— А ты не в курсе дела?
— В детали я решил не влезать, а то еще скажут, что оказываю давление. Все-таки наш человек, с «Энергии», а заводом руковожу я, и за все несу личную ответственность тоже я.
— Верно! Но о причинах-то хотя бы догадываешься?
— Дошли кое-какие слухи. Но я не из тех, кто верит нашептываниям, подожду итогов расследования.
Штефан поколебался мгновение и, вспомнив совет первого секретаря, мягко, доверительно, стараясь не обидеть Павла, сказал:
— Понимаешь, какое дело, этим случаем поручили заниматься мне. Косма помолчал, а когда заговорил, голос его был тусклым, разочарованным.
— М-да! Это другое дело. Ну что ж, где, когда и как ты хотел бы повидаться?
— Если ты не против, я мог бы зайти в понедельник утром на завод.
Косма закашлялся. Он никак не мог совладать с собой. Потом подчеркнуто иронично сказал:
— К вашим услугам, товарищ Попэ.
— Что с вами, товарищ Косма? — в том же тоне спросил Штефан.— Вы, генеральный директор крупного предприятия, член уездного комитета партии,— и вдруг к услугам какого-то рядового инструктора.
Косма нервно засмеялся.
— Ну ладно, ладно, дружище. Мы тоже на производстве не лыком шиты, понимаем кое-что.
— А именно?
— Что один наш старый друг скоро будет назначен заведующим экономическим отделом...
— Первый раз слышу,— жестко ответил Штефан, а сам подумал: «Откуда, черт возьми, прознали, ведь и решения-то еще нет! Беспроволочный телеграф, да и только!»
— Будет тебе,— продолжал тем временем Павел.— А если и в самом деле не знал, так тем лучше для тебя: новость врасплох не застанет, обдумаешь все хорошенько, а там, глядишь, и откажешься. Экономический отдел — это не шутка.
«Вот уж ты обрадуешься!» — пронеслось в голове Ште-фана. И он как ни в чем не бывало заключил:
— Ну, всего доброго, до понедельника.
Казалось, воскресенье не кончится никогда.
Санда убежала на завод еще затемно. Выпив свой кофе с молоком, Петришор безропотно засел за уроки. Заметив подозрительный взгляд отца, буркнул:
— Ничего я не натворил и никому не замасливаю глаза, как ты говоришь. Просто хочу потом поиграть с ребятами и сходить в кино. Ладно?
— Жаль, но я не смогу.
— А я тебя и не звал,— обиделся сын, глядя в сторону.— Это чтоб ты знал, где я буду. А то надоели мне всякие истории...
— На кого же ты меня бросаешь...
Мальчуган опешил, часто заморгал. Потом изобразил великую думу, в глазах вспыхнул лукавый огонек, и он покровительственным тоном произнес:
— Ну знаешь, уважаемый, ты уже не ребенок! Хватит цепляться за мамину юбку!
— Вот дьяволенок! — не выдержал Штефан. Петришор просиял и уже своим обычным голосом
закончил:
— Ладно, сам разберешься. Позвони дяде Дану, ты у него целую вечность не был.
А ведь и правда! Ай да сын! Взглянул на часы — почти десять.
— Алло, это ты, Штефан? — спросила доамна Испас.— Давненько ты к нам не заглядывал. Как не стыдно, право...
— Мое почтение, доамна Испас, и, пожалуйста, извините за ранний звонок. Если не возражаете, я хотел бы поговорить с Даном.
— Ну, разумеется, не с нами, стариками. А ведь вы с Сандой для нас все равно что родные... Ну да ладно, но только Дана нет.
Штефана осенило:
— Ах, да, ну конечно! Как же это я не сообразил: он на похоронах.
— Боже мой, какие похороны? — всполошилась женщина.— Что-нибудь случилось?
— Нет, нет! То есть да... Доамна Испас взмолилась:
— Да не тяни же ты, милый, скажи скорее, что там произошло!
Штефан понял, что грустная весть еще не долетела до особняка.
— Умер главный бухгалтер Пэкурару. Санда сейчас тоже на заводе.
— Как умер? Так внезапно? Я только что просматривала газету, там ничего нет.
— Успокойтесь, доамна Испас, это жизнь... Одни рождаются, другие умирают. Ведь колесо жизни не остановишь.
Штефан услышал ее тяжелый вздох. Помолчав, она сказала:
— На заводе ты его не найдешь. Вот уже неделя, как он в Бухаресте, не то на коллоквиуме, не то на симпозиуме, не разберешь. Все по вашей энергетике. Дома его теперь редко застанешь...
Штефан вышел из своей комнаты и увидел, что Петри-шор уже стартует на улицу.
— Ну, ты даешь!
— Физкульт-привет! Не переживай, поиграем в другой раз.
— Вот спасибо-то! Ключ возьми.
— Ты будешь дома? А то мой ключ у мамы.
— Это еще что такое! Домашний арест?
— Ничего, надо и тебе немножко отдохнуть. И потом, где это написано, что только ты можешь командовать?
Не успел Штефан ответить, как сына и след простыл. Штефан взял письмо Пэкурару и стал внимательно, строчка за строчкой его изучать.
ГЛАВА 4
Потихоньку, чтобы не разбудить ее, он встал с постели. Отступил на цыпочках к креслу, не спуская глаз с прекрасной обнаженной женщины, похожей на античную скульптуру. Стройные ноги, округлые бедра, изящная девичья талия, покатые плечи и маленькие груди со светло-коричневыми сосками, которые смешно и трогательно выглядывали из-под ее тонких пальцев. Лицо было скрыто тенью, лишь пышная копна волос четко выделялась на фоне подушки. Она легко, умиротворенно вздохнула, и голубая жилка нежно запульсировала на шее. Для той неистовой, всепоглощающей страсти, которая охватила их, ночи оказалось мало, и только теперь, когда в лучах заходящего солнца контур ее фигуры уже отсвечивал бронзой, она заснула, безмятежно и самозабвенно. А вот к нему сон не приходил. Нет, его не мучили угрызения совести из-за того, что, вернувшись в четверг вечером из Бухареста, он пошел не домой, а сюда, в гостеприимную квартирку на третьем преподавательского дома, и самовольно добавил к своей командировке и пятницу, и субботу... Познакомились они случайно, по крайней мере Дан так думал вначале. Как-то он торопился на завод после заседания, где долго и нудно толкли воду в ступе. Время было потеряно напрасно, настроение — дрянь. Мысли об очередном проходившем испытания моторе не давали покоя. Трамвай скрипел и лязгал всеми своими сочленениями, казалось, вот-вот развалится. Дан держался за спинку сиденья, на котором восседала необъятных размеров матрона с двумя столь же необъятными корзинами. Внезапно он почувствовал, как чья-то рука опустилась на его пальцы и подниматься явно не спешила. Он увидел элегантную перчатку, потом кокетливый меховой воротничок, нежный подбородок, слегка подкрашенные полные губы и дерзкий вздернутый носик. А огромные зеленые глаза, в которых Дан утонул сразу, смеялись, видимо нисколько не сомневаясь в неотразимости произведенного впечатления. Дан смущенно пробормотал что-то вроде: «Извините, я не думал...» В голосе женщины прозвучала озорная ирония: «Неужели мой вид внушает такой ужас?» Этот игривый тон, самоуверенный вид, убежденность в своей молниеносной победе были ему неприятны — не любил он таких женщин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103