Меня нет как единого целого. Я вся состою из частей и, кажется, всегда буду из них состоять. Там, внутри, я – разбитое зеркало, и моя работа в виртуальности – это какое-то вечное пятно. Искусство сохраняется веками, но и жизнь теперь отнюдь не короткая. – Майа закрыла лицо руками.
– Ты хороший друг, Майа. У меня мало настоящих друзей, но ты мой истинный друг. И годы здесь ничего не значат, что бы ты ни думала. То есть значат, конечно, но иначе. Не грусти, пожалуйста. – Бенедетта принялась шарить в карманах жакета. – Я привезла тебе подарок из Болоньи. Чтобы мы смогли отпраздновать. Потому что теперь мы и в самом деле сестры.
Майа поглядела на нее:
– Мне подарок?
Бенедетта по-прежнему рылась в карманах. И наконец достала оттуда очки с присосками. Майа изумленно уставилась на нее:
– У них такой вид – я бы не хотела иметь с ними дело.
– Ты знаешь, что такое цереброспинальное переливание?
– К сожалению, знаю.
– Возьми их, пожалуйста, Майа. Позволь приложить их к твоей голове.
– Бенедетта, прошу тебя, не делай этого. Тебе известно, что я немолодая. Это может мне повредить.
– Конечно, это болезненно и небезопасно. Мне понадобился год, чтобы это приготовить. Но я постоянно чувствовала, что я на верном пути, я приложила эту штуку к моей голове. И она высосала из меня соки, а потом наполнила меня. Я подумала, что когда-нибудь, позже, смогу ею воспользоваться, если память будет мне изменять. А теперь я хочу, чтобы ты их взяла. Тебе нужно знать, кто я такая.
Майа вздохнула:
– Жизнь – это риск. – Она сняла свой парик.
Очки проскользнули по ее черепу. Прикосновение оказалось болезненным, но это было как раз хорошо, чтобы хорошенько прочувствовать. Жидкость просочилась, и Майа сразу стала спокойна, проницательна и разумна.
Майа почувствовала, что в нее влился рассудок другой женщины. Мысли не ее. Но ее жизнь. Непостижимое обаяние человеческого «я». Одиночество и легкая печаль от сознания собственной силы. Солнечная сторона прямолинейного, твердого юношеского самообладания. Неуловимый отблеск другой души.
Она закрыла глаза. Это было глубинное ощущение. Глубокий постчеловеческий экстаз. Сознание, прокравшееся в ее мозг, словно тень иного мира. А затем серое вещество стало медленно поглощать эту другую душу. Жадно всасывать ее миллионами крохотных пор.
Когда она очнулась, очков не было. Майа лежала, распластавшись на полу, а Бенедетта аккуратно обтирала ее лицо влажным полотенцем.
– Ты можешь говорить? – спросила Бенедетта.
Она попыталась открыть рот и зашевелила языком:
– Да, мне кажется.
– Ты знаешь, кто ты? – Голос Бенедетты был встревоженный. – Скажи мне.
– Это был истинный рай, – ответила Майа. – Ангелы снизошли. Тебе нужно держать это в каком-нибудь тайном месте. Не позволяй никому дотрагиваться. Это будет слишком жутко, слишком страшно, если к ним кто-нибудь прикоснется.
Бенедетта обняла ее.
– Прости меня, дорогая. Я знаю, как с ними обращаться. Я знаю, как они действуют. Я даже знаю, как мне надо было их тебе дать. Но не знаю, как мне самой уберечься от того, что я знаю.
Прошло три недели. Настала весна, Прага расцвела. Майа по-прежнему работала с Новаком, но все стало совсем иным. Теперь он относился к ней как к своей помощнице, а не как к сказочной принцессе или слабому эльфу. Милена почувствовала, куда подул ветер и какие проблемы могут возникнуть. Милена ненавидела полицейских ищеек, но ее жизнь крайне осложнилась, потому что беспорядок и перемены в старинном семейном укладе Новаков Милена ненавидела еще больше, чем полицейских.
Майа отправилась поездом в Милан и сделала там невыразительные снимки нескольких невыразительных помощников Виетти. Поскольку это была деловая поездка, она не успела осмотреть город и ознакомилась лишь с малой частью империи Виетти. А сам Виетти не потрудился ее сопровождать: великий человек находился в Гштааде и варил там своих крабов.
Результаты съемок были одновременно и хороши и ужасны, фотографии получились какими-то слишком глянцевыми. За время этих съемок она сумела кое-чему научиться, но возненавидела свои работы. Тем не менее она подумала, что фотография вообще требует умения. Люди подняли слишком много шума по поводу фотографий Новака. Фото распространялись по Сети и были, пожалуй, слишком прекрасны, а также слишком, слишком правдивы. Ей показалось, что люди не будут возражать, если она станет чуть навязчивее. Еще одна глупая модель, еще одна съемка высокой моды. И кроме того, ей нужны были деньги.
