Когда Ольга сослалась на недостаточный объем материала, первый секретарь внимательно посмотрел на нее и твердо сказал: «А у меня впечатление, что и тех хорошо известных сведений, которые скопились у вас, хватит на целый десяток газетных номеров. Не хочу на тебя давить, товарищ Стайку, слишком уважаю твою честность и принципиальность, но было бы хорошо, если бы анкета появилась в газете еще до моего возвращения. С комментариями редакции или без. Давайте дадим слово рабочим, мастерам, инженерам — пусть выскажутся о ситуации, сложившейся на заводе, и о возможных путях ее исправления».
Догару проводил ее до дверей кабинета и вдруг тепло, с сочувствием сказал: «Знаю, тебе очень тяжело, Ольга. Ты, видно, как и я, из породы однолюбов. А однолюбы должны уметь противостоять любым трудностям, даже отчаянию». Она не нашлась что ответить, молча протянула руку. Он по-отечески погладил ее растрепавшиеся волосы и, будто они ни о чем другом не говорили, посоветовал: «А знаешь, сходи-ка ты сегодня к парикмахеру. Пусть все недоброжелатели лопнут от зависти». Ольга с большим трудом сдержалась, чтобы не ткнуться лицом в его широкую грудь и не разрыдаться. Почувствовал первый секретарь это или нет, но он легонько подтолкнул ее к порогу...
Вернувшись в редакцию, она обнаружила у себя на столе материалы анкеты. «Ну что ж, чему быть, того не миновать»,— решила она и вот уже битых два часа изучала страничку за страничкой. «Да, откладывать больше нельзя. Бедный Павел, что его ожидает теперь? Делать нечего, я не имею права держать это под сукном. Но чего-то тут все же не хватает...» Конечно, факты были неумолимы. Каждый в отдельности; а все вместе... Не было в этой анкете цельности. Она посидела в раздумье, потом позвонила Штефану. Он уехал. Тогда она позвонила «домой». Ответила доамна Испас:
— Это ты, Оленька? Тебе нужен Дан? А он с раннего утра на заводе. Ищи его там. Хочешь, я сама позвоню?
Ольга поблагодарила. Пока набирала номер «белого дома», подумала: «Бедная доамна Испас. С какой радостью была бы я ей дочкой или племянницей, но она видит во мне только свою будущую невестку. Не может старушка понять, что мы с Даном просто друзья. Что поделаешь, если сердце мое плачет по другому? По тому, кто меня так гнусно растоптал. Я и ненавидеть его не могу, и забыть не могу».
Дан сразу согласился:
— Да, конечно! Как же не помочь нашей прессе? Сейчас могу выкроить часок. Жди меня в редакции. Но с условием: горячий крепкий кофе и сигареты.
Усевшись в кресло с чашкой обжигающего кофе, Дан испытующе посмотрел на Ольгу, пытаясь понять, что за беда у нее приключилась. Ольга, не говоря ни слова, протянула ему папку. Пока Дан читал, она отвечала на телефонные звонки, давала какие-то указания, просматривала принесенные заметки, без колебаний отправляя некоторые из них прямо в корзину. И когда он отложил последнюю страницу, в свою очередь посмотрела на него испытующе.
— По-моему, все изложено точно и объективно. Ты в чем-нибудь сомневаешься?
Ольга отрицательно покачала головой. Дан долго смотрел в окно, потом зашагал по кабинету, цепляясь за штабеля газетных подшивок. Остановившись рядом с ней, спросил:
— Скажи честно, Ольга, зачем ты меня позвала? Ты опытная журналистка и лучше меня знаешь, что надо делать. Совет мой — пустой звук. Есть тут, правда, еще один аспект, деликатный: ты любишь Павла и тебе больно собственными руками готовить ему удар. Ты должна прямо сказать об этом Догару... Но постой, он же в отъезде. Да, в самом деле, ситуация сложная, и не знаю, право, что тебе посоветовать. Может, позвонить в Бухарест, в отдел печати?
Ольга печально смотрела на него.
— Нет, Дан, ты ошибаешься. Хотя мне и вправду очень больно, я этого и не скрываю, с некоторого времени у меня такое ощущение, словно я лежу на операционном столе, а какие-то чудовища готовят меня к кошмарному эксперименту. Ты не можешь не знать, что означал для меня Павел. Я не могу без него, Дан. Со всем его упрямством, уживающимся с деликатностью и тонкостью, о которых ведомо лишь мне одной. Все вы видите в нем только выскочку и карьериста, но известно ли тебе, что Павел в действительности просто закомплексованный человек? Один из тех, что поднялись на гребне событий. Но там, на высоте, нужно поддерживать баланс, а для этого у него не хватает ни знаний, ни опыта. Он даже самому себе
~ не признавался в этом, гордость не позволяла, но меня-то провести не мог: я слишком хорошо его знала.
