похожее на мерзкое шипение...
Каэ задыхалась. Ее руки быстро шарили по шелковому покрывалу. Тиермес успокаивающе взял ее ладонь в свои.
– У тебя теплые руки, – прошептала она.
Нингишзида и Тхагаледжа переглянулись.
– А кто это был? – раздался голос.
Все обернулись, только Каэ даже не подняла головы. Барнаба стоял у дверей, забытый всеми на это время.
– Кого ты имеешь в виду? – обратился к нему Арескои.
– Я спрашиваю, кто там в этой темноте был, что он помог нашей Каэ?
– Не знаю, – тихо-тихо сказала она. – Но наверное, тот, кто спас меня у йаш чан.
– Спасибо ему, – сказал Арескои.
– Спасибо, – повторил Траэтаона.
– Я найду его, чтобы отблагодарить, чего бы мне это ни стоило, – пообещал Тиермес.
Остальные только склонили головы в знак согласия. Каэ лежала с закрытыми глазами. Нос ее заострился, щеки запали. Она выглядела смертельно уставшей, но дух жизни уже прочно поселился в ее комнате.
– Будем дежурить по очереди, – предложил Жнец. – Люди и Барнаба пусть отдыхают, они сделали все, что смогли. Я посижу с ней первым, а потом меня сменит кто-нибудь из вас.
– Мы пока поищем наследника эльфов, – сказал Траэтаона. – Зови, если нужно.
Когда все удалились и помещение опустело, Тиермес сел у постели Богини Истины.
– Что тебе рассказать, милая? – спросил он.
Она не протестовала на этот раз против такого обращения.
– Что там с перстнем?
– Энгурра – это княжество, где хранился перстень с той войны, – выжжена и разгромлена. Все жители убиты. Остался только наследник эльфа Аэдоны. Он унес перстень с собой, а мы его прошляпили. Представь себе, едем в Энгурру – а на дороге двое путников отбиваются от каких-то кошмарных тварей. Ну, мы тварей уничтожили, а странников пугать не стали, решили, что с них и так достаточно впечатлений. Оказалось, это и был наследник со своим товарищем.
– А товарищ кто?
– Колоритная личность. Хозяин Лесного Огня. Правда, грозно звучит? А по виду и не скажешь – типичный альв. В шелковых панталонах по колено и шапочке набекрень, с пером разумеется. Такой забавный... Ну ничего. Арескои и Траэтаона, я думаю, быстро отыщут их, зная, кого искать. А когда ты поправишься, двинемся на Иману – разыскивать вторую часть талисмана. Если, конечно, еще чего-нибудь не случится. – Он помолчал, рассеянно поглаживая ее ладонь. – Я вот все думаю, кто же это был там, в твоем сне?
– Враг.
– Нет, я о том, у кого хватило сил тебя спасти. Кто это мог быть? Может, Барахой?
– Не похоже. Да и побоялся бы он...
– Неприятно говорить так, но ты, скорее всего, права. Страшно подумать, что я тебя не слышал.
– Меня никто не слышал.
– Но этот таинственный помощник!
Она только вздохнула. Тиермес внимательно вгляделся в крохотные морщинки, залегшие в углах прекрасного рта, прикусил губу, чтобы не выдать себя ни звуком. Выдохнул.
– О чем ты сейчас думаешь? – спросил он, когда был уверен, что его голос звучит, как всегда, спокойно.
Она молчала так долго, что Жнец решил, она заснула. И боялся пошевелиться, чтобы не потревожить ее. Но когда он все же наклонился поближе, чтобы посмотреть, как обстоят дела, то увидел, что глаза Каэтаны широко раскрыты и она смотрит в одну точку на потолке. Вдруг губы ее шевельнулись, и она ответила:
– О Бордонкае...
ЧАСТЬ 2
Город не сдавался вот уже третьи сутки, и урмай-гохон разгневался всерьез. В эти моменты, несчастливые для детей Ишбаала, все старались попрятаться, как паршивые крысы, по своим норам, дабы не встретиться с пылающим взглядом Несущего Смерть. Потому что взгляд этот сулил гибель скорую и неизбежную.
Кто виноват, что проклятые жители города так яростно его обороняют, а их гохоны не уступают в искусстве воевать подданным урмай-гохона? Может, даже и превосходят их в этом искусстве, но нет во всей огромной армии того безумца, которому так опротивела его жизнь, что он решился бы сказать об этом Несущему Смерть, возлюбленному сыну Ишбаала.
Мрачнее тучи сидит урмай-гохон в своем алом шатре, и с застывшими лицами стоят вокруг шатра его верные телохранители-багара. Им одним не грозит ярость повелителя, потому что их он ценит, им он доверяет и попросту казнить не станет. Но все же лучше стоять тихо и лишним движением не привлекать к себе внимание. Ибо ярость урмай-гохона страшнее молнии, которая не бьет дважды в одно место, и ужаснее голодного тигра, ибо тиф насыщается гораздо быстрее. Ярость урмай-гохона подобна кровожадному дракону, который сеет смерть ради смерти, и подобна она слепому урагану, который бушует в степи, снося все на своем пути... А еще подобна она сказочному зверю Хедамма, что охраняет вход в подземное царство, – и ни один смертный не может заглянуть в его пустые глазницы, ибо высосут они его душу; а тени мертвых через эти дыры и попадают в свой последний приют. Вот что такое ярость урмай-гохона.
Аруз был небольшим городом, по существу пограничной крепостью, которая стояла на северо-восточном рубеже Сихема. Полагалось считать, что дальше нет никаких цивилизованных поселений, а только равнины и леса, доходящие до верхних пределов хребта Онодонги. Там обитали полудикие варварские племена, поклоняющиеся животным и силам природы, они жили охотой и постоянно воевали между собой, но до границ Сихема никогда не доходили, испытывая перед своими западными соседями суеверный панический ужас.
Только самые смелые из них иногда подъезжали к стенам Аруза, предлагая торговый обмен. В торговле они смыслили ровно столько, сколько дети, и жители города всячески поощряли их, потому что за несколько железных наконечников для стрел или за грубо сработанный нож можно было получить две свежие оленьи туши или ворох драгоценных шкур. В крепости было всего два кузнеца, и оба процветали, сбывая дикарям неудавшиеся изделия. Но в большинстве своем варвары пользовались каменными и деревянными орудиями. У некоторых из них были кони, но они не знали ни седел, ни стремян, а вместо уздечек использовали грубые волосяные веревки. Не удивительно, что кони плохо слушались узды и были такими же дикими и непокорными, как и их хозяева. Словом, никто в Сихеме не считал варваров возможными противниками.
Их происхождение оставалось загадкой. Полагали, что они являлись ближайшими сородичами огнепоклонников-нинхурсагов, переселившихся в давние времена в Урукур. Высокие, одетые в шкуры, смуглые, длинноволосые. Лучшим украшением для воина были многочисленные ожерелья из зубов диких животных, а также поверженных врагов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137
– Ты поразила его?
– Да. Все силы, которые я до того тратила на сопротивление, я смогла вложить в свой бросок. Я даже почувствовала, как он откатился. И даже услышала что-то похожее на мерзкое шипение...
Каэ задыхалась. Ее руки быстро шарили по шелковому покрывалу. Тиермес успокаивающе взял ее ладонь в свои.
– У тебя теплые руки, – прошептала она.
Нингишзида и Тхагаледжа переглянулись.
– А кто это был? – раздался голос.
Все обернулись, только Каэ даже не подняла головы. Барнаба стоял у дверей, забытый всеми на это время.
– Кого ты имеешь в виду? – обратился к нему Арескои.
– Я спрашиваю, кто там в этой темноте был, что он помог нашей Каэ?
– Не знаю, – тихо-тихо сказала она. – Но наверное, тот, кто спас меня у йаш чан.
– Спасибо ему, – сказал Арескои.
– Спасибо, – повторил Траэтаона.
– Я найду его, чтобы отблагодарить, чего бы мне это ни стоило, – пообещал Тиермес.
Остальные только склонили головы в знак согласия. Каэ лежала с закрытыми глазами. Нос ее заострился, щеки запали. Она выглядела смертельно уставшей, но дух жизни уже прочно поселился в ее комнате.
– Будем дежурить по очереди, – предложил Жнец. – Люди и Барнаба пусть отдыхают, они сделали все, что смогли. Я посижу с ней первым, а потом меня сменит кто-нибудь из вас.
– Мы пока поищем наследника эльфов, – сказал Траэтаона. – Зови, если нужно.
Когда все удалились и помещение опустело, Тиермес сел у постели Богини Истины.
– Что тебе рассказать, милая? – спросил он.
Она не протестовала на этот раз против такого обращения.
– Что там с перстнем?
– Энгурра – это княжество, где хранился перстень с той войны, – выжжена и разгромлена. Все жители убиты. Остался только наследник эльфа Аэдоны. Он унес перстень с собой, а мы его прошляпили. Представь себе, едем в Энгурру – а на дороге двое путников отбиваются от каких-то кошмарных тварей. Ну, мы тварей уничтожили, а странников пугать не стали, решили, что с них и так достаточно впечатлений. Оказалось, это и был наследник со своим товарищем.
– А товарищ кто?
– Колоритная личность. Хозяин Лесного Огня. Правда, грозно звучит? А по виду и не скажешь – типичный альв. В шелковых панталонах по колено и шапочке набекрень, с пером разумеется. Такой забавный... Ну ничего. Арескои и Траэтаона, я думаю, быстро отыщут их, зная, кого искать. А когда ты поправишься, двинемся на Иману – разыскивать вторую часть талисмана. Если, конечно, еще чего-нибудь не случится. – Он помолчал, рассеянно поглаживая ее ладонь. – Я вот все думаю, кто же это был там, в твоем сне?
– Враг.
– Нет, я о том, у кого хватило сил тебя спасти. Кто это мог быть? Может, Барахой?
– Не похоже. Да и побоялся бы он...
– Неприятно говорить так, но ты, скорее всего, права. Страшно подумать, что я тебя не слышал.
– Меня никто не слышал.
– Но этот таинственный помощник!
Она только вздохнула. Тиермес внимательно вгляделся в крохотные морщинки, залегшие в углах прекрасного рта, прикусил губу, чтобы не выдать себя ни звуком. Выдохнул.
– О чем ты сейчас думаешь? – спросил он, когда был уверен, что его голос звучит, как всегда, спокойно.
Она молчала так долго, что Жнец решил, она заснула. И боялся пошевелиться, чтобы не потревожить ее. Но когда он все же наклонился поближе, чтобы посмотреть, как обстоят дела, то увидел, что глаза Каэтаны широко раскрыты и она смотрит в одну точку на потолке. Вдруг губы ее шевельнулись, и она ответила:
– О Бордонкае...
ЧАСТЬ 2
Город не сдавался вот уже третьи сутки, и урмай-гохон разгневался всерьез. В эти моменты, несчастливые для детей Ишбаала, все старались попрятаться, как паршивые крысы, по своим норам, дабы не встретиться с пылающим взглядом Несущего Смерть. Потому что взгляд этот сулил гибель скорую и неизбежную.
Кто виноват, что проклятые жители города так яростно его обороняют, а их гохоны не уступают в искусстве воевать подданным урмай-гохона? Может, даже и превосходят их в этом искусстве, но нет во всей огромной армии того безумца, которому так опротивела его жизнь, что он решился бы сказать об этом Несущему Смерть, возлюбленному сыну Ишбаала.
Мрачнее тучи сидит урмай-гохон в своем алом шатре, и с застывшими лицами стоят вокруг шатра его верные телохранители-багара. Им одним не грозит ярость повелителя, потому что их он ценит, им он доверяет и попросту казнить не станет. Но все же лучше стоять тихо и лишним движением не привлекать к себе внимание. Ибо ярость урмай-гохона страшнее молнии, которая не бьет дважды в одно место, и ужаснее голодного тигра, ибо тиф насыщается гораздо быстрее. Ярость урмай-гохона подобна кровожадному дракону, который сеет смерть ради смерти, и подобна она слепому урагану, который бушует в степи, снося все на своем пути... А еще подобна она сказочному зверю Хедамма, что охраняет вход в подземное царство, – и ни один смертный не может заглянуть в его пустые глазницы, ибо высосут они его душу; а тени мертвых через эти дыры и попадают в свой последний приют. Вот что такое ярость урмай-гохона.
Аруз был небольшим городом, по существу пограничной крепостью, которая стояла на северо-восточном рубеже Сихема. Полагалось считать, что дальше нет никаких цивилизованных поселений, а только равнины и леса, доходящие до верхних пределов хребта Онодонги. Там обитали полудикие варварские племена, поклоняющиеся животным и силам природы, они жили охотой и постоянно воевали между собой, но до границ Сихема никогда не доходили, испытывая перед своими западными соседями суеверный панический ужас.
Только самые смелые из них иногда подъезжали к стенам Аруза, предлагая торговый обмен. В торговле они смыслили ровно столько, сколько дети, и жители города всячески поощряли их, потому что за несколько железных наконечников для стрел или за грубо сработанный нож можно было получить две свежие оленьи туши или ворох драгоценных шкур. В крепости было всего два кузнеца, и оба процветали, сбывая дикарям неудавшиеся изделия. Но в большинстве своем варвары пользовались каменными и деревянными орудиями. У некоторых из них были кони, но они не знали ни седел, ни стремян, а вместо уздечек использовали грубые волосяные веревки. Не удивительно, что кони плохо слушались узды и были такими же дикими и непокорными, как и их хозяева. Словом, никто в Сихеме не считал варваров возможными противниками.
Их происхождение оставалось загадкой. Полагали, что они являлись ближайшими сородичами огнепоклонников-нинхурсагов, переселившихся в давние времена в Урукур. Высокие, одетые в шкуры, смуглые, длинноволосые. Лучшим украшением для воина были многочисленные ожерелья из зубов диких животных, а также поверженных врагов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137