Сангасой растерялся. Он не мог сообразить, к кому обращаться – к татхагатхе или к верховному жрецу. Богиня была еще выше по рангу, но о ней он и думать без трепета не смел. Наконец гонец уставился в пространство как раз над головой Каэтаны и отрапортовал, честно разглядывая лепные украшения:
– О великие, Декла убил своего старого слугу и сбежал.
– Свидетели были? – спросил Тхагаледжа.
– Да, семеро слуг и двое конюхов, а также привратник и повар, который как раз следовал на кухню. И три человека охраны. Мы всех доставили сюда. Они дожидаются в приемном покое, пока вы не изволите приказать, кто будет их допрашивать.
– Допросишь их ты, – обратилась Каэ к Нингишзиде. – А я рядом постою, послушаю, кто что думает.
Нингишзида, которому и полагалось бы уже привыкнуть к возможностям своей богини, шумно вздохнул – не привык еще...
В коридоре загалдели, заволновались.
– Это должен быть Барнаба. – Тхагаледжа узнал реакцию вельмож, толпящихся в приемном покое.
Только на цветастого пухлого толстяка так обращали внимание, так шумно обсуждали его внешность и манеру говорить и меняться каждые несколько секунд. Правда, в последние два дня Барнаба стал несколько спокойнее и громких сенсаций уже не вызывал.
– Что случилось? – спросил он, появляясь в комнате. – Меня так спешно изъяли из парка. А погода солнечная, красота.
– Беда случилась, – не стал деликатничать татхагатха. – Наш начальник тайной службы, по всей видимости, предатель.
– Действительно, беда.
– И еще, – добавила Каэ, помрачнев, – я думаю, что в окрестностях Салмакиды объявился мардагайл.
– А это уже слишком, – сказал Барнаба, бледнея. – Мардагайл у тебя в стране?
– У меня в стране, я смотрю, многое изменилось. Пора действовать, Барнаба.
– Это уже понятно. Я вот с монахами поговорил. Каэ, прошу тебя, пусть Нингишзида допросит тех, кто дожидается в приемной, а мы с тобой кое-что обсудим. Мне наши монахи подсказали одну интересную мысль. Все-таки одна голова хорошо, а четыре лучше...
– И думать не моги! – рявкнула Каэ.
– Я же в переносном смысле!
– И в переносном не думай.
– Хорошо, – подозрительно кротко сказал Барнаба.
Но, выходя из комнаты, шеей все-таки повертел так будто примерял на нее дополнительный предмет...
Да-Гуа, Ши-Гуа и Ма-Гуа устроились около любимого фонтана Каэ, в центре которого веселый дельфин летел на косо положенной глыбе прозрачного зеленого камня... Барнаба составил компанию золотисто-оранжевым плодам хурмы, страстным поклонником которой стал с того времени, как воплотился в человеческий облик. Сочные сладкие эти фрукты он истреблял в громадных количествах – и сейчас, похоже, интересовался ими больше, нежели предстоящей беседой. Сама Интагейя Сангасойя напряженно ждала, когда монахи наконец сообщат то, ради чего и звали ее.
Да-Гуа не без зависти смотрит, как Барнаба поглощает лакомство, и произносит:
– Мы подумали, ты не знаешь главного.
– И что нынче главное? – спрашивает она.
– Главное, что Древние боги не создавали этот мир и были здесь далеко не самыми первыми.
Каэтана в изумлении смотрит на монахов, затем на Время:
– Ты тоже это знал? Да что я спрашиваю? Конечно знал, ты же при этом присутствовал. И ты молчал!
– Я же говорил, – насупливается Барнаба, – что не знаю, о чем упоминать, о чем – нет. Кто его знает, что главное. Это уж когда они подсказали, я подумал: и впрямь в этом мире не все так, как рассказывают легенды.
– Давайте по порядку, – пробует Каэ собрать разлетающиеся мысли.
– Твой отец, Барахой, подобрал эту планету после того, как на ней разыгралась решающая битва. Подробностей этой битвы никто не знает, кроме Барнабы, – говорит Ши-Гуа.
– Я не помню, что было здесь, а что в другом мире, – слабо отбивается толстяк.
– О боги!!! – восклицает Каэ.
Ей становится страшно, и она дергает воротник своего драгоценного плаща, пытаясь ослабить его.
– До Древних богов этот мир успел и расцвести, и погибнуть, – продолжает Да-Гуа. – Те боги, которым поклонялось в начале времен племя йаш чан, ставшее предками твоих детей – сангасоев, и есть прежние хозяева Арнемвенда. Тогда, при них, не только этот континент, но и вся планета называлась Вард. Это уже при Барахое она получила новое название. Но и старое, как видишь, сохранилось.
– Понятно, – говорит Каэтана. – Дополнительные новости лучше выкладывайте сразу. А то порциями я, похоже, не выдержу. Значит, если я правильно поняла, отец занял место предыдущих богов так же, как Новые боги попытались сделать с нами.