Майа уговорила Бенедетту приехать в Милан и привезти ей денег. Сама Бенедетта не распоряжалась финансами, но знала людей, которые были знакомы с людьми, распоряжавшимися деньгами. Бенедетта купила ей изготовленное в Милане фуросики. Это был очень красивый и полезный подарок. Она также преподнесла Майе большой индонезийский сетевой сервер, который тоже оказался и красивым и полезным. Майа вернулась в Прагу, в квартиру актрисы, с повязанным на шее фуросики и сервером в прочной упаковке.
Вместе с сервером было руководство по установке на убогом английском. Майа загрузила сервер, однако он не заработал, она перезагрузила его – и снова неудача. Потом накормила хозяйских кошек. А затем проверила все контакты, опять загрузила сервер, он рухнул снова. Тогда она выпила кофе, чтобы немного успокоиться. Она опять загрузила сервер, добилась частичной функциональности, исследовала кристалл процессора на предмет внутренних конфликтов и устранила три незначительные, но достаточно противные помехи. Система рухнула. Она запустила диагностический тест, вычистила ряд буферов. После этого сервер, кажется, заработал. И наконец она подключила его к Сети. Сервер сразу зазвонил. Это был голосовой вызов от Терезы.
– Как ты выяснила, что я в Сети? – спросила Майа.
– У меня есть свои способы, – ответила Тереза. – Тебя действительно выгнали из «Головы» за убийство полицейской собаки?
– Говорят, слухами земля полнится. Нет, это не я. Клянусь тебе, это кто-то другой.
– Если сейчас слова доходят медленнее, чем скорость света, значит, так и должно быть, – сказала Тереза. – А я сейчас вся слух и внимание. Потому что хочу попросить тебя об одной важной услуге.
– Услуга?
– Да, услуга, если ты будешь осторожна.
– Тереза, у меня сейчас столько своих проблем, думаю, не смогу тебе помочь. А что, собственно, тебе нужно?
– Мне нужна хорошая комната в Праге, – серьезно сказала Тереза. – Хорошая комната с удобной кроватью. Не номер в отеле, потому что они все записывают. И машина, но чья-нибудь личная машина. Не взятая напрокат, потому что их тоже регистрируют и хранят записи. Комната мне понадобится на одну ночь, а машина на два дня. И наконец, никто не должен задавать мне вопросов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
– Ты хороший друг, Майа. У меня мало настоящих друзей, но ты мой истинный друг. И годы здесь ничего не значат, что бы ты ни думала. То есть значат, конечно, но иначе. Не грусти, пожалуйста. – Бенедетта принялась шарить в карманах жакета. – Я привезла тебе подарок из Болоньи. Чтобы мы смогли отпраздновать. Потому что теперь мы и в самом деле сестры.
Майа поглядела на нее:
– Мне подарок?
Бенедетта по-прежнему рылась в карманах. И наконец достала оттуда очки с присосками. Майа изумленно уставилась на нее:
– У них такой вид – я бы не хотела иметь с ними дело.
– Ты знаешь, что такое цереброспинальное переливание?
– К сожалению, знаю.
– Возьми их, пожалуйста, Майа. Позволь приложить их к твоей голове.
– Бенедетта, прошу тебя, не делай этого. Тебе известно, что я немолодая. Это может мне повредить.
– Конечно, это болезненно и небезопасно. Мне понадобился год, чтобы это приготовить. Но я постоянно чувствовала, что я на верном пути, я приложила эту штуку к моей голове. И она высосала из меня соки, а потом наполнила меня. Я подумала, что когда-нибудь, позже, смогу ею воспользоваться, если память будет мне изменять. А теперь я хочу, чтобы ты их взяла. Тебе нужно знать, кто я такая.
Майа вздохнула:
– Жизнь – это риск. – Она сняла свой парик.
Очки проскользнули по ее черепу. Прикосновение оказалось болезненным, но это было как раз хорошо, чтобы хорошенько прочувствовать. Жидкость просочилась, и Майа сразу стала спокойна, проницательна и разумна.
Майа почувствовала, что в нее влился рассудок другой женщины. Мысли не ее. Но ее жизнь. Непостижимое обаяние человеческого «я». Одиночество и легкая печаль от сознания собственной силы. Солнечная сторона прямолинейного, твердого юношеского самообладания. Неуловимый отблеск другой души.
Она закрыла глаза. Это было глубинное ощущение. Глубокий постчеловеческий экстаз. Сознание, прокравшееся в ее мозг, словно тень иного мира. А затем серое вещество стало медленно поглощать эту другую душу. Жадно всасывать ее миллионами крохотных пор.