— Скажи, пожалуйста, Ольга, ты боишься?
— А это на меня похоже?
— Да нет. Просто события — из ряда вон... Веришь не веришь, а у меня самого сердце словно в тисках. Но ты по-настоящему его любишь, Ольга?
— Да, очень люблю,— задумчиво ответила она.— Несмотря на то, что он мне сделал и что он творит на заводе, все равно люблю.
— В этом твоя проблема?
— Да нет,— улыбнулась Ольга,— не для исповеди и не для сочувствия я тебя позвала. Свой долг я выполню до конца. Чего бы это ни стоило мне, даже если после этого мы с Павлом навсегда станем врагами. Но я о другом хочу спросить: что ты думаешь об этих материалах?
— Я уже сказал.
— Но почему же тогда меня преследует мысль, что здесь чего-то недостает? И не могу понять — чего именно.
Дан нахмурился.
— Поясни, пожалуйста.
— Понимаешь,— с готовностью начала Ольга,— газета ведь не просто отчет о событиях и не информационный листок. Газета — это трибуна, где обсуждаются проблемы большой значимости. Мы обязаны встряхнуть людей! Одним словом, взрывчатого вещества в этой папке достаточно, а вот искры не хватает.
— Ну что я могу сказать. Если бы это была научная статья или исследование... Но кое-что я, кажется, начинаю понимать: тебе не хватает базовой идеи, направляющей мысли. В этом-то я смогу, пожалуй, помочь... Вот тебе мой совет: поговори с главным инженером.
Ольга на мгновение усомнилась:
— С Овидиу Настой? Тем, кто столько лет твердит: «Я не вмешиваюсь, я только исполнитель, я ничего не решаю!»? А впрочем, ведь это он помог вам тогда в деле с трансформаторами?
— Он самый. Вот уже много лет он воюет с Павлом, поддерживает ценные инициативы молодежи, техническое творчество. Только делает это иначе, чем делал Пэкурару. Знаешь, он ведь беспартийный, но у него ясный и острый ум, опыт, кроме того, он отличается исключительной честностью и сознательностью. С ним ты можешь говорить в открытую. Насколько мне известно, его не раз приглашали в уездный комитет, Штефан и даже первый секретарь часто советуются с ним. И с пользой для себя.
Она онемела от удивления, когда, разыскав по телефону главного инженера Овидиу Насту, услышала в ответ:
— Давненько я жду вашего звонка, товарищ Стайку!
— Так уж и давненько, товарищ главный инженер?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
Догару проводил ее до дверей кабинета и вдруг тепло, с сочувствием сказал: «Знаю, тебе очень тяжело, Ольга. Ты, видно, как и я, из породы однолюбов. А однолюбы должны уметь противостоять любым трудностям, даже отчаянию». Она не нашлась что ответить, молча протянула руку. Он по-отечески погладил ее растрепавшиеся волосы и, будто они ни о чем другом не говорили, посоветовал: «А знаешь, сходи-ка ты сегодня к парикмахеру. Пусть все недоброжелатели лопнут от зависти». Ольга с большим трудом сдержалась, чтобы не ткнуться лицом в его широкую грудь и не разрыдаться. Почувствовал первый секретарь это или нет, но он легонько подтолкнул ее к порогу...
Вернувшись в редакцию, она обнаружила у себя на столе материалы анкеты. «Ну что ж, чему быть, того не миновать»,— решила она и вот уже битых два часа изучала страничку за страничкой. «Да, откладывать больше нельзя. Бедный Павел, что его ожидает теперь? Делать нечего, я не имею права держать это под сукном. Но чего-то тут все же не хватает...» Конечно, факты были неумолимы. Каждый в отдельности; а все вместе... Не было в этой анкете цельности. Она посидела в раздумье, потом позвонила Штефану. Он уехал. Тогда она позвонила «домой». Ответила доамна Испас:
— Это ты, Оленька? Тебе нужен Дан? А он с раннего утра на заводе. Ищи его там. Хочешь, я сама позвоню?
Ольга поблагодарила. Пока набирала номер «белого дома», подумала: «Бедная доамна Испас. С какой радостью была бы я ей дочкой или племянницей, но она видит во мне только свою будущую невестку. Не может старушка понять, что мы с Даном просто друзья. Что поделаешь, если сердце мое плачет по другому? По тому, кто меня так гнусно растоптал. Я и ненавидеть его не могу, и забыть не могу».
Дан сразу согласился:
— Да, конечно! Как же не помочь нашей прессе? Сейчас могу выкроить часок. Жди меня в редакции. Но с условием: горячий крепкий кофе и сигареты.
Усевшись в кресло с чашкой обжигающего кофе, Дан испытующе посмотрел на Ольгу, пытаясь понять, что за беда у нее приключилась. Ольга, не говоря ни слова, протянула ему папку. Пока Дан читал, она отвечала на телефонные звонки, давала какие-то указания, просматривала принесенные заметки, без колебаний отправляя некоторые из них прямо в корзину. И когда он отложил последнюю страницу, в свою очередь посмотрела на него испытующе.
— По-моему, все изложено точно и объективно. Ты в чем-нибудь сомневаешься?
Ольга отрицательно покачала головой. Дан долго смотрел в окно, потом зашагал по кабинету, цепляясь за штабеля газетных подшивок. Остановившись рядом с ней, спросил:
— Скажи честно, Ольга, зачем ты меня позвала? Ты опытная журналистка и лучше меня знаешь, что надо делать. Совет мой — пустой звук. Есть тут, правда, еще один аспект, деликатный: ты любишь Павла и тебе больно собственными руками готовить ему удар. Ты должна прямо сказать об этом Догару... Но постой, он же в отъезде. Да, в самом деле, ситуация сложная, и не знаю, право, что тебе посоветовать. Может, позвонить в Бухарест, в отдел печати?
Ольга печально смотрела на него.
— Нет, Дан, ты ошибаешься. Хотя мне и вправду очень больно, я этого и не скрываю, с некоторого времени у меня такое ощущение, словно я лежу на операционном столе, а какие-то чудовища готовят меня к кошмарному эксперименту. Ты не можешь не знать, что означал для меня Павел. Я не могу без него, Дан. Со всем его упрямством, уживающимся с деликатностью и тонкостью, о которых ведомо лишь мне одной. Все вы видите в нем только выскочку и карьериста, но известно ли тебе, что Павел в действительности просто закомплексованный человек? Один из тех, что поднялись на гребне событий. Но там, на высоте, нужно поддерживать баланс, а для этого у него не хватает ни знаний, ни опыта. Он даже самому себе
~ не признавался в этом, гордость не позволяла, но меня-то провести не мог: я слишком хорошо его знала.
— Скажи, пожалуйста, Ольга, ты боишься?
— А это на меня похоже?
— Да нет. Просто события — из ряда вон... Веришь не веришь, а у меня самого сердце словно в тисках. Но ты по-настоящему его любишь, Ольга?
— Да, очень люблю,— задумчиво ответила она.— Несмотря на то, что он мне сделал и что он творит на заводе, все равно люблю.
— В этом твоя проблема?
— Да нет,— улыбнулась Ольга,— не для исповеди и не для сочувствия я тебя позвала. Свой долг я выполню до конца. Чего бы это ни стоило мне, даже если после этого мы с Павлом навсегда станем врагами. Но я о другом хочу спросить: что ты думаешь об этих материалах?
— Я уже сказал.
— Но почему же тогда меня преследует мысль, что здесь чего-то недостает? И не могу понять — чего именно.
Дан нахмурился.
— Поясни, пожалуйста.
— Понимаешь,— с готовностью начала Ольга,— газета ведь не просто отчет о событиях и не информационный листок. Газета — это трибуна, где обсуждаются проблемы большой значимости. Мы обязаны встряхнуть людей! Одним словом, взрывчатого вещества в этой папке достаточно, а вот искры не хватает.
— Ну что я могу сказать. Если бы это была научная статья или исследование... Но кое-что я, кажется, начинаю понимать: тебе не хватает базовой идеи, направляющей мысли. В этом-то я смогу, пожалуй, помочь... Вот тебе мой совет: поговори с главным инженером.
Ольга на мгновение усомнилась:
— С Овидиу Настой? Тем, кто столько лет твердит: «Я не вмешиваюсь, я только исполнитель, я ничего не решаю!»? А впрочем, ведь это он помог вам тогда в деле с трансформаторами?
— Он самый. Вот уже много лет он воюет с Павлом, поддерживает ценные инициативы молодежи, техническое творчество. Только делает это иначе, чем делал Пэкурару. Знаешь, он ведь беспартийный, но у него ясный и острый ум, опыт, кроме того, он отличается исключительной честностью и сознательностью. С ним ты можешь говорить в открытую. Насколько мне известно, его не раз приглашали в уездный комитет, Штефан и даже первый секретарь часто советуются с ним. И с пользой для себя.
Она онемела от удивления, когда, разыскав по телефону главного инженера Овидиу Насту, услышала в ответ:
— Давненько я жду вашего звонка, товарищ Стайку!
— Так уж и давненько, товарищ главный инженер?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103