– Именно так, Великая Богиня, – кивает Ма-Гуа.
– И где они теперь?
– Большинство из них умерло – боги часто исчезают, если лишаются той энергии, которая питает их. Люди перестали верить в старых богов, и их не стало. Некоторые существуют и по сей день, но они слабы и мало что значат в нынешней истории Арнемвенда.
– Ничего подобного, – возражает Каэ. – Так не бывает. Все имеет свое значение.
– Мудро, – соглашается Ши-Гуа.
– Мы об этом и хотели поговорить, – улыбается Да-Гуа.
Ма-Гуа молчит.
– Прежняя битва разыгралась на территории Сонандана, – неожиданно вставляет Барнаба, хрустя золотым плодом.
– Что? – вскрикивают все четверо.
– А что я такого сказал? – искренне интересуется Время.
– Ты сказал, что та битва была в Сонандане...
– Не помню. – Барнаба невинно смотрит в глаза Каэтане. – Но если я что-то сказал – значит, правда. Я ничего не путаю, я только не помню.
– Гениальная постановка вопроса. – Каэ бледнеет, краснеет, ломает пальцы. – Что скажете? – обращается она к монахам.
– Это было так давно, что не стоит делать поспешных выводов, не зная фактов, – тихо говорит Ма-Гуа.
– Ты должна немедленно встретиться с прежними богами, – говорит Ши-Гуа.
Да-Гуа молчит.
– Не волнуйся, я пойду с тобой, – весело говорит Барнаба.
– А, тогда я совершенно спокойна.
Каэтана смотрит на запад, где вздымаются горы Онодонги. Где-то там, в дремучих лесах, растущих на крутых склонах самой древней горной гряды этого мира, живет гордое племя йаш чан. Вернее, те остатки племени, что два тысячелетия тому назад не захотели прийти и поселиться в Сонандане, а остались верны своим божествам – Ан Дархан Тойону и Джесегей Тойону. Интагейя Сангасойя всегда думала, что эти боги – ровесники ее отца, а оказалось, что это у них Барахой в свое время отнял власть над миром.
И щемящее чувство вины перед этой планетой и людьми, ее населяющими, и огромное чувство ответственности непомерной тяжестью легли на хрупкие плечи богини. И она в который уже раз подумала, что быть человеком и отвечать только за себя – как же это прекрасно.
– Что бы ни случилось теперь в Сонандане, – говорит Да-Гуа, – как бы ни требовалось здесь твое присутствие, только разговор с прежними богами решит часть твоей проблемы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137
– О великие, Декла убил своего старого слугу и сбежал.
– Свидетели были? – спросил Тхагаледжа.
– Да, семеро слуг и двое конюхов, а также привратник и повар, который как раз следовал на кухню. И три человека охраны. Мы всех доставили сюда. Они дожидаются в приемном покое, пока вы не изволите приказать, кто будет их допрашивать.
– Допросишь их ты, – обратилась Каэ к Нингишзиде. – А я рядом постою, послушаю, кто что думает.
Нингишзида, которому и полагалось бы уже привыкнуть к возможностям своей богини, шумно вздохнул – не привык еще...
В коридоре загалдели, заволновались.
– Это должен быть Барнаба. – Тхагаледжа узнал реакцию вельмож, толпящихся в приемном покое.
Только на цветастого пухлого толстяка так обращали внимание, так шумно обсуждали его внешность и манеру говорить и меняться каждые несколько секунд. Правда, в последние два дня Барнаба стал несколько спокойнее и громких сенсаций уже не вызывал.
– Что случилось? – спросил он, появляясь в комнате. – Меня так спешно изъяли из парка. А погода солнечная, красота.
– Беда случилась, – не стал деликатничать татхагатха. – Наш начальник тайной службы, по всей видимости, предатель.
– Действительно, беда.
– И еще, – добавила Каэ, помрачнев, – я думаю, что в окрестностях Салмакиды объявился мардагайл.
– А это уже слишком, – сказал Барнаба, бледнея. – Мардагайл у тебя в стране?
– У меня в стране, я смотрю, многое изменилось. Пора действовать, Барнаба.
– Это уже понятно. Я вот с монахами поговорил. Каэ, прошу тебя, пусть Нингишзида допросит тех, кто дожидается в приемной, а мы с тобой кое-что обсудим. Мне наши монахи подсказали одну интересную мысль. Все-таки одна голова хорошо, а четыре лучше...
– И думать не моги! – рявкнула Каэ.
– Я же в переносном смысле!
– И в переносном не думай.
– Хорошо, – подозрительно кротко сказал Барнаба.
Но, выходя из комнаты, шеей все-таки повертел так будто примерял на нее дополнительный предмет...
Да-Гуа, Ши-Гуа и Ма-Гуа устроились около любимого фонтана Каэ, в центре которого веселый дельфин летел на косо положенной глыбе прозрачного зеленого камня... Барнаба составил компанию золотисто-оранжевым плодам хурмы, страстным поклонником которой стал с того времени, как воплотился в человеческий облик. Сочные сладкие эти фрукты он истреблял в громадных количествах – и сейчас, похоже, интересовался ими больше, нежели предстоящей беседой. Сама Интагейя Сангасойя напряженно ждала, когда монахи наконец сообщат то, ради чего и звали ее.
Да-Гуа не без зависти смотрит, как Барнаба поглощает лакомство, и произносит:
– Мы подумали, ты не знаешь главного.
– И что нынче главное? – спрашивает она.
– Главное, что Древние боги не создавали этот мир и были здесь далеко не самыми первыми.
Каэтана в изумлении смотрит на монахов, затем на Время:
– Ты тоже это знал? Да что я спрашиваю? Конечно знал, ты же при этом присутствовал. И ты молчал!
– Я же говорил, – насупливается Барнаба, – что не знаю, о чем упоминать, о чем – нет. Кто его знает, что главное. Это уж когда они подсказали, я подумал: и впрямь в этом мире не все так, как рассказывают легенды.
– Давайте по порядку, – пробует Каэ собрать разлетающиеся мысли.
– Твой отец, Барахой, подобрал эту планету после того, как на ней разыгралась решающая битва. Подробностей этой битвы никто не знает, кроме Барнабы, – говорит Ши-Гуа.
– Я не помню, что было здесь, а что в другом мире, – слабо отбивается толстяк.
– О боги!!! – восклицает Каэ.
Ей становится страшно, и она дергает воротник своего драгоценного плаща, пытаясь ослабить его.
– До Древних богов этот мир успел и расцвести, и погибнуть, – продолжает Да-Гуа. – Те боги, которым поклонялось в начале времен племя йаш чан, ставшее предками твоих детей – сангасоев, и есть прежние хозяева Арнемвенда. Тогда, при них, не только этот континент, но и вся планета называлась Вард. Это уже при Барахое она получила новое название. Но и старое, как видишь, сохранилось.
– Понятно, – говорит Каэтана. – Дополнительные новости лучше выкладывайте сразу. А то порциями я, похоже, не выдержу. Значит, если я правильно поняла, отец занял место предыдущих богов так же, как Новые боги попытались сделать с нами.
– Именно так, Великая Богиня, – кивает Ма-Гуа.
– И где они теперь?
– Большинство из них умерло – боги часто исчезают, если лишаются той энергии, которая питает их. Люди перестали верить в старых богов, и их не стало. Некоторые существуют и по сей день, но они слабы и мало что значат в нынешней истории Арнемвенда.
– Ничего подобного, – возражает Каэ. – Так не бывает. Все имеет свое значение.
– Мудро, – соглашается Ши-Гуа.
– Мы об этом и хотели поговорить, – улыбается Да-Гуа.
Ма-Гуа молчит.
– Прежняя битва разыгралась на территории Сонандана, – неожиданно вставляет Барнаба, хрустя золотым плодом.
– Что? – вскрикивают все четверо.
– А что я такого сказал? – искренне интересуется Время.
– Ты сказал, что та битва была в Сонандане...
– Не помню. – Барнаба невинно смотрит в глаза Каэтане. – Но если я что-то сказал – значит, правда. Я ничего не путаю, я только не помню.
– Гениальная постановка вопроса. – Каэ бледнеет, краснеет, ломает пальцы. – Что скажете? – обращается она к монахам.
– Это было так давно, что не стоит делать поспешных выводов, не зная фактов, – тихо говорит Ма-Гуа.
– Ты должна немедленно встретиться с прежними богами, – говорит Ши-Гуа.
Да-Гуа молчит.
– Не волнуйся, я пойду с тобой, – весело говорит Барнаба.
– А, тогда я совершенно спокойна.
Каэтана смотрит на запад, где вздымаются горы Онодонги. Где-то там, в дремучих лесах, растущих на крутых склонах самой древней горной гряды этого мира, живет гордое племя йаш чан. Вернее, те остатки племени, что два тысячелетия тому назад не захотели прийти и поселиться в Сонандане, а остались верны своим божествам – Ан Дархан Тойону и Джесегей Тойону. Интагейя Сангасойя всегда думала, что эти боги – ровесники ее отца, а оказалось, что это у них Барахой в свое время отнял власть над миром.
И щемящее чувство вины перед этой планетой и людьми, ее населяющими, и огромное чувство ответственности непомерной тяжестью легли на хрупкие плечи богини. И она в который уже раз подумала, что быть человеком и отвечать только за себя – как же это прекрасно.
– Что бы ни случилось теперь в Сонандане, – говорит Да-Гуа, – как бы ни требовалось здесь твое присутствие, только разговор с прежними богами решит часть твоей проблемы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137