Когда она очнулась, очков не было. Майа лежала, распластавшись на полу, а Бенедетта аккуратно обтирала ее лицо влажным полотенцем.
– Ты можешь говорить? – спросила Бенедетта.
Она попыталась открыть рот и зашевелила языком:
– Да, мне кажется.
– Ты знаешь, кто ты? – Голос Бенедетты был встревоженный. – Скажи мне.
– Это был истинный рай, – ответила Майа. – Ангелы снизошли. Тебе нужно держать это в каком-нибудь тайном месте. Не позволяй никому дотрагиваться. Это будет слишком жутко, слишком страшно, если к ним кто-нибудь прикоснется.
Бенедетта обняла ее.
– Прости меня, дорогая. Я знаю, как с ними обращаться. Я знаю, как они действуют. Я даже знаю, как мне надо было их тебе дать. Но не знаю, как мне самой уберечься от того, что я знаю.
Прошло три недели. Настала весна, Прага расцвела. Майа по-прежнему работала с Новаком, но все стало совсем иным. Теперь он относился к ней как к своей помощнице, а не как к сказочной принцессе или слабому эльфу. Милена почувствовала, куда подул ветер и какие проблемы могут возникнуть. Милена ненавидела полицейских ищеек, но ее жизнь крайне осложнилась, потому что беспорядок и перемены в старинном семейном укладе Новаков Милена ненавидела еще больше, чем полицейских.
Майа отправилась поездом в Милан и сделала там невыразительные снимки нескольких невыразительных помощников Виетти. Поскольку это была деловая поездка, она не успела осмотреть город и ознакомилась лишь с малой частью империи Виетти. А сам Виетти не потрудился ее сопровождать: великий человек находился в Гштааде и варил там своих крабов.
Результаты съемок были одновременно и хороши и ужасны, фотографии получились какими-то слишком глянцевыми. За время этих съемок она сумела кое-чему научиться, но возненавидела свои работы. Тем не менее она подумала, что фотография вообще требует умения. Люди подняли слишком много шума по поводу фотографий Новака. Фото распространялись по Сети и были, пожалуй, слишком прекрасны, а также слишком, слишком правдивы. Ей показалось, что люди не будут возражать, если она станет чуть навязчивее. Еще одна глупая модель, еще одна съемка высокой моды. И кроме того, ей нужны были деньги.
Майа уговорила Бенедетту приехать в Милан и привезти ей денег. Сама Бенедетта не распоряжалась финансами, но знала людей, которые были знакомы с людьми, распоряжавшимися деньгами. Бенедетта купила ей изготовленное в Милане фуросики. Это был очень красивый и полезный подарок. Она также преподнесла Майе большой индонезийский сетевой сервер, который тоже оказался и красивым и полезным. Майа вернулась в Прагу, в квартиру актрисы, с повязанным на шее фуросики и сервером в прочной упаковке.
Вместе с сервером было руководство по установке на убогом английском. Майа загрузила сервер, однако он не заработал, она перезагрузила его – и снова неудача. Потом накормила хозяйских кошек. А затем проверила все контакты, опять загрузила сервер, он рухнул снова. Тогда она выпила кофе, чтобы немного успокоиться. Она опять загрузила сервер, добилась частичной функциональности, исследовала кристалл процессора на предмет внутренних конфликтов и устранила три незначительные, но достаточно противные помехи. Система рухнула. Она запустила диагностический тест, вычистила ряд буферов. После этого сервер, кажется, заработал. И наконец она подключила его к Сети. Сервер сразу зазвонил. Это был голосовой вызов от Терезы.
– Как ты выяснила, что я в Сети? – спросила Майа.
– У меня есть свои способы, – ответила Тереза. – Тебя действительно выгнали из «Головы» за убийство полицейской собаки?
– Говорят, слухами земля полнится. Нет, это не я. Клянусь тебе, это кто-то другой.
– Если сейчас слова доходят медленнее, чем скорость света, значит, так и должно быть, – сказала Тереза. – А я сейчас вся слух и внимание. Потому что хочу попросить тебя об одной важной услуге.
– Услуга?
– Да, услуга, если ты будешь осторожна.
– Тереза, у меня сейчас столько своих проблем, думаю, не смогу тебе помочь. А что, собственно, тебе нужно?
– Мне нужна хорошая комната в Праге, – серьезно сказала Тереза. – Хорошая комната с удобной кроватью. Не номер в отеле, потому что они все записывают. И машина, но чья-нибудь личная машина. Не взятая напрокат, потому что их тоже регистрируют и хранят записи. Комната мне понадобится на одну ночь, а машина на два дня. И наконец, никто не должен задавать мне вопросов